Орлица Кавказа (Книга 2)

На гызылдашской дороге встретил Магыча и Айкануш тщедушный Карапет, и она сразила его пышущим здоровьем, сверкающими зубами, сочными, налитыми алой кровью губами. Столько восторга и растерянности было в его глазах, что кафанка весело рассмеялась, и в ее смехе Карапету послышалось обещание. Вскоре кафанка связала с ним свою судьбу. Много лет прошло, а Карапет не мог опомниться от своего счастья, не верил в него и хотел одного, чтобы она любила его хоть частью той любви, которую он питал к ней. И если ключник решился на такое опасное дело, как подкоп из своей хижины, значит, он действительно хотел этого, зная, что Айкануш ценит в мужчинах не столько физическую силу, сколько отвагу и мужество.

Опасное дело кажется опасным и даже страшным, пока не возьмешься за него. Вот и теперь, стоило им начать приготовления к подкопу, как Карапет перестал суетиться и даже проявил сметку и спокойствие. Теперь и риск не казался ему слишком большим.

- Томас,- спросил Карапет, глядя на Аллахверди, к которому не решался обращаться из-за робости.- А вправду говорят, что Гачаг Наби посещает свадьбы бедных армян и непременно приходит с подарком?

- Ну, это что? Я сам слышал, подковывая лошадей у одного хана, как он рассказывал приятелям. Среди бела дня заявляется к хану высокий мужчина. Вежливо здоровается, спокойно кладет перед ним пистолеты и вежливо спрашивает, такие-то батраки вам задолжали? Задолжали! Много? Много! Ну, тогда несите чернил, напишу расписку. Какую еще расписку? О том, что долг уплачен. Да кем он уплачен? Мною уплачен! Кем это, мною? Видите ли, до сегодняшнего дня меня звали Гачаг Наби.

- И что же?- Айкануш подалась вперед.

- Ничего, таких расписок должно быть ох, как много сейчас,- засмеялся Томас.- И вообще там, где ступает Наби, владельцы кирязов дают воду крестьянам бесплатно, хотя обычно дерут с них три шкуры за глоток воды, сами знаете.

- Хоть бы одним глазком взглянуть на него, на вашего Гачага,- вздохнула Айкануш.

Ревность снова кольнула Карапета. Ключник дал себе слово, что придет время и он восхитит Айкануш, как восхищает ее теперь Гачаг. Да, он стал ключником, но разве по доброй воле? Надо было как-то жить. Он очень хотел, чтобы его Айкануш ни в чем не нуждалась. Многого ли он добился? Вряд ли, но он очень этого хотел, потому что, кроме нее, нет у него никого на белом свете.

Для зангезурца, живущего своим трудом, пшеничная яма, а по-другому пшеничный колодец, был вопросом жизни или голодной смерти. Не было такого крестьянского дома, где в пшеничном колодце не хранилось бы по крайней мере годичное зерно на случай, если морозы и селевые потоки, град и ранние снега беспощадно истребят урожай, если помещик или жандарм, под предлогом излишков отнимут весь хлеб, который будет на виду. Пшеничная яма спасла крестьян и была так хитро устроена, что, даже обнаружив ее, всего зерна отыскать все равно было невозможно. И, естественно, зангезурцы при встрече, после беглых расспросов о здоровье и ребятишках, непременно интересовались состоянием пшеничного колодца. Если он был в порядке, все остальное можно было пережить.

И потому никого не удивляло и не могло удивить, когда у кого-то в доме приступали к рытью глубокой ямы. На гёрусском базаре вечно околачивалась горстка вольнонаемных землекопов, одетых в лохмотья, обычно выходцев с того берега Араза, согласных за небольшую плату и харч вырыть какую угодно яму, хоть до противоположной стороны Земли. Появление двух мужчин, наряженных в лохмотья, когда-то бывшие одеждой, в доме Карапета, хоть и не осталось незамеченным, но особых подозрений не вызвало. Обрядившись в бродяг, Аллахверди и Томас рьяно взялись за дело. Час-другой - и несколько мешков заполнялись землей; землекопы спускались с ними к реке, опорожняли их и, передохнув, возвращались в хижину Карапета. Словом, все было так, как заведено в этих краях. Для большей правдивости Айкануш взяла на себя роль ворчливой хозяйки, которая хочет получить пшеничную яму задаром, морит землекопов голодом, понукает их, день и ночь обзывая бездельниками. Томасу эта игра понравилась: он так ругался с кафанкой, что ей и впрямь начинало казаться, что они землекопы.

- Если вы меня съедите живьем, все равно не насытитесь!- кричала она на весь Гёрус.- Как будто вы роете яму не для зерна, а для своих желудков! Может, вам каждый день закалывать барашка? У вас терпения даже нет, пока кастрюля закипит, вы готовы вместе с ней сожрать все, что попадется на глаза, вместе с этой несчастной хижиной.

Томас бросал кирку, поднимался, подходил к самой двери, слегка приоткрытой, и кричал во все горло:

- Будь мы прокляты, что попали в этот дом! Здесь мы подохнем с голоду. Слышишь, Погос, мы здесь, говорю, сдохнем с голоду! Все! Бросай мотыгу! Идем, нет, бежим отсюда, от этой сквалыги.

- Бегите, бегите,- кричала в ответ кафанка и, увлекаясь, упирала руки в бедра, как делают, вероятно, все крестьянки мира.- Так вас и ждут кругом! Таких голодранцев пруд пруди. Но другие, по крайней мере, не такие обжоры! Чтобы насытить ваши бездонные желудки, нужно, чтобы осел день и ночь возил поклажу с базара. Не трогай фасоли! Не про тебя она!

Томас подзывал знаками Аллахверди, и тот неохотно вылезал из ямы.

-- Скажи что-нибудь,- шептал Томас.- И погромче.

- А что сказать?- сердито спрашивал Аллахверди.

- Ну, заругайся! Ругаться можешь?

- Нехорошо это, ругаться при женщине!

- Вот черт! Нас же двое, надо, чтобы двое бранились с хозяйкой.

- Ладно,- говорил Аллахверди, и, набравшись духу, орал:- Разве это картофель! Это не картофель, это куски земли. Не кормишь, отпусти с богом. Больше ничего придумать не могу,- произносил шепотом Аллахверди.

- Все,- смеялся Томас.- Одевайся, Погос, пошли!

- Во что вам одеваться, голодранцы? Все пропиваете, куска бязи не можете купить, чтобы свою срамоту прикрыть. Идите, идите, что же вы стоите, только ни копейки за работу не получите.

- Ах, не получим,- возмущался Томас, поднаторевший в таких перебранках во время бесконечных своих хождений по разным хозяевам.- А суд на что? А начальник Зангезура, что скажет, если ему пожалуемся?!

- Как раз, больше дел нет начальнику, чтобы такими голодранцами заниматься?

- Ничего, и на вас управа найдется. Мы пошлем телеграмму самому царю.Томас здесь кричал с особенным упоением, подмигивая кафанке.- А уж царь, наш заступник, доберется до вас. Он вам покажет, как обманывать бедных и нищих! Царь заступится!- надрывался Томас, спускался в яму и брал в руки кирку, поплевав на ладони.

Они сильно уставали. С наступлением темноты, отдыхали час-полтора, затем пробирались в пещеру, где оставались друзья: надо было узнавать городские новости, которые доставлял Аслан, бродивший по Гёрусу; ежедневно ждали вестей от Гачага Наби, к которому в обратный путь несколько дней назад отправился Агамирза. Аслан, Тамара и Гогия рвались принять участие в подкопе, но Аллахверди их успокаивал, говорил, что пока рано. Карапет обхаживал капитана Кудейкина, спаивая еН чачей. Нужно быть полностью уверенным, что люди "ока его величества" не нагрянут в хижину к ключнику. Надо подождать весточки от Гачага, может быть, у него есть уже другой план. Словом, пока будут рыть яму Аллахверди и Томас. Всем остальным набраться терпения и ждать.

Едва успевали они вернуться к себе на чердак и заснуть, как раздавался крик кафанки:

- Эй! Лентяи чертовы, подымайтесь. Бендели, вставай! Погос и ты поднимайся, кому сказала!

- Чертова баба,- говорил, пытаясь стряхнуть с себя дурман тяжелого сна Томас.- Когда она так кричит, мне так и хочется сказать всем, что мы роем подкоп, а не дурацкую пшеничную яму и имеем право немного поспать.

Сняв верхний слой песка, затем крошащегося известняка, друзья завязли в глине. Работа пошла медленнее. Яростно орудуя киркой и лопатами, они старались не думать о том, что впереди десятки метров подземного хода, который нужно прорыть в темноте, в короткие сроки, все время подвергаясь опасности. Они с утра намечали себе отметку, до которой нужно рыть, и ни о чем больше не думали, так было легче и спокойнее на душе.