Под гнетом страсти

— Я никогда не забуду ее слов о моей матери! — прошептала итальянка.

— Полноте, успокойтесь, — заметил Ртищев, — будем говорить о другом. Знаете вы новость? Владимир уезжает на два года за границу.

Смертельная бледность сменила яркий румянец гнева, пылавший на ее лице.

— Когда? — шепнула она, низко опустив голову на руки и сама опускаясь на стул.

— На будущей неделе. Но что это с вами опять? — тревожно спросил он.

— Ничего; я не совсем здорова, — с трудом выговорила она побелевшими губами. — Я пойду к себе.

Она шатаясь вышла из комнаты, оставив Александра Михайловича в большом недоумении.

Время быстро летело, наступил день отъезда графа Владимира. Хотя это было в четверг, Анжелика была дома, так как всю неделю ее била лихорадка и она чувствовала страшную ломоту во всем теле.

Старый граф один ехал провожать сына на вокзал, остальные прощались с ним дома.

Владимир был слегка взволнован.

Он крепко обнял мать и сестру и оглядел комнату, желая проститься с Анжеликой, но ее здесь не было.

— Где Анжелика? — спросил он.

— Вероятно, у себя, — сказала Марья Осиповна. — Оставь ее, ты опоздаешь.

Но Владимир сам побежал к ней. Постучавшись сперва, но не получив ответа, он вошел.

Анжелика лежала на кровати. Он подошел к ней.

— Вы нездоровы, Анжелика, не вставайте, — предупредил он, заметя ее движение, — я пришел только проститься с вами.

Он взял ее за руку и испугался, увидев безграничное отчаяние в ее выразительных глазах.

Она бессознательно подняла руки и обхватила его за шею.

Владимир быстро наклонился и поцеловал ее холодные бледные губы, весь вспыхнул, выпрямился и выбежал вон из комнаты.

Анжелика вскочила, хотела броситься за ним, но зашаталась и без чувств упала на ковер.

Ее подняла вошедшая прислуга и уложила в постель

У ней открылась нервная горячка.

Два месяца провела она между жизнью и смертью, а потом, для поправления надломленного серьезной болезнью здоровья, уехала с семейством ее профессора пения в Италию.

Там пробыла она полгода, вернулась ненадолго в Варшаву и вместе с Ладомирскими отправилась в их имение около этого города.

Старый граф быстро дряхлел и, удалившись за год перед этим от дел, не покидал деревни.

Когда зимой графиня с дочерью уехали в Варшаву, граф с Анжеликой остался в имении.

После своей болезни она страшно выросла и хорошела, как говорится, не по дням, а по часам.

XIX

КРАСАВИЦА

Прошло два года со дня отъезда графа Владимира. В знакомой нам голубой гостиной сидели Ртищев и Раковицкий.

Ладомирские вчера только вернулись из деревни, и молодые люди пришли повидаться с ними.

В ожидании появления хозяев они тихо разговаривали.

— Как мне хочется видеть Анжелику! — воскликнул Александр Михайлович. — Более двух лет прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз.

— Да, она совсем покинула Варшаву и все время жила в деревне или в Риме, — сказал Дмитрий Петрович.

— Она, кажется, брала там уроки пения?

— Да!

В комнату вошла Марья Осиповна.

Молодые люди встали.

После обычных приветствий и вопросов она снова усадила их и между ними завязался оживленный разговор, как это всегда бывает между хорошими знакомыми после долгой разлуки.

Раковицкий осведомился о Лоре.

— Она сегодня у знакомых на обеде, — ответила графиня. — Лора очень веселится эту зиму — почти ни одного вечера не бывает дома.

— Анжелика Сигизмундовна, вероятно, тоже много выезжает?

— О нет. Она осталась такой же дикаркой. Ее не уговоришь выезжать. Она гуляет с моим мужем; читает ему, так что граф очень привязался к ней. Характер ее стал гораздо лучше, но странностей осталось еще много. Все свободное время она занимается музыкой и, несмотря на все наши просьбы, хочет поступить на сцену.

— Вероятно, она очень хорошо поет? — спросил Ртищев.

— Очень. Она наследовала талант и красоту своей матери. Вы недоверчиво смотрите на меня, Дмитрий Петрович, — засмеялась графиня, — но уверяю вас: Анжелика не только что красива, — она прекрасна, этого нельзя у нее отнять. Впрочем, вы сами увидите: она должна скоро вернуться с прогулки. Графиня взглянула на часы.

— A propos [Кстати (франц.)], - начала она снова, — не писал ли вам Владимир? Он, кажется, хочет явиться как снег на голову, а потому и не пишет ничего, когда думает приехать.

— Да и мы в положительном на этот счет неведении, — сказал Александр Михайлович. — Вероятно, он вернется не раньше как через две недели. Когда назначена его свадьба?

— На будущую осень. Траур по ее отцу раньше не кончится. Она приедет вместе с ним и будет жить у нас, так как осталась круглой сиротой.

— Вот и Анжелика, — добавила Марья Осиповна, — я слышу ее голос.

Молодые люди с нетерпением глядели на дверь.

Через минуту она отворилась и на пороге появилась стройная молодая девушка.

Неужели это Анжелика — эта маленькая, некрасивая девочка?

Ничто не напоминало прежней чернушки в этом грациозном, прелестном создании.

Среднего роста, с маленькой головкой, покрытой роскошными черными волосами, с классически правильными чертами лица, Анжелика производила чарующее впечатление. Все переменилось в ней: желтый цвет кожи исчез, хотя лицо было матовое, смуглое, с нежным, то вспыхивающим, то пропадающим румянцем; даже выражение чудных глаз стало другое: неуверенность и упрямство заменились твердым взглядом, в котором светились энергия и уверенность в себе.

Гранатовое кашемировое платье очень шло к ее, с южным оттенком, лицу.

Каждое ее движение было полно бессознательной грации и изящества. Она была неотразима, чудно хороша, и это сказали себе оба товарища, с немым восторгом смотря на нее.

Анжелика прочла в их глазах произведенное ею впечатление, и легкая улыбка скользнула по ее красным, полным губкам, открыв два ряда жемчужных зубов. Она подошла к ним и протянула свои маленькие, изящные руки.

— Как давно, давно мы не видались, — мягким грудным голосом сказала она, — мне кажется, что десять лет прошло с тех пор.

Один за другим пожимая ее руку и не спуская с нее глаз, Ртищев и Раковицкий засыпали ее вопросами о прошедших двух годах.

Марья Осиповна, извинившись, удалилась в свою комнату.

— Я не верю, чтобы вы жили в Риме, — говорил Дмитрий Петрович, — мне кажется, что вы были в какой-то волшебной стране, которая превратила вас в фею.

Анжелика снова улыбнулась.

— Не говорите мне комплиментов, — сказала она, — я не люблю их, да и не привыкла к ним, так как нигде не бываю.

— Это не комплимент, Анжелика Сигизмундовна, это сущая правда, вы…

— Оставим мою наружность, — уже серьезно сказала она, — будем говорить о другом. — Где вы были все время, Александр Михайлович? Я слышала, что вас не было в Варшаве.

— Я был… на Кавказе, иначе бы непременно побывал у вас в Риме. Скажите, как вы проводите время? Веселитесь?

— Веселюсь, но иначе, чем, может быть, вы думаете. Я не бываю ни на одном вечере, которые посещает Лора.

— Неужели вы до сих пор не любите общества?

— О нет, этого я не могу сказать. Меня просто не занимают танцы, хотя, по желанию Марьи Осиповны, я довольно долго брала уроки, чтобы научиться танцевать; но мне кажется, что труды моего учителя пропали даром, — с улыбкой добавила она.

Анжелика говорила просто и непринужденно — прежней застенчивости не осталось и следа.

— Но что же вы делаете все время? — спросил заинтересованный Раковицкий. — Не все же занимаетесь музыкой?

— Конечно, нет, хотя большую часть времени провожу за роялем. Я много читаю одна и с Николаем Николаевичем. Это чтение принесло мне более пользы, чем мои прежние занятия.

— Извините за нескромный вопрос: вы все в таких же отношениях с Элеонорой Николаевной, как и два года тому назад? — спросил Александр Михайлович.