Избранное

- Sehr gut, - похвалил его немец и намеревался еще что-то

сказать, но в это время от удара изнутри с треском распахнулась дверь

сарайчика, и наружу высунулся мальчишка.

- Господин Рау, уже готово! - выкрикнул он. - Можно печатать!

Голос мальчугана сорвался на петушиный. А сам каков! В

противоположность опрятному господину Рау, весь в пятнах типографской

краски, на лице отпечатки грязных пальцев. Глянул Владимир Ильич на

замарашку - и расхохотался. Тот насупился и, дразнясь, показал язык.

Типографщик кивнул мальчугану: мол, сейчас приду, и, широко

улыбнувшись русскому, показал, как он сейчас засучит рукава. Надул

щеки и, изображая немалое усилие, принялся враз обеими руками крутить

в воздухе: так вращают ворот у русского колодца, поднимая из глубины

ведро с водой. Владимир Ильич догадался: сейчас типографщик встанет к

печатной машине - и позавидовал ему. Мышцы заиграли - покрутил бы и

сам машинное колесо, печатая газету...

А господин Рау уже протянул руку, сказал по-русски "до свидания".

Затем, дойдя уже до двери, обернулся и пригласил вновь побывать в

Пробстхайде, сказав, что именно здесь, в окрестностях поселка, в 1813

году происходило Лейпцигское сражение: мол, есть тому и памятники:

- Не надо и пешком. Сюда конка ходит. Приезжайте!

x x x

Днем позже, покупая в городе газеты, Владимир Ильич заметил у

продавца газету скромного вида. В заголовке: "Arbeiter Turnzeitung".

Купил и эту. Рабочая спортивная газета - Ленин и не слыхал о такой,

принялся с интересом ее рассматривать. Продавец, видя удивление

покупателя, посчитал уместным сказать с достоинством, что в Германии

рабочий люд не дает себя в обиду. Существует, мол,

социал-демократическая партия, с ней и правительство считается. Книги

издает, газеты, вот и новую учредили газету - для молодых рабочих.

"Как это неожиданно и прекрасно! - сказал себе Владимир Ильич. -

Особая газета для рабочей молодежи! Разве в нынешней России мыслимо

что-нибудь подобное?.."

Расплатился он с газетчиком и свернул в сквер, каких было немало

в Лейпциге. Сел на скамью, заслоненную растительностью, и вновь

развернул спортивную газету. Прикинул на взгляд ее формат - небольшой,

понравился; поискал адрес, где газета печатается... И удивленный, и

обрадованный, он мысленно увидел табличку на стене

сарайчика-типографии господина Рау: "Руссенштрассе, 48".

x x x

Новая встреча с владельцем типографии. Клара Цеткин одобрила

выбор Ленина, предварительно удостоверившись, что Рау, как

социал-демократ, ничем не запятнан. На этот раз беседа была

откровенной - социал-демократ говорил с социал-демократом. Рау просил

называть его "геноссе Герман" и не удивился, что у русского учителя

объявилось столь рискованное дело, как издание нелегальной газеты.

Понимающе усмехнулся: конспирация есть конспирация... Владимир Ильич

принял обращение "товарищ", но сохранил вымышленные имя и фамилию.

Встреча происходила теперь в конторе у Германа Рау за чашкой

кофе. Владимир Ильич назвал денежную сумму, которой он вправе

распорядиться для печатания газеты. Была она весьма скромной - и Рау

замялся: заказ невыгоден, а он владелец типографии и, естественно,

признает только прибыльные заказы. Но с другой стороны... Напряженное

лицо человека выражало колебания.

Владимир Ильич, попивая кофе, деликатно молчал. "Кто же возьмет

верх, - с иронией подумал он, - господин Рау или геноссе Рау?" Но вот

лицо собеседника прояснилось. Он залпом допил кофе и объявил:

- Принимаю, геноссе русский учитель, ваш заказ. - Помедлив,

добавил: - Как социал-демократ. Из пролетарской солидарности.

Для заключения сделки перешли в кабинет. Пока усаживались,

Владимир Ильич полюбопытствовал, как возникло у здешней улицы название

"Русская".

- Мы с вами, - сказал Рау, - на поле Лейпцигской битвы тысяча

восемьсот тринадцатого года, и пусть каждый немец, появляясь здесь и

читая табличку, запомнит, что русские войска его предкам помогли

избавиться от наполеоновского ига. - Он сказал далее, что в немецком

обществе ширится патриотическое движение за увековечение этого

исторического события величественным монументом. Идет сбор

пожертвований. - Я сам, - сказал Рау с достоинством, - опустил в

кружку золотой талер.

Напомним, что это был еще 1900 год.

Между тем Владимир Ильич достал купленную спортивную газету и

разгладил ее ладонями на столе. Формат для "Искры" подходящий, а

бумагу Владимиру Ильичу хотелось поставить поплотнее обычной газетной.

Ведь номер "Искры", который тайными путями попадет в Россию к

рабочему, будет передаваться из рук в руки, читаться многими, и важно,

чтобы газета не истрепалась. Однако плотная бумага должна быть вместе

с тем тонкой, чтобы пограничный жандарм, даже обыскивая человека,

везущего "Искру", не обнаружил бы газету ни запрятанную в чемодане, ни

вшитую в подкладку пальто или костюма.

Соображения эти Владимир Ильич не стал высказывать типографщику,

а просто сказал, какая бумага для русской газеты желательна.

- Бумага в Лейпциге найдется на любой вкус, - сказал Рау, - об

этом не беспокойтесь, бумагу я приобрету. А шрифт припасен у вас?

Вопрос озадачил Ленина. Рау объяснил:

- Русского шрифта я не держу, мне ненадобен. И в продаже он

редкость...

Возникло препятствие, какого Ленин не ожидал, и, кажется,

серьезное...

А Рау продолжал, как бы размышляя вслух:

- Заказы из России бывают, но выгодны они лишь крупным фирмам -

там и ассортимент русских шрифтов, и особый персонал в типографии... -

Помолчав, добавил: - Знаю фирму, где печатают Библию для России, но

ведь не придешь, не попросишь мешок шрифта. Сразу: "Кому? Куда? Для

чего?" - и угодишь в полицию.

Можно себе представить огорчение Владимира Ильича, но он нашел в

себе силы даже улыбаться. Терпеливо ждал, до чего же типографщик

договорится, что предложит... Но тот назвал новое препятствие.

- Шрифта у вас нет, товарищ русский учитель. Впрочем, если бы вы

и со шрифтом приехали - мало пользы. Нужен наборщик, умеющий набрать

русский текст. Поставьте, к примеру, меня к кассе с русскими литерами.

Только запутаюсь, дело испорчу. Для меня что китайская грамота, что

русская - никакой разницы.

Пришлось Владимиру Ильичу из Лейпцига уехать.

x x x

Вскоре Ленин возвратился, но уже не один. Своего спутника,

прилично одетого молодого человека, представил Герману Рау:

- Знакомьтесь. Товарищ Иосиф Блюменфельд, наборщик.

- Вернер... - смутившись, вставил названный.

- Да, да, - подтвердил Владимир Ильич, - партийная кличка

товарища - "Вернер".

Рау понимающе кивнул:

- Будем звать Вернером.

Иосиф Блюменфельд был поляк, не вынесший царского гнета и

бежавший из Польши (как известно, самостоятельное Польское государство

в XIX веке перестало существовать: произошел так называемый раздел

Польши, иначе сказать, разорванную на клочья страну поглотили Россия,

Австро-Венгрия и Пруссия). В Варшаве сидел царский наместник. Он

наложил запрет на польские газеты, книги, на самый польский язык. И

Блюменфельд на родине, чтобы прокормиться, стал наборщиком русских

текстов. Оказавшись эмигрантом, он вступил в партию социал-демократов