Далекие годы (Книга о жизни)

Женщина сняла шляпку и положила ее себе на колени.

- Возьми, послушай,-предложил Черпунов. Я прижал раковину к уху и услышал сонный шум, будто далеко-далеко набегали на берег равномерные волны. Женщина протянула руку.

- Дайте и мне. Я уже давно не слушала. Я отдал ей раковину. Она прижала ее к уху, улыбнулась и приоткрыла рот так, что были видны ее маленькие, очень белые и влажные зубы.

- Что же ты, Маша, не идешь к Кирхгейму? - неожиданно спросил Черпунов. Женщина встала.

- Я раздумала. Мне скучно одной идти к Кирхгейму. Извините, если я помешала. Она вышла из столовой.

- Ну, что же,- сказал Черпунов,- продолжим нашу беседу, молодой человек. Вон там, в углу стоят черные ящики. Принеси-ка сюда верхний ящик. Только неси осторожно.

Я взял ящик и поставил его на стол перед Черпуновым. Ящик оказался совсем легким.

Черпунов не торопясь открыл крышку. Я заглянул через его плечо и невольно вскрикнул. Огромная бабочка, больше, чем лист клена, лежала в ящике на темном шелку и переливалась, как радуга.

- Не так смотришь! - рассердился Черпунов.- Надо вот так!

Он взял меня за макушку и начал поворачивать мою голову то вправо, то влево. Каждый раз бабочка вспыхивала разными цветами - то белым, то золотым, то пурпурным, то синим. Казалось, что крылья ее горели чудесным огнем, но никак не сгорали.

- Редчайшая бабочка с острова Борнео! - с гордостью произнес Черпунов и закрыл крышку ящика.

Потом Черпунов показал мне звездный глобус, старые карты с "розой ветров", чучела колибри с длинными, как маленькие шила, клювами.

- Ну, на сегодня довольно,- сказал Черпунов.- Ты устал. Можешь приходить ко мне по воскресеньям.

- Вы всегда дома?

- Да. Я уже стар, чтобы бродить и путешествовать, мой друг. Вот я и странствую по стенам и столам,- он показал на книжные полки и на мертвых колибри.

- А вы много путешествовали? - спросил я робко.

- Не меньше, чем Миклухо-Маклай.

Когда, торопясь и не попадая в рукава, я натягивал в передней шинель, вошла молодая женщина. Она была в коротком узком жакете, в шляпе и перчатках. Маленькая темная вуаль была опущена у нее на глаза. От этого они казались совсем синими.

- Вы где живете? - спросила она. Я ответил.

- Значит, до Крещатика нам по пути. Пойдемте вместе.

Мы вышли. Черпунов стоял в дверях и смотрел нам вслед. Потом он громко сказал:

- Маша, прошу тебя, будь осторожна. И возвращайся скорей.

- Я слышу,- ответила женщина, но не оглянулась. Мы миновали Никольский форт с бронзовыми мордами львов на крепостных воротах, прошли через Мариинский парк, где я встретил когда-то гардемарина, и повернули на Институтскую улицу. Женщина молчала. Я тоже молчал. Я боялся, что она о чем-нибудь спросит и мне придется отвечать.

На Институтской она наконец спросила:

- Что вам больше всего понравилось в нашем музее?

- Бабочка,- ответил я, помолчав, и добавил: - Только жалко эту бабочку.

- Да? - удивилась женщина.- Почему же вам ее жалко?

Мне в то время никто не говорил "вы", и от этого я еще больше смущался.

- Она очень красивая,- ответил я,- а ее почти никто не видит.

- А еще что вам понравилось?

На Крещатике мы остановились около кондитерской Кирхгейма. Женщина спросила:

- Вам позволяют пить какао в кондитерской? И есть пирожные?

Я не знал, позволяют ли мне это или нет, но вспомнил, что один раз я был с мамой и сестрой Галей у Кирхгейма, и мы действительно пили какао. Поэтому я ответил, что, конечно, мне позволяют бывать у Кирхгейма.

- Вот и хорошо! Тогда пойдемте.

Мы сели в глубине кондитерской. Женщина отодвинула на край столика вазон с гортензией и заказала две чашки какао и маленький торт.

- Вы в каком классе? - спросила она, когда нам подали какао.

- Во втором.

- А сколько вам лет?

- Двенадцать.

- А мне двадцать восемь. В двенадцать лет, конечно, можно верить всему.

- Что? - спросил я.

- У вас есть какие-нибудь любимые игры и выдумки?

- Да, есть.

- И у Петра Петровича есть. А у меня нет. Вот вы бы приняли меня в свои игры. Мы бы хорошо играли.

- А во что? - спросил я. Разговор становился интересным.

- Во что? Ну хотя бы в Золушку или в бегство от злого короля. Или мы придумали бы новую игру. Она называлась бы "Бабочка с острова Борнео".

- Да! - сказал я, загораясь.- Мы бы разыскали в заколдованном лесу колодец с живой водой.

- С опасностью для жизни, конечно?

- Ну да, с опасностью для жизни!

- Мы бы несли эту воду,- сказала она и подняла на лоб вуаль,- в ладонях. Когда один уставал бы нести, он осторожно переливал бы воду в ладонь к другому.

- Когда мы будем переливать воду,- заметил я,- одна или две капли обязательно упадут на землю, и в тех местах...

- В тех местах,- перебила она,- вырастут кусты с большими белыми цветами. А что случится потом, как вы думаете?

- Мы обрызгаем бабочку этой водой, и она оживет.

- И превратится в прекрасную девушку? - спросила женщина и засмеялась.-Ну, пора идти. Вас, наверное, ждут дома.

Мы вышли. Она проводила меня до угла Фундуклеевской, а оттуда пошла обратно. Я оглянулся. Она переходила Крещатик, тоже оглянулась, улыбнулась и помахала мне маленькой рукой в черной перчатке.

Дома я не рассказал никому, даже маме, что был в кондитерской Кирхгейма. Мама все удивлялась, почему я ничего не ем за обедом. Я упорно молчал. Я думал об этой женщине, но ничего не понимал.

На следующий день я спросил у одного из старшеклассников, кто эта женщина.

- А ты разве был у Черпунова? - спросил старшеклассник.

- Был.

- И видел музей?

- Видел.

- Повезло,- сказал старшеклассник.- Это его жена. Он старше ее на тридцать пять лет.

В следующее воскресенье я не пошел к Черпунову, потому что среди недели он заболел и перестал ходить в гимназию. А через несколько дней мама вдруг спросила меня за вечерним чаем, не видел ли я у Черпунова молодую женщину.

- Видел,- сказал я и покраснел.

- Ну, значит, правда,- обернулась мама к отцу.- А он был с ней, говорят, так добр! Она жила, как принцесса в золотой клетке.

Отец ничего не ответил.

- Костик,- сказала мама,- ты уже выпил чай. Иди к себе, скоро пора ложиться.

Она услала меня, чтобы поговорить с отцом о Черпунове. Но я не стал подслушивать, хотя мне очень хотелось знать, что случилось.