Стена плача

Визита к витрине на рю де Лион хватало мне, чтобы выдержать фликовскую церемонию на рю Энард. За годы этих походов, каждые три месяца, я многое понял об оружейных магазинах. Я понял, что витрина магазина оружия -- стена плача современного мужчины. Он приходит к ней, чтобы лицезреть свою насильственно отсеченную мужественность. Грустный, лоб к стеклу, он молча молится и грезит о своей былой мощи. К витрине магазина оружия приходят очень разные люди. Да, старые, вылинявшие, облезлые, прогулявшие безвозвратно свою жизнь, но попадаются и очкастые аккуратные буржуа в хороших пальто, и краснощекие типы в сникерс, джинсах, с яркими горячими глазами, по таким, как поэтично выражались в России, "тюрьма плачет". Однажды я застал у витрины, и это меня растрогало, несентиментального, маленького горбуна с желто-зеленым лицом; веснушчатый кулачок прижимал к носу платок. О чем он думал, маленький, недоросший, недоформировавшийся, в куртке, потертой на горбу?

Я начал посещать стены плача еще в Вене. Свое первое западное оружие -крепкий золингеновский немецкий нож, похожий скорее на штык вермахта, чем на нож, я купил в магазине оружия на Бродвее, на самом Таймз Сквер. Он находился между магазином "Рекордс" и "Таймз Сквер Эмпайр" -- в этом торговали куклами, изделиями из слоновой кости, тостерами, лампами, портфелями, бумажниками из искусственной кожи, масками Кинг-Конга, статуэтками Эмпайр Стэйтс Билдинг, тишотками "Ай лав Нью-Йорк" и еще сотнями наименований подобного же говна для туристов. За магазином "Рекордс", под козырьком порнокинотеатра продавали поп-корн, и с тех пор понятие "нож" или "штык" неестественным образом соединяется в моем подсознании с запахом поп-корна. Безусловно, прежде чем войти внутрь, я больше часа простоял у витрины. У той стены плача топтался целый коллектив. Большие, но робкие черные неотрывно глазели кто на пистолет-пулемет Маузера, кто на "винчестер", короче, каждый выбрал себе объект желания. Я помню, что в центре витрины, на куске старого бархата была выставлена знаменитая итальянская винтовка Каркано М. 91, калибра 6.5 мм. Это из нее Ли Харвей Освальд пристрелил Кеннеди. Зачем -- не знаю, но я посчитал нас. Нас было шестеро у стены плача. Был еще один, но тот... было непонятно, интересовала ли его винтовка Каркано М. 91, а может, он ждал благоприятного момента, чтобы залезть в отдувающийся карман или чтобы раскинуть карты на картонном ящике и ограбить прохожих легально... Двери магазина были гостеприимно открыты, из них несло холодом, по-американски щедро расточаемым, и я вошел в аэро-кондишионэд помещение. В застиранном до дыр джинсовом костюмчике, купленном на Канал-стрит, 1 доллар 25 центов брюки и 3 доллара куртка. Аборигену не стоило труда мгновенно понять, что я за птица.

-- Что я могу для вас сделать, "ян мэн"? -- спросил меня сэйлс-мэн Зигмунд Фрейд. Черноглазый, веселый и подозрительный, он изъяснялся на грубейшем английском, свидетельствовавшем о куда более низком социальном положении, чем у его двойника, но по хитрым глазам было видно, что опыт и практика сделали из него отличного чтеца человеческих душ.

-- Я хочу приобрести нож, -- сказал я. -- Мне он нужен.

-- Я вижу, "янг мэн", -- согласился Фрейд. -- Тебе он действительно нужен.

Представители его племени обыкновенно отличаются разговорчивостью. В штате Нью-Йорк продажа населению оружия по воле властей чрезвычайно затруднена, магазин вовсе не был забит посетителями, бедняга Фрейд, по-видимому, страдал от вынужденного мутизма... Правда, он мог разговаривать с другими сейлсменами...

-- О, тебе ужасно нужен нож, "янг мэн", -- воскликнул он и сочувственно поглядел на меня. А что еще он мог сказать? Мой костюм, такой можно было подобрать в мусоре, сандалеты были из той же коллекции, контактные линзы мои были покрыты налетом пятнышек неизвестного происхождения и царапали глаза, и глаза болели. Покрасневшие, они, я предполагаю, сообщали мне больной вид. Я пил много тогда, и физиономия моя оставалась перманентно опухшей, я курил крепкую марихуану и... короче, был не в лучшем состоянии. "Янг мэн, изрядно потрепанный жизнью", -- вот так я сам себя определял, глядя в зеркало. И было непонятно, выпутаюсь ли из моих историй.

-- Сколько денег ты можешь истратить? -- спросил Зигмунд Фрейд.

-- Двадцать долларов.

-- Жаль, -- вздохнул он. -- За двадцать два есть отличный немецкий армейский нож. Они, джерманс, понимают, как наилучшим образом отправить человека на тот свет. Хочешь посмотреть?..

Я хотел. Кроме двадцатки, у меня было еще множество монет во всех карманах джинсов, но я не был уверен, наберется ли на два доллара. В любом случае я взял все свои "мани", следующий же чек из Вэлфэр должен был прибыть только через пять дней. Меня это обстоятельство мало заботило, я врос в Нью-Йорк корнями, я мог прожить в нем пятьсот пятьдесят пять дней без "мани". Я знал как. Единственная серьезная неприятность безденежного существования состояла в том, что она лишала меня одиночества. Одиночество, я выяснил на собственной шкуре, в сильно развитом капиталистическом обществе стоит денег. Странно, казалось бы с первого взгляда, люди боятся одиночества и ищут именно общения. Почему же одиночество стоит "мани"?

-- Хочешь полюбоваться? -- повторил он.

-- Да.

Он беззаботно оставил меня и ушел во внутреннюю кишку. Впрочем, все витрины были заперты на замки и в большом ангаре магазина присутствовали еще два сейлсмена и несколько покупателей... Вернулся и положил передо мною изделие в ножнах из грубой свиной кожи. Извлек. Тяжелая рукоять, сильное тело с двумя канавками для стока крови. Инструмент предназначался не для разрезания, не для легких хулиганских порезов по физиономии, нет, у него в руках находился инструмент для глубокого пропарывания, для достижения внутренних укромных органов, спрятанных в глубине тела.

-- Видишь, -- сказал Зигмунд Фрейд, -- это, "янг мэн", именно то, что тебе нужно. Порет глубоко и верно. Ты ведь собираешься ходить на охоту на дикого зверя, я так предполагаю? Никакой дикий зверь не устоит перед прямым ударом, нанесенным верной рукой.