Особенная

Баронесса Циммерванд и оба Строгановы — Сила и Бэтси застали князя и Лику, окруженными шумящей, визгливой, в полном смысле слова, ошалевшей от радости детворой.

— Вы — точно добрые волшебники среди чающих от вас щедрот всех этих крошечных людей, — загудел бас вошедшей в зал великанши баронессы.

— Нет, волшебники — не мы, а вот кто волшебник! — вскричала Лика, выдвигая вперед несказанно смущенного ее вниманием Силу Романовича. — Посмотрите, чего только он не надарил детям!

— Ну, вот, помилуйте! Как же не послужить доброму делу! — смущенно оправдывался тот, краснея и меняясь в лице от непривычного для него всеобщего внимания и любезности.

— Господа! Mesdemes et monsieurs! Чтобы не терять золотого времени даром, я предлагаю сейчас же зажечь елку! — весело вскричал Анатолий к немалому удовольствию карапузика Феди, преважно восседавшего у него на плечах. Другие дети тоже в одну минуту окружили молодого пажа.

— Федя! Зажигай елку! — живо командовал юноша, протягивая малютке палку, на конце которой была прикреплена тоненькая розовая свечка.

— И я, дядя Толя! И я! — подняла голос Танюша, общая любимица взрослых и малышей.

— Нет я! Я зазгу всех люцсе, — пищал чей-то тоненький голосок. И детишки со всех сторон затеснились к елке, отчаянно шумя и суетясь. При вмешательстве взрослых удалось установить кое-какой порядок. Елку, наконец, зажгли к полному восхищению ребят и роздали малышам рождественские подарки. Федя завладел прекрасным зеленым пароходом, привезенным сюда Силой Романовичем, а голубоглазая Танюша укачивала, как заботливая мамаша, своего ребенка — очаровательную куклу — подарок князеньки.

— Ох, какая она красивая, тетя Лика! Чудесная, красивая, совсем как ты! — говорила, захлебываясь восторгом, девочка, то и дело покрывая поцелуями фарфоровое личико куклы. Лика с заботливой нежностью заплетала в это время в косичку растрепавшиеся локоны ребенка, не замечая, как две пары глаз смотрят на нее с необычайным сочувствием и добротою.

То были глаза князя Гарина и добродушной баронессы, его тетки.

— Как она мила, как необычайно добра эта милая Лика! — произнесла шепотом огромная баронесса, обращаясь к своему племяннику. — Вот такая девушка способна сделать вполне счастливым человека, который назовет ее своею женой.

А знаешь ли, о чем я часто подумываю, Всеволод, — еще более понизив свой чересчур зычный голос и отводя в сторону племянника, заговорила она снова, — вот бы тебе такую подругу жизни, старшую сестру, воспитательницу твоей любимицы Ханы. А! Права я или нет, говори?

— Что вы говорите, тетя, — даже в лице изменился князь, так как догадливая тетка угадала его сокровеннейшие заветные мечты. — Я слишком стар для mademoiselle Лики, она не пойдет за меня! — прибавил он смущенно.

— Ах, глупости, — снова забасила баронесса, — Лика серьезная, милая девушка, а не бальная танцорка, не пустая, легкомысленная светская кукла. Ей не балы, не танцы нужны, а полезная, хорошая трудовая жизнь. Я поняла это с первого же знакомства с нею. Ей гораздо важнее получить друга и сотрудника в общем деле, нежели веселого молодого мужа, и таким другом и сотрудником ты ей можешь быть вполне.

— Если бы это случилось, я был бы счастливейший из смертных, дорогая тетя! — горячо вырвалось из груди князя Всеволода. — Только… только я сам никогда не решусь предложить себя в мужья этой очаровательной и великодушной девушке! — Сделав короткую паузу, шепотом заключил он свою речь.

— И не надо! — загудел шепот баронессы, — и не надо! Кто тебя просит соваться. Я это сделаю за тебя. Сама ведь я давно вижу, как тебе нравится Лика — моя любимица и, откровенно говоря, давно задалась целью сосватать ее тебе.

— Поди-ка ко мне, прелесть моя! — подозвала энергичная старуха проходившую за руку с Таней мимо них девушку. — Мне надо переговорить с тобою… Нет ли у вас здесь укромного уголка, где бы никто нам не помешал, — обратилась попутно к Валерии Ивановне баронесса.

