Кубa или История моей мучительной жизни

Мы заказали кальмаров в сухарях, салат и пиво. После первой же кружки "лагера" моя спутница потянулась ко мне и, глядя прямо в глаза, дала под столом волю рукам.

-- Как подружка? -- поинтересовался я, склоняясь к ней и заслоняя ее глазами все.

-- Хочешь к ней? -- спросила она, облизывая с пухлых губок поджаристую пыль.

-- Да! -- согласился я, предвидя чудное.

-- Только после кальмаров, ладно? -- Моя нимфа убрала из-под стола свои ласковые руки и вернулась к еде. Вздохнув, продолжила:

-- Она живет с братом. Ее брат был командиром партизанского отряда. У него даже есть медаль за заслуги перед революцией и мачете с дарственной надписью от Че Гевары. По ночам он выходит с ним на улицу и возвращается с ведром кокаина. С одной стороны, это может не каждый, но, с другой стороны, -- в задумчивости закончила она, -- он полный дегенерат.

-- A еще революционер, -- поддержал я. -- Вот так вы и просрали свою Никарагуа Виолетте Чаморре. Революционер должен быть чистым, как горный хрусталь, и аскетичным, как Рахметов.

-- Он -- аскет, -- уверила она меня. -- У них дома пусто, хоть шаром покати. Он спит на голом полу.

-- Вынес, наверное, все и спустил.

-- Какая разница? -- она отодвинула от себя пустую тарелку. -- Главное, что теперь у него есть все условия для того, чтобы быть этим, как его -рахметом. Ну что, поехали?

После того как я вручил длинному рыжему официанту в шортах и переднике шестьдесят долларов, он, доверительно склонившись ко мне, сказал:

-- Застегните ширинку, сэр...

-- И как же зовут твою подружку? -- спросил я в такси.

-- Манана, -- ответил мне мой чернокожий ангел, удобно устраиваясь на просторном, как диван, сиденье "Шевроле-Каприса".

-- Она что -- из Тбилиси?

-- Я тоже из Тбилиси, -- ответил ангел, снова давая волю рукам. -Моего папу послали в Никарагуа развивать сельское хозяйство. Маис-хуис, кока-шмока. -- Она склонилась ко мне, и тут началось сказочное.

-- О! -- воскликнул я. -- О!

Таксист с грузинскими усами и индийским тюрбаном на голове повернулся к перегородке. Он погрозил нам пальцем и сказал:

-- Прэкратить!

-- Ф-фак оф-ф! -- небрежно плюнула в него моя разгоряченная пантера и не прекратила.

Я же сказал индусу поучительно и строго:

-- Истинный таксист всегда бдительно смотрит на дорогу, а не вертит головой, подвергая опасности жизнь пассажиров.

-- Ц! -- высокомерно отвечал индус.

Снегопад встретил нас во Флатбуше. Дикий брат с мачете в руке, как хмельной Санта-Клаус, сыпал из порубленных подушек перья на спящие кварталы. Перья, кружась, по-рождественски мирно летели из наволочек к земле, текли по мостовой и тротуару, припорашивали спящих в темных углах нищих. Мы затормозили. Из снегопада вышла высокая девушка с бледным от снега лицом и, открыв дверцу, села рядом с нами. И тут же в лобовом стекле появился темноликий человек.

-- Я т-твою маму! -- сказал он нашему индусу и занес клинок.

Героический индус молча надавил на газ.

-- У меня тоже брат -- идиот, -- сказал я Манане и протянул ей руку. Вместо того чтобы пожать ее, она лишь повернула ко мне голову, и в полумраке такси я увидел, что на одном глазу у нее черная повязка.

Я привез их к себе.

-- Кто это? -- подозрительно спросила Манана, войдя в комнату и снимая перчатки.

-- Жена, -- признался я. -- Она спит.

Мои гостьи тут же ушли в ванную, и скоро я услышал их приглушенные вскрики и смех. Я присел к столу, чтобы наскоро заполнить накладные, которые не успел добить на работе. Цифры рассыпались по желтой бумаге, как тараканы. Тараканы обескураженно метались по столу в поисках бутерброда, едва успевая увертываться от молниеносных росчерков моего пера. Никаких бутербродов! Райские наслаждения ждали меня через одну-две минуты!

Скоро с бