На блинах

– А вы помолчите, потому что грубостей вашихъ не желаю слышать, не для того сюда пріѣхали. Мы тутъ всѣ по родственному, а вамъ сейчасъ надо ссору заводить. Не даромъ покойная жена васъ иначе какъ мучителемъ и не называла… – припомнила сестрица.

– По родственному! Знаю я это родственное-то, – пробурчалъ Петръ Никодимычъ.

– Вотъ, какъ заговорили съ братцемъ про родственное, такъ онъ сейчасъ жильца хвалить сталъ. А я своими глазами видѣлъ, что на воротахъ и объявленіе о сдачѣ квартиры ужъ вывѣшено.

– А это для острастки, какъ понудительная мѣра, – объяснилъ хозяинъ.

– Очень я хорошо васъ знаю, братецъ, что ужъ! – не унимался Петръ Никодимычъ: ему русская мадера основательно бросилась въ голову. – Вѣдь вы всю жизнь только думали, какъ бы нахапать, да прикопить. Скаредъ вѣдь вы, сущій скаредъ. Вы и холостымъ остались, закона человѣческаго не исполнили, чтобъ только семью не содержать.

– За что-же, братецъ, вы меня такъ обижаете? – примирительно возразилъ хозяинъ. – Не женился я потому, что судьбы не было; такъ Богу было угодно. И притомъ-же я всегда сомнѣніе имѣлъ относительно женскаго легкомыслія. Насмотрѣлся я, ахъ, какъ насмотрѣлся! Вотъ, кстати теперь вспомнить, пріятель у меня былъ…

– А ну его, вашего пріятеля, вы еще такое что-нибудь при дѣвицахъ разскажете… – испугалась Серафима Никодимовна.

– Да, да, всю жизнь только хапалъ да копилъ, никому изъ родныхъ грошомъ никогда не помогъ, – продолжалъ братецъ, обращаясь ко всѣмъ. – Ну, скажите, куда вы всѣ свои деньги дѣваете? – перекинулся онъ въ сторону хозяина. Вѣдь вы ростовщичествомъ занимаетесь, подъ векселя да подъ ручные залоги даете!

Лицо хозяина изобразило полнѣйшее неудовольствіе.

– Какъ вы можете это говорить! – воскликнулъ онъ. – По какому праву вы меня у меня же въ домѣ оскорбляете?

– А вы скажите, что вы съ деньгами дѣлаете? Гдѣ вы ихъ держите? – присталъ братецъ.

– Какія у меня деньги? Крохи, можетъ быть, про черный день. Въ государственномъ банкѣ ихъ держу.

– Въ государственномъ банкѣ? Такъ у васъ книжка должна быть, или квитанція. Гдѣ она? Покажите!

– Почему бы это я обязанъ вамъ показывать? – зашипѣлъ Иванъ Никодимычъ. – Вы ужъ не для того ли про деньги распрашиваете, что можетъ быть думаете забраться сюда, да придушить меня?

Петръ Никодимычъ, весь багровый, поднялся съ мѣста.

– А, вотъ какъ ты со мною разговариваешь! Родного брата въ человѣкоубійствѣ подозрѣваешь? Господа, вы слышали, вы свидѣтели!

И онъ завертѣлъ пустой бутылкой съ такимъ видомъ, который не обѣщалъ ничего хорошаго. Родственная сцена начинала принимать развитіе, при которомъ постороннимъ не слѣдуетъ присутствовать.