— Пожалуйте в мою комнату, ваше превосходительство, там вам никто не помешает, — любезно и предупредительно предложила та.

— Ну вот и прекрасно, к вам так к вам! — загудел снова на всю залу всем хорошо знакомый голос и, взяв Лику под руку, огромная баронесса поспешила вслед за надзирательницей в ее уютный кабинет, находившийся тут же, поблизости залы.

— Вот в чем дело, дитя мое! — понижая насколько это было только возможно свой басистый голос, начала баронесса, усаживаясь вместе с Ликой на диване в уютной маленькой горнице Валерии Ивановны и ласково глядя в лицо изумленной девушки, — не удивляйся, пожалуйста, если я, по моей простецкой привычке, приступлю прямо к цели без всяких подходов и вывертов ваших светских? Вот в чем дело, дорогая моя девчушка: есть человек на свете, добрый, чуткий, гуманный, честный и отзывчивый, который всю свою жизнь отдаст на служение другим, ну, словом, как две капли воды похожий на тебя духовно. И этот человек любит тебя, Лика, и мечтает о тебе как о доброй волшебнице, могущей помочь ему в его добрых начинаниях, мечтает увидеть тебя около него другом и второю матерью его приемной дочери, которую он любит без границ… Но этот человек не молод, Лика, и опасается открыть тебе свою душу, не зная твоего отношения к нему, и ему тяжело будет выслушать отказ от любимой им девушки, а по этому, мой племянник (ты угадала, конечно, с первого слова, о ком я говорю) и уполномочил меня узнать у тебя решение его судьбы, дорогая Лика. Согласна ли ты стать его женою и другом, матерью его дочери и ее старшей заботливой сестрой. Подумай об этом хорошенько, дитя мое, сможешь ли ты осчастливить своим согласием этого достойного и прекрасного во всех отношениях человека?

Баронесса замолкла и смотрела внимательно и ласково в вспыхнувшее личико девушки. Лика молчала. Глубокое волнение охватило ее. Сердце ее забилось, взволнованные мысли закружились в голове.

Князь Гарин давно нравился Лике. Нравился своею добротою, чуткостью и отзывчивостью к детям, к беднякам, ко всему нуждающемуся в его помощи человечеству.

Эти качества Лика ценила в нем больше всего. Чрезвычайно трогала ее и эта постоянная печаль в лице князя. Она слышала от окружающих о его одиночестве, о безутешности после смерти жены, о его крепкой любви к приемной маленькой дочери и все это вместе взятое привлекало ее сердце к доброму, прекрасному, человеку.

Но она никак не думала, что может сама так сильно понравиться ему.

Работая бок о бок с князем в его детском питомнике, Лика ни разу не задумывалась о том, что случилось сегодня так неожиданно с нею. Она растерялась, смутилась так сильно, что баронесса поспешила прийти на помощь молодой девушке. Обняв Лику, она проговорила ласково, по-родственному заглядывая в лицо Горной.

— Откройся же мне доверчиво, твоему старому другу, Лика, скажи мне по правде, искренно, без утайки, нравится ли тебе князь, радует ли тебя мысль работать с ним совместно отныне в качестве его жены и друга? Привлекает ли тебя мысль об руку с ним продолжать сообща твое служение людям. Ответь мне, подумав хорошенько, моя милая девочка, так как чувствует это твое доброе сердечко. Да или нет? — заключила вопросом свою речь баронесса.

Лика опустила глаза. В них выступили слезы волнения. Она ясно представила себе все то, что ожидало ее впереди. Любимое дело об руку с прекрасным, чутким человеком, который стремится к той же цели, к которой стремится всю свою коротенькую жизнь и она, Лика. Такой человек уже по одному этому не может быть ей чужим и далеким. Он нравится ей, Лике, она привязалась к нему, она его полюбила за недолгое, сравнительно, время их совместного труда. Но только сейчас впервые отдает она себе ясный отчет в своем новом искреннем чувстве к князю.

И, подняв свои светлые, ясные и чистые глаза на баронессу, Лика ответила слегка дрогнувшим голосом: