Синий свет, свет такой синий (Есенин)

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Вздор! Не обращай внимания. Вклеишь ей какой-нибудь комплимент позабористей по женской части. Она рада будет - заждалась тебя. Сразу растает.

ДУНКАН (появляясь на пороге). Эссенин!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А, Изадора! Мы тебя тут заждались! Принимай гостей! Кофе нам турецкий свари. Сегодня у вас свадьба!

ДУНКАН. Сватьба! Сватьба! Посылайт нам поздравлень! Мы принимайт подарки: тарьелк, кастрюль, скофорот! Первый раз в жизнь у Изадора законный муш!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А Зингер?

ДУНКАН. Зингер? Нет!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А Гордон Крэг?

ДУНКАН. Нет! Нет!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А Габриэле д'Аннунцио?

ДУНКАН. Нет! Нет! Нет!.. (Подходит к Есенину.) Серьожа - первый законный муш у Изадора. Тепьерь Изадора - толстый русски жена.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Выпьем за молодых: Сергея Есенина и Изадору Дункан!

ДУНКАН. Нет, нет! Эссенин! Изадора Эссенин!

ЕСЕНИН (обреченно). Теперь я - Дункан.

ДУНКАН (гладит его по волосам). За-ла-та-я га-ла-ва! За-ла-та-я га-ла-ва!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Горько!

ДУНКАН (целует Есенина в губы). Ангьел!

ЕСЕНИН (отстраняет ее). Отстань!

ДУНКАН. Эссенин-хулиган! (Целует его еще раз.) Тшорт!

ЕСЕНИН. Отстань, стерва! (Дает ей пощечину, отталкивает ее.)

ДУНКАН (Черному человеку). Это есть русски лубофь! (Указывает на грудь.) Здесь у него - Кристос (Хлопает по лбу.) А здесь у него диабол. Это тшорт и ангьел вместе. Ду ю спик инглиш?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Йес ай ду!

ДУНКАН. Как хорошо, что с вами можно говорить по-английски. Ведь друзья Есенина ни слова, кроме как на своем языке не знают. Это страшно тяжело. И надоело, ах, до чего надоело! Он - самовлюбленный эгоист, ревнивый, злой, но я люблю его. Когда он читал мне свои стихи, я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка, и что стихи эти написал гений! Но поэты - отвратительные мужья и плохие любовники. Уж поверьте мне. О них и говорить не стоит - хлам! Одни словесные достижения. И большинство из них к тому же пьяницы, а алкоголь, как известно - враг любовных утех.

ЕСЕНИН. Ну, что у вас там? Вздоры да уморы - бабьи разговоры? Жалуется на меня? А ты уши развесил? Так, так! А лучше бы она сплясала. Любопытно, занятно она пляшет. Спляши, Изадора! Спляши, слышь! (Сдергивает длинный шарф с ее плеч и протягивает ей.) Ну, алле! Гуд! Валяй! Пляши! Айда! Живо!

ДУНКАН (Черному человеку). Я сейчас буду танцевать только для вас!

ЕСЕНИН. Тебе следует посмотреть, как она с шарфом танцует. Замечательно!

Дункан танцует, воплощая в танце все то, о чем говорит Есенин.

Оживает у нее в руках шарф. Держит она его за хвост, а сама в пляс. И, кажется, это уже не шарф, а хулиган. Будто не она одна, а двое танцуют. Глазам не веришь - такая экспрессия получается. Хулиган ее и обнимает, и треплет, и душит... А потом вдруг - раз, и шарф у ней под ногами. Сорвала она его, растоптала - и крышка! Нет хулигана, смятая тряпка на полу валяется. Удивительно она это проделывает. Сердце сжимается. Видеть спокойно не могу. Точно это я у нее под ногами лежу. Точно это мне крышка! (Свирепея.) Стерва! Это она меня!.. (Залпом выпивает бокал шампанского и бросает его со всего размаху о стену.)

ДУНКАН (останавливается). Итс фо гуд лак!

ЕСЕНИН. Правильно! В рот тебе гудлака с горохом! (Со злой иронией.) Божественная, дивная Изадора! Мы все недостойны даже ножку вашу целовать! (Черному человеку.) Что же ты, черт, не поешь: многая лета многолетней Изадоре, тудыть ее в качель!

ДУНКАН (Черному человеку). Мы с Есениным не чувствуем эти 15 лет разницы. Ужасно, что мы привыкли считать зрелый возраст чем-то, что нужно скрывать. Женщины, если хотите, могут доказывать власть духа над материей. Вы согласны?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Конечно.

ЕСЕНИН. Опять на меня жалуется! Пляшите, пейте, пойте, черти! И чтоб дым коромыслом, чтобы все ходуном ходило! Смотрите у меня!

Сыпь, гармоника, Скука...Скука...

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мной, паршивая сука,

Пей со мной.

Дункан подходит к Есенину, садится на пол рядом с ним и кладет голову ему на колени.

Излюбили тебя, измызгали,

Невтерпеж!

Что ж ты смотришь так синими брызгами,

Иль в морду хошь?

ДУНКАН. Я лублу Эссенин!

ЕСЕНИН А я - нет! Когда ты умрешь, никто о тебе не вспомнит. Через несколько лет твоя великая слава танцовщицы испарится. И - никакой Изадоры! А поэты и их стихи продолжают жить. И я, Есенин, оставлю после себя стихи. Такие стихи, как мои, будут жить вечно!

ДУНКАН (Черному человеку). Скажите ему, что он не прав. Я ненавижу танец. Я дарю людям красоту, которая не умрет. Я отдаю им душу. Я пользуюсь своим телом, как медиум, как поэт пользуется словами. Я могу дать людям то, что навсегда останется с ними, навсегда оставит в них след.

ЕСЕНИН. Что она тебе сказала?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Она говорит, что настоящее искусство никогда не умрет.

ДУНКАН. Отшень карош рашен! Такой - ух! Не бывайт! (Целует Черного человека.)

ЕСЕНИН. Врешь! Ах ты, шкура барабанная, туда и сюда тебя! (Шлепает ее ладонью по спине.) Не смей целовать чужих! Ты - сука!

ДУНКАН. А ты - собака!

ЕСЕНИН (хватает ее за горло). Правду сука! Правду! Что ты говорила ему про меня?

ДУНКАН (хрипит). Карашо говорил, отшень карашо!

ЕСЕНИН. Врешь! Убью!

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Что ты делаешь? Ты ее задушишь!

ЕСЕНИН. Болван, ты не знаешь, кого защищаешь! Это же сука, шлюха, блядь!

ДУНКАН. Ну карашо, Серьожа, ..ать, ..ать, ..ать! Скажи мнье сука, скажи мнье стьерва.

ЕСЕНИН (остывая). Любит, чтоб ругал ее по-русски, нравится ей. И когда бью - нравится. Чудачка.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. А ты бьешь?

ЕСЕНИН (смеется). Она сама дерется!

Дункан подходит к Есенину и Черному человеку, протягивает к ним раскрытую ладонь. На ней часы-брегет.

ДУНКАН. Смотрите! Тшасы! Для Эссенин! Он будет радовайтся, что у него теперь есть тшасы! (Есенину). Это мой подарок.

ЕСЕНИН. Я их не приму!

ДУНКАН. Если Эссенин лубит Изадора, он должен взяйт тшасы!

ЕСЕНИН. Ну, хорошо. (Берет часы.) Посмотрим, который теперь час. (Открывает крышку часов.) А тут кто?

ДУНКАН. Здесь мой фото. Как это по-русски, снимок Изадора. Там есть я и мой дети: Дейдре и Патрик. На памьять!

ЕСЕНИН (размахивается и швыряет часы об пол). Ты слишком подолгу думаешь об этих...детях! Пошла вон!

Дункан медленно уходит.

ЕСЕНИН.  Чем больнее, тем звонче,

То здесь, то там.

Я с собой не покончу,

Иди к чертям.

К вашей своре собачьей

Пора простыть.

Дорогая, я плачу,

Прости... прости...

(Оглядывается.) А где Изадора?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ушла. Обидел ты ее. Ведь дети у нее погибли, видишь, как скверно вышло.

ЕСЕНИН. Скверно это, сам знаю. Какая-то чертовщина! Часто мы с ней ругались. Вздорная баба, к тому же иностранная - не понимает меня, ни в грош не ставит. Меня это злит. Замечательная она, знаменитость, умница, а недостает чего-то, самого главного. Того, что мы русские, душою зовем.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ну и плюнь ты на нее. Было бы о чем думать!

ЕСЕНИН. Не могу. Хочешь верь, хочешь не верь, я ее любил. И она меня любила, и, я знаю, любит. А какая нежная была со мной, как мать. Она говорила, что я похож на ее погибшего сына. В ней вообще очень много нежности. Мы крепко любили друг друга. Можешь ты это понять?

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ты же ей в сыновья годишься, она же старая для тебя? С пьяных глаз женился на старухе!

ЕСЕНИН. Ты не говори, она не старая. Она красивая, прекрасная женщина. Но вся седая, под краской, вот как снег. Знаешь, она более русская, чем все там. У нее душа наша, она меня хорошо понимала.

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Не противоречь сам себе. Только что ты говорил обратное.

ЕСЕНИН. Богом тебе клянусь, вот святой истинный крест! А то, что ей сорок, так, дай Бог, тебе быть таким в семьдесят! (Оборачивается. Черный человек исчез.) И какую-то женщину сорока с лишним лет... называл своей милой...