Хрущев: Подари себе рай (Действо 1)

Иван заканчивал обход здания училища. Сопровождали его два заместителя: по учебной части - высокий благообразный Валентин Георгиевич Маковлев (студенческая кличка - "Дон-Кихот"), и по хозяйственным вопросам толстенький Абрам Исакович Рахлин (студенческая кличка - "Санчо Панса"). Иван, разумеется, этих кличек не знал. Но когда впервые увидел стоявших рядом Маковлева и Рахлина, мгновенно подумал: "Какая колоритная и какая контрастная пара! Они явно кого-то напоминают. Кого?" Этот вопрос мучил его четверть часа. Потом, так и не решив его, он углубился в проблемы своего нового места работы. Их было много: критическая нехватка талантливых и, главное, опытных преподавателей; хронический дефицит по всем статьям бюджета - начиная с фондов зарплаты и кончая статьями канцелярских и командировочных расходов. Однако, во всем этом не было ничего необычного. Подобным недугом страдали все или почти все учебные заведения, провинциальные - особенно остро. Но многое и радовало - содержание классных аудиторий было безупречным, классы по численности были вполне умеренными, оборудование химического, физического и других специальных кабинетов было на редкость современным. И столовая обрадовала Ивана чрезвычайно, хотя свои эмоции - и негативные, и позитивные - сдерживать умел. Приятно поразил и обильный - по сравнению со многими другими точками общепита - ассортимент и редкостно низкие цены. Осматривая великолепный актовый зал и просторную сцену с достойными кулисами, артистическими уборными и костюмерной, он спросил:

- Надеюсь, самодеятельность радует обильным репертуаром?

Валентин Георгиевич сложился почти вдвое, что обычно означало крайнюю степень смущения, и сказал со сдержанным сожалением, глядя куда-то за кулисы:

- Увы, ваш предшественник был очень образованный человек, но он полагал, что увлечение, как он однажды выразился, "непотребными плясками и душещипательными аттракционами пагубно скажется на формировании будущих педагогов".

Иван с сомнением хмыкнул, посмотрел вопросительно на Рахлина.

- Да-да, точно-точно, - скороговоркой выпалил тот: - Старик ну очень не терпел, когда студенты отвлекаются от занятий чем угодно. Слова товарища Ленина о том, что надобно "учиться" и так далее понимал сам и втолковывал всем преподавателям как приказ на все двадцать четыре часа в сутки. Знаете, лично я не против, но...

И он вдруг умолк, словно испугался этого своего "но" - еще запишут в оппозиционеры. Кто его знает, что за фрукт этот новый директор. Ходит, вынюхивает, выискивает. Крамолу что ли выслеживает? Би китцер, Абрам, би китцер! У тебя уже трое внучат и Розочка сызнова в интересном положении. Би кит-цер.

Иван промолчал. С подобной однобокостью в прочтении заветов вождя он встречался - и не раз - в Киеве. К сожалению, это касалось самых разных сторон жизни, и с догматиками было не только трудно, но и небезопасно спорить.

Перед выходом во двор для того, чтобы пройти в общежитие, Иван заинтересовался неказистой дверью справа.

- Здесь дворницкая, - небрежно пояснил Маковлев, удивленный дотошностью нового директора. Иван постучал.

- Заходьте! - раздался недовольный женский голос. Толкнув дверь, Иван очутился в небольшой комнате. В нос ударил спертый воздух. "Метров двенадцать, - отметил он про себя. - Самодельный стол, две табуретки, допотопная продавленная кушетка. Супружеское ложе". Над невысокой печкой-лежанкой висела люлька, прикрепленная двойной веревкой к одной из потолочных балок. Её качала простоволосая босоногая женщина в толстой холщёвой рубахе до щиколоток. Увидев вошедших мужчин, сняла со стенного крюка старую кацавейку, набросила её на плечи, откинула за спину густые рыжие волосы.

- Вот, Ксюшка, это новый директор, - сказал, выступив вперед, Рахлин. Женщина сладко улыбнулась:

- Здрасьте, пожалуйста!

Иван протянул руку и она церемонно вложила в нее свою ладошку, сложив её лодочкой.

- А муж ваш работает? - спросил он, чтобы что-нибудь сказать.

- Работат, - протяжно вздохнула она. - И даве, и ноне - все работат, товарищ дилехтор.

- Тута я, - раздался голос, и в комнату боком вошел Кузьмич. Снял треух, кротко улыбнулся: - Мы уже с вами здоровкались.

- Вчера, - светло улыбнулся Иван, пожимая его мощную в окаменелых мозолях ладонь. Посмотрел на рыжую шевелюру Кузьмича, подумал: "Неужто у них в селе все такие? Или выбирал девку себе под стать?"

- Таково жилище санитара наших дворов и тротуаров, - удовлетворенно отметил Маковлев и выжидающе посмотрел на директора. Иван заглянул в люльку, провел рукой по теплой лежанке, скептически оглядел кушетку-развалюху. Уже проходя по двору, сказал:

- Абрам Исакович, у вас на складе мы только что видели и столы, и стулья, и кровати. Не новые, но и не такая рухлядь, как у Кузьмича. Давайте выделим ему минимум, который он заслуживает.

Рахлин выхватил из кармана блокнотик и карандаш, что-то в нем пометил:

- Всенепременно и с удовольствием.

И обменялся красноречивым взглядом с Маковлевым: "Ну что? Говорил я вам, что эти завистники из Гороно все врут. Вам посылают молодого ветрогона. Он всё училище заставит под себя грести. Нет, не похож на карьериста-хапугу. Со-всем не по-хож!" Маковлев ответил ухмылкою Фомы Неверующего: "Не торопитесь с выводами, коллега. Поживем - увидим".

На первом же педсовете Иван выступил с небольшой речью:

- Вчера я беседовал... (он хотел сказать: "С Надеждой Константиновной Крупской", но в последний момент передумал - сочтут еще, что хвастается, бряцает высокими именами, значит, сам на этой земле хлипко стоит, блатной выдвиженец) беседовал с авторитетными экспертами Наркомпроса. Они подтвердили мои первые наблюдения: училище на подъеме, коллектив наставников толковый и слаженный, материальная база завидная. Спасибо всем - от Кузьмича (одобрительлный гомон, возгласы "Трудяга!", "Мужик вкалывает на совесть!") до Валентина Георгиевича и Абрама Исаковича (возгласы: "Браво!", "Дон-Кихот и Санчо Панса по рыцарски лелеют Дульсинею-педагогику!"). Беззаветная учеба, постижение азов, а потом и вершин своей специальности - это, несомненно, задача номер один. Но есть и архизадача - сотворение всесторонне развитой личности. Постигать все виды искусства, все виды спорта - в соответствии с наклонностями и способностями каждого - вот эта архизадача. Тогда и жизнь становится всесторонне полной и духовный мир всего общества, нового социалистического общества, оплодотворяется вершинными достижениями сотен и тысяч талантов.

Цитируя слова Крупской, Иван радостно, возвышенно ощущал, воспринимал, сознавал их как свои собственные. Именно сегодня и именно мы лепим человека будущего. Для этого мы должны взять все лучшее из учения Декарта, Песталоцци, Ушинского, других великих умов, использовать достижения западных современных направлений в педагогике.

Сидевший справа от Ивана Маковлев быстро написал несколько слов в блокноте, вырвал листок, подвинул его к докладчику. "Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин!!!" - прочел Иван. Фамилия "Сталин" была подчеркнута дважды. Сделал паузу, кивнул Валентину Георгиевичу: "Разумеется". Сидевший справа Рахлин скосил глаза, прочитал, прошептал: "Мудро и своевременно!" "А эти Дон-Кихот и Санчо Панса не так уж и простодушны, как герои Сервантеса", - отметил про себя Иван. Прекрасно понимая, что тезис "Кадры решают всё" прост и гениален, он приступил к кропотливой работе по подбору достойных людей прямо в ходе второй беседы с Надеждой Константиновной.

- Я, пожалуй, предложу тебе парочку кандидатур, - она сняла очки, близоруко прищурилась, потерла глаза платком. - При условии, что ты, Ванюша, никогда не обмолвишься, что именно я их рекомендовала.

Она помолчала. Добавила: - Я ничего не боюсь. Боюсь, чтобы это не стукнуло бедой по ним и особенно - по тебе. Эти люди настоящие духовные пастыри. Но они могут быть неудобными кое для кого. Ты смелый, благородный мальчик. Тебе я верю, потому всё это и говорю.

"Значит верно шепчут по углам, что вдова Ильича в опале, - думал Иван, возвращаясь в училище. - Неужели правда - не может выступать, где и как хочет; не может выезжать, куда хочет? Получается что-то вроде домашнего ареста. Крупская под домашним арестом?!"