Похищение мечты (СИ)

- Корреспондентом "Индепендент... кроникл" в Нью-Йорке?

- "Индепендент геральд", - поправил его почти резко Раджан. - Не имею, однако, удовольствия быть с вами знакомым.

- Барри Джордэйн, - толстяк деланно поклонился, сел. Тут же вскочил: - "Чикаго трибюн".

Он вновь сел - напротив Раджана.

- За разрешением какой же проблемы вы пришли ко мне, мистер Барри Джордэйн из "Чикаго... телеграф"?

- "Чикаго трибюн", - радостно поправил толстяк, не замечая, что ошибка была сделана "этим смуглокожим" умышленно.

- Откуда вы меня знаете?

- Видел в одной из наших газет ваш портрет и информацию о назначении шефом-редактором нью-йоркского бюро.

- Итак, в чем проблема? - в голосе Раджана слышались нотки легкого раздражения.

- Очень просто, - толстяк обернулся, махнул блондиночке рукой: "Сейчас иду!" - Я хотел спросить, как вам нравится наша бедная многострадальная Америка? Которая всем и во всем помогает, и в благодарность получает плевки и проклятия?

- Впечатления? Право, долго рассказывать. Если хотите, могу прислать номера моей газеты, с несколькими сериями репортажей. Плевки и проклятия? Не кажется ли вам, что они зачастую вызываются тем, что объекты вашей бескорыстной заботы, мягко говоря, не нуждались в такой помощи и не просили о ней?

К столику подошла девушка. Пока она пересекала зал, мужчины провожали ее откровенными взглядами: "Хороша! Эффектна!

Горячая штучка!" Не обращая внимания на взгляды и шепот, она села слева от Раджана, спросила: "Ты, надеюсь, без меня не скучал?" "Да вот, мистер Барри Джордэйн не давал!" - ответил Раджан. Девушка повернулась к толстяку, нахмурилась. Тот встал: "Рад видеть вас, мисс Парсел. Очень рад!" "Хеллоу", хмуро сказала Беатриса.

- Ты его в самом деле знаешь? - удивился Раджан, когда толстяк ретировался к столику, за которым его ждала хрупкая блондиночка.

- Этого хряка? - Беатриса быстро пролистала меню. "Вечно потный Барри". Его знают все, кто хоть немного знаком с газетной мафией Чикаго. Пустобрех и трус. Но пишет виртуозно. Не так уж много у нас таких перьев. Подписывается "Питер Хьюз".

- Это он? - Раджан обернулся, разыскал взглядом толстяка. - Трудно не согласиться с твоей оценкой. Читал его материалы. Однако, почти все они через прорезь мушки берчиста.

- Сегодня в больших газетах даже чуть левее центра отваживаются писать единицы.

Беатриса заказала устрицы а ля Рокфеллер. А Барри Джордэйн жаловался в это время хрупкой блондиночке: "Только я собирался утереть нос этому цветному недоноску, да знаешь, хлестко, в лучших традициях благословенного Юга, как заявилась эта Беатриса Парсел, из "Нью-Йорк таймс". Сама-то она тьфу. А вот папа ее - Джерри Парсел". "Джерри Парсел! - подхватила Сузи. За ним сотни и сотни миллионов!" - Извини, любимый, - Беатриса положила свою ладонь на ладонь Раджана, несколько раз коротко, ласково ее пожала. Я только что получила письмо от отца, хочу быстрее прочитать.

Не часто он балует меня своими посланиями. Что-то в этом? Не возражаешь?

Беатриса погрузилась в чтение, а Раджан вспомнил, как полгода назад Маяк пригласил его к себе в кабинет. Был поздний вечер. Последние полосы завтрашнего номера "Индепенденсе геральд", подписанные главным, ушли в типографию. Маяк был в добром расположении духа, что в последнее время случалось все реже. Усадив Раджана напротив себя, он поставил на низенький столик, разделявший их кресла, две большие чашки дымившегося напитка, крохотные пирожные в бумажной коробке, восточные сладости в стеклянных вазочках. Главный получал чай прямо с одной из лучших плантаций Ассама, от старого друга, с которым прошел через многие английские тюрьмы в тридцатые и сороковые годы. Вдыхая терпкий аромат, Раджан гадал, чего ради Маяк устроил такое пиршество. Главный хмурился, пил чай неторопливо, степенно.

- Вы знаете, на европейском континенте чай пьют без молока. Удивительно! - Маяк подкладывал Раджану пирожные, лукум, постный сахар. Ах, да, ведь вы же бывали в Европе.

- И однажды вместе с вами, - заметил Раджан.

- Да, да, верно, - согласился Маяк. - И в Советском Союзе...

- Дважды, - подтвердил Раджан.

- А как вы, дорогой Раджан, посмотрели бы на перспективу поехать нашим собственным корреспондентом в Нью-Йорк? - Маяк сказал это буднично, просто, как если бы предлагал прокатиться в один из пригородных парков Дели. - Видите ли, односторонняя ориентация, взгляд на мир через одну призму для журналиста ущербны. Они лишают его животворного объективизма. Я не против пристрастностей (сам в некотором роде пристрастен). Но они должны быть осознанными. Вы много писали о русских. Может быть, даже больше, чем надо - особенно последнее время. На мой взгляд, необходима психологическая пауза. Она нужна и для газеты, и для вашей журналистской карьеры...

Раджан, казалось, слушал Маяка напряженно, затаив дыхание. Он даже скрестил руки на груди, чтобы хоть как-нибудь спрятать дрожавшие пальцы. Но после каждого предложения, произносимого главным, он мысленно вставлял единственное слово: "Беатриса". И весь монолог Маяка превращался для Раджана в торжественный гимн женщине, любви. Это был перст судьбы. Раджан сразу так решил. Последний раз он видел Беатрису на приеме в русском посольстве. Вскоре после того она улетела вместе с отцом в Нью-Йорк. Прошло четыре долгих месяца разлуки, жизни от письма до письма, мук ревности. Ревности беспочвенной, вызываемой лишь безвестием. Маяк еще что-то говорил об ответственности, высшей ответственности перед Индией. А Раджан, кивая изредка и невпопад, горячо и нежно благодарил всех богов и богинь, которых он знал, за милосердие, за доброту. За Беатрису.

Она встретила его в нью-йоркском аэропорту Кеннеди. Едва он сделал шаг из самолета в швартовый коридор, свой первый шаг на американской земле, как увидел ярдах в пяти от себя девушку. Она была одета в лиловое с золотом сари; густые черные локоны в милом беспорядке падали на плечи; такие же черные брови и черные пушистые ресницы, густо насурмленные веки; поверх левой ноздри сверкает внушительный бриллиант, на каждой из обнаженных рук по десять-пятнадцать тонких золотых браслетов. Но все гримеры и костюмеры мира, все мастера париков и драгоценных украшений не смогли бы перекрасить, закамуфлировать, изменить ее глаза. И на этом первом своем шаге на американской земле Раджан снова - как когда-то у себя в Дели - с радостью, нет - с восторгом утонул в этих самых прекрасных на всем свете, во всем Свете - Старом и Новом глазах. Утонул. Растаял. Растворился. Был паспортный контроль и электронно-вычислительная машина скрупулезно проверяла, не является ли он одним из тех, кого разыскивает федеральная и местная полици, или сам Интерпол. Были ожидание и поиск чемоданов. Была очередь к таможенникам и вежливый, внешне небрежный даже поиск контрабанды (самолет летел из Дели, делал посадки в Бангкоке и Гонконге). Была поездка по пригородам Нью-Йорка и по самому городу. Раджан все делал механически, словно во сне, не видел и не слышал ничего и никого, только одну ее Беатрису...

Из воспоминаний его вывел ее голос. Он был глухой, печальный: - Папа пишет, что они - он и Рейчел - недавно навестили Роберта Дайлинга. Бедный Роберт! Едва ли его смогут вытащить из капкана, который уготовила ему судьба, лучшие медики и эффективнейшие лекарства. Вот, послушай папины слова: "Врачи всесильны, когда человек здоров или почти здоров.

А препараты, Бог ты мой, одному они помогут, а десятерых в лучшем случае невинно обманут. Мы видели Роберта, пытались войти с ним в контакт. Ничего из этого не вышло. И, боюсь, не выйдет уже никогда. Такой сильный, энергичный человек, такой пытливый, мощный интеллект - страшно прибавлять ко всему этому частицу "экс". Страшно потому, что он живой. Еще страшнее, что он может пробыть живым долго - год, семь, пятнадцать лет.

Святой Петр свидетель, при всех наших спорах и счетах, ближе, чем Роберт, у меня друзей не было. И, разумеется, теперь не будет. Главный врач клиники полагает, что случай практически безнадежен. Очевидно, он прав. Основная беда в том, что они, врачи, не знают причины болезни. Трагично, но похоже, что ее не знает никто. Никто, кроме самого Роберта. Увы, его существование продолжается в неведомом нам диапазоне, на неопознанной волне, и частота общения доступными нам средствами связи не улавливается... Как многое в жизни с годами перестает поддаваться логическому объяснению. Может быть, поэтому даже самые матерые материалисты к старости - и иногда незаметно для себя - становятся ярыми приверженцами учения Господа нашего Иисуса Христа..." Раджан знал Дайлинга по Индии, знал довольно неплохо.