Рождественские рассказы

— О нет, не в пруду, — улыбнулся сатир, — я укажу вам бассейн, достойный вашего дивного, божественного тела. Я вас приведу к берегу океана, в лазурных долинах которого вы будете резвиться с обществе чудных золотых рыбок, обвитая жемчугами и кораллами, где вы белизной своего тела затмите белизну морской пены, где на вас с восторгом будут устремлены тысячи глаз, и воздадут вам хвалу и славу, как, давно уже, вашей прапрабабушке Киприде, родившейся из той же лазурной волны, из той же белоснежной пены...

Нимфа очень мало поняла из этой речи, но все же немного больше, чем прежде; ее даже заинтересовало — куда это обещает повести ее купаться восторженный поклонник, а тот, заметив в окне домика сердитый нос, а на нем круглые синие очки, торопливо проговорил:

— Я вас буду ждать... там и поведу туда. До завтра?..

Нимфа щелкнула его по руке — и было за что — и, скромно потупив глазки, пошла по направлению к висячему крылечку...

— Как она еще глупа и как прекрасна! — думал Сатир, мелкой рысцой отправляясь восвояси. — Но глупость эта пройдет! Это неведение невинности... И мне суждено быть новым Пигмалионом, оживляющим силой своего чувства холодный мрамор этой прелестной статуэтки!

На другой день, Сатир был очень удивлен и, конечно, порадован, когда, прибежав туда, застал уже свою Нимфу там.

Эту необыкновенную аккуратность счастливый поклонник красоты принял за нетерпение пробуждающегося чувства.

— Ну, бежим смотреть скорее на золотых рыбок! — встретила его красавица.

— И купаться! — лукаво усмехнулся волокита.

— Насчет купанья, право не знаю, что-то не расположена — да и тетя мне отсоветовала...

— А вы все рассказали? — укоризненно кивнул головой Сатир.

— Да, тетя сказала мне, что купанье в океанах небезопасно, а про золотых рыбок сказала, что это милые и преполезные твари... и если бы, не рискуя купаньем...

— Ах, старая карга! — почесал за ухом Сатир и добавил вслух, будто бы совсем равнодушным тоном:

— Как хотите! Бежим только посмотреть, а там на месте видно будет!

Они побежали, но как не легка была на ногу прелестная спутница, дорога была не близка, и Нимфа начала уставать.

Сатир, конечно, заметил это, и предложил к ее услугам свою спину.

Солнце высоко поднялось над волшебным лесом, когда наши путешественники прибыли на место. Сатир был взволнован близостью чудной ноши и порядочно-таки утомлен. Глазки Нимфы тоже слегка подернуло томной поволокой... Они присели перевести дух на краю крутого обрыва — и чудная картина, развернувшаяся перед их глазами, вполне вознаградила их за утомление.

Омывая береговые скаты жемчужной пеной, «без конца, сливаясь с лазоревым небом», расстилался безбрежный океан. Его гладкая, темно-синяя поверхность, словно огненными искрами, сверкала мириадами золотых точек. Это все были драгоценные рыбки, весело резвящиеся в коралловых чащах подводных лесов. По красным и бледно-розовым ветвям развешаны были жемчужные нити; у самого берега, сквозь пелену воды блистали раковины, переливавшиеся на солнце всеми цветами радуги...

—- Ах, как это дивно... как красиво! — захлопала от восторга Нимфа и потянулась на самый край обрыва...

— А как хорошо там купаться!.. Не то, чти в жалком ручейке, под ивовыми кустами! — прошептал ей на ухо Сатир.

— Страшно! — пробормотала красавица. — Тетя говорила...

— А рыбки... рыбки...

— Страшно!..

— Смелее, дитя мое, я здесь! Я тебя поддержу!

— Ух!..

Нимфа разом соскользнула с гребня, пытаясь ухватиться руками за шею Сатира... А тот все шептал:

— Не бойся... Смелей...

А волшебная бездна океана тянула красавицу все сильнее, все неотразимее...

Вот уже близка водная поверхность, вот уже прохладная струя захватила ножки Нимфы, вот она погрузилась по пояс... по горло... и вдруг, охваченная полной решимостью, окунулась с головой и стала нырять и плавать, не слушаясь на этот раз Сатира, который, не ожидая такого блестящего успеха своих уроков, немного даже струсил и, спустившись к самой воде, проговорил:

— Однако!.. Ну, теперь и довольно!.. Для первого дебюта совершенно достаточно...

Увлекшуюся купальщицу охватило восторженное состояние. Она пела, хохотала и в этом возбужденном смехе слышалось даже что-то похожее на рыдание...

Она жадно ловила руками золотых рыбок, накидывала на их резвые стаи сети своих чудных, серебристых волос, ныряя все глубже и глубже. И вдруг дико вскрикнула, охваченная иным чувством — чувством смертельного ужаса...

Там внизу, глубоко, из темной бездны появились два громадных тусклых глаза, и в слоях подонного ила закопошились какие-то гигантские змеи... Эти змеи, щупальца страшного Спрута, тянулись к ней, готовясь обвить смертельными, холодными кольцами ее чудное тело.

Нимфа сделала последнюю, увы, бесплодную попытку рвануться кверху... Сознание ее покинуло, и это дивное чистое существо, девственное когда-то даже в своих помыслах, погибло в ненасытной пасти гнусного чудовища...

А Сатир уныло свистнул, поскребя себя всей когтистой пятерней за ухом, и стал, цепляясь руками, взбираться на крутизну берегового обрыва.

Проходили года. У нашего Сатира были и еще подобные приключения, но намять о первой Нимфе не изглаживалась... С летами официальное положение Сатира в лесу все поднималось и поднималось, и ему удобно было наводить справки в глубоком, подонном мире... Да и характер у него стал спокойнее и сдержаннее. Прежние его маленькие, серебряные рожки, так называемые молочные, сначала сменились золотыми, значительно большей ценности, а теперь уже украсились алмазами и драгоценными камнями, но зато в ногах уже не ощущалось ни прежней силы, ни прежней резвости.

Однажды, под вечер, медленно прогуливаясь по берегу, Сатир услышал пение... Мотив веселой песенки показался ему знакомым... Это бы еще ничего — старик отлично изучил весь игривый репертуар подобной музыки — но голос, вот что его особенно заинтересовало... Голос этот он положительно слышал когда-то, давно, но слышал...

Сатир подошел поближе к воде, раздвинул руками камыши и увидел чудную женщину, с роскошными, ярко-зелеными волосами... Это была она! Вне всякого сомнения, она!.. Окраска волос, хотя и изменилась, но ведь это бывает. Дивные формы развились усиленно, но это ее нисколько не портило.

Старик смотрел с восхищением на чудное явление и, наконец, решился приступить...

— Это вы?

— Я!.. Разве переменилась?.. А ну, подойдите-ка поближе! Не бойтесь! Прежде вы были храбрее...

Сатир приблизился.

— Фу, как вы постарели! Какой стали ощипанный, лысый!.. А все-таки подойдите. Я вас, так и быть, поцелую...

У Сатира забилось сердце, он заметил страстный, жадный взор красавицы, но не заметил только того, что этот взор устремлен не на него лично, а на его лысую, ощипанную голову...

Красавица схватила его за рога, притянула к себе. Что-то хрустнуло, но он в пылу внезапно вспыхнувшей новой любви не заметил этого и почти с прежней, юношеской силой обнял свою Нимфу, но тотчас же в ужасе отскочил назад и пустился наутек, стараясь подальше удрать от своей нечаянной встречи.

Он убедился, что красавица наполовину была только женщина; остальную ее часть составлял холодный рыбий хвост, покрытый жесткой, слизистой чешуей...

С отчаянием он схватил себя за голову и тут только заметил, что драгоценных рогов, как не бывало — они остались в руках нырнувшей на дно зеленокудрой соблазнительницы...

«В ТАЙГЕ»

— Дедко, а, дедко? Ты говоришь двадцать монетов дадут за «него»?

— Дадут! Так вот полностью и отсчитают!

— А много это, — двадцать монетов?

— У тебя две руки, на каждой по пяти пальцев, всего, значит, десять; клади на каждый палец по две монеты, как раз и выйдет...