Дикарь, трескун, романтик

- У нас хорошо, уютно; тихо тут - словно дача. Не то, что в городе, в такую жару. И море близко.

- Близко?

- Два шага!- хором ответили старик со старухой.

Они провели и показали гостю хибарку - дощатый домик, где в единственной комнатке впритык помещались три железные кровати, холодильник и тумбочка. По половику у окошка бегали черные муравьи.

- Это что у вас тут мураши снуют?- недовольным голосом спросил сибиряк.

- Они не кусачие эти, не помешают. Только почуют, что здесь люди - и деру,- заговорил дед.

- Не помешают ни за что эти, они завтра уйдут, их не будет,- убежденно заговорила старуха.

Сибиряк был в раздумье. Он подвинул на окне занавеску, посмотрел на куст розы перед хибаркой, снова пошел к двери и нарочно наступил повторно ногой там, где доски на полу прогибались.

- Сколько вы берете за такое жилье?

- Так, известно - везде одинаковая цена: восемьдесят пять рублей в сутки,- ответила старуха.

Гость хотел возразить. Старик опередил его:

- У других-то за такие деньги поселят-напихают как сельдей в бочку -  а вы один здесь.

- Ну, хорошо,- сказал гость,- я останусь,- и поставил свою тяжелую сумку на пружинную сетку кровати.

Познакомились. Сибиряк назвался Виктором, сообщил, что прилетел из Тюмени. Пока ему стелили постель, он с дедом вышел из хибарки курить в огород.

- Красотища здесь у вас,- выдохнув своим большим ртом облачко табачного дыма, произнес Виктор.- Это какое дерево?

- Это гранат,- охотно объяснил дед.- Тут у меня слива воткнута, черешня, груша; там - яблоня, виноград, абрикос...

- Обалдеть!

- Это ливанские кедры. Я их специально посадил, чтобы от ветров защищали,- указал старик на высокие, выше дома, деревья с изогнутыми стволами, растущие по ту сторону ограды.

- А что они какие-то...

- Что?

- Кривые.

- Я же говорю - ветры. Здесь зимой почти что - с ног валит: так дует с гор.

Горы, покрытые лесом - зеленые на солнце и серо-голубые в тени, молодые горы с остро-зазубренными, еще не обветренными краями, поднимались за городом, всего в нескольких километрах от дедова огорода.

- Все тут по-другому у вас. И земля какая-то белая, воздух мягкий, сырой. Горы. В другой мир попал, честное слово.

- Земля белая - от скалы,- сказал дед.- Здесь почти совсем земли нет: в глубину - всего-то на штык лопаты, а дальше все сплошь - скала. Не понятно, за что растительность держится. И скала эта прет и прет. Скоро нас совсем выдавит. Тут на самом деле - одна скала, больше ничего нету...- старик собирался еще долго говорить про скалу, но Виктор отвлекся: из дверей хибарки появилась Вера, Виктор, улыбаясь, спросил ее:

- Там готово? Уже не терпится к морю! Где оно у вас? Где?

Вера, стройная и высокая, с голыми плечами, в сарафане на тонких лямочках, глянула на Виктора искоса и замедлила шаг.

- Матери осталось подушку заправить в наволочку - можете заходить.  Я сейчас на море пойду купаться - могу показать вам путь,- проговорила она без малейшей ответной улыбки.

Она подождала его за калиткой. От цикад звенело в ее ушах. Цикады гремели в полную мощь - это значит: не спадала жара, хотя уже близился вечер. Он вышел с банным полотенцем на шее, вместо брюк, он натянул шорты и волосатые его, тонкие ноги вызывали смех, но она не подала виду.

Всю дорогу Виктор пялился по сторонам - на одно- и двухэтажные кирпичные домики за низенькими заборами, на диковинные ему деревья: на одних среди сочной зелени виднелись плоды, другие еще красовались  забавными, с пушистой бахромой, розовыми цветами.  Ей хотелось расспросить его про Тюмень, он же восхищался и говорил лишь о том, что ей было неинтересно - об юге.

- Какие вы счастливые здесь! Вот повезло вам! Курорт, субтропики! Пальма! Я вижу пальму!

Вера взглядывала на него искоса и коротко отвечала. Она знала никакого особого счастья здесь нет.

Море появилось внезапно - они обогнули забор чьего-то особняка - и тут оно было. На узкой полоске пляжа лежали под солнцем люди. Берег уходил излучиной влево и вправо, образовывал огромную бухту. Вдалеке, между оконечными мысами бухты: левым, толстым и правым, тонким скользили яхты по спокойной воде. Клиновидные паруса их белели на блестящем голубом фоне моря и на фоне неба, голубом, матовом.

- Видите рекламный щит? Идите туда. Это пляж санатория, там лежаки, дно получше,- указала Вера влево по берегу.

- А вы?- спросил Виктор.

- Я тут привыкла, под ивами.

- Если можно, я с вами.

- Как хотите. Мне все равно.

Они раскинули свои полотенца под ивами, на песке, метрах в двух друг от друга.  Прозрачные волны докатывали к ним почти до самых ступней. Виктор первым разделся и рванул к морю. Вера мельком глянула, как он, бледный, костлявый торопится добраться по пологому дну до глубины, где можно нырнуть.

После купанья, она давно загорала, когда он, озябший, мокрый вылез из воды и прошел, оставляя на песке большие следы, к своему полотенцу. Он замерз до того, что у него посинели губы, выступила "гусиная кожа". Вздрагивая, он растирал себя полотенцем и восторженно улыбался.

- Бр-р-р... дрожу, как пацан!.. Я не к морю прилетел, а точно в детство свое вернулся!

Он подставил себя вечернему солнцу - долгоногий и длиннорукий, стоял зажмурясь, растопыривал свои пятерни.

- Каким счастливым было у меня детство!- отогревшись, начал говорить он.- И казалось, так и будет продолжаться всегда: это раньше, до меня, существовали преступления, войны - но во мне же нет этой злобы, и в моих знакомых, этого нет: все мы очень добрые, славные люди,- значит, и жизнь у нас будет получаться такая же, хорошая, ясная. Вот теперь, из исходной точки, словно бы из детства, издалека, взглядываешь на жизнь - думаешь, как мы заплутали все, боже! Я вижу теперь, я вижу...

- Кукуруза горяченькая,- произнесла возле них рябая девчонка, продала им два соленых початка и продолжила обход пляжа. Тихонько поскрипывал бидон с кукурузой, который она уносила.

- Вера, послушайте, вот она, тишина,- сказал Виктор.

Они выкусывали желтые пахучие зерна, ужасно вкусные натощак, смотрели, как парит дельтаплан над бухтой, как уплывают яхты под парусами за тонкий и толстый мыс.

В сумерках они вернулись домой. На туристическом примусе возле роз у хибарки Виктор принялся варить себе ужин. В алюминиевом котелке закипели макароны с тушенкой, разнесся по огороду  мясной аппетитный запах. Матрос прибежал и, подрагивая хвостом, то и дело вспрыгивая на задние лапки, семенил кругами, скулил, смотрел на гостя преданными глазами, был уверен, что вот-вот от него перепадет счастье.

Стемнело как всегда на юге - в момент. В доме и в хибарке уснули. Среди ночи Вера будто бы отправилась в туалет - а сама свернула с тропинки, проскользнула крадучись под черной паутиной ветвей и скрылась в хибарке.

Спустя некоторое время вышел на крыльцо дед, смотрел долго в сторону хибарки, потом - на луну, прежде чем опять уйти в дом.

3.

Утром Вера долго не просыпалась. Мать тряхнула ее за плечо и сказала:

- Иди, забери простыни из хибарки, будем стирать.

Вера сразу открыла глаза и спросила:

- Простыни? Какие? Зачем?

- Опять придется вошкаться с ними. Что за люди! Обещал ведь - на неделю, а сам всего-то на одну ночь. Хорошо хоть расплатился, еще бы так удрал - вот был бы номер!

- Уехал?.. Виктор?..

- Ну, да. Я ж тебе говорю. Простыни собери. Вставай, а ну-ка, вставай!

Дверь хибарки была распахнута настежь, кровати - одна с постелью, две другие с голыми сетками, стояли вдоль стен, спортивная сумка исчезла, по коврику на полу бегали муравьи. Записки от Виктора ни на столе, ни на кровати, ни под матрасом, ни в холодильнике - нигде не было.

- Нет, что за жизнь?!- подумала Вера вслух и затем сама ответила себе.Ерунда!

Она содрала с кровати, смяла в комок белье, отнесла его и швырнула под черешню в железный бак, умылась под летним душем, надела цветной веселенький сарафан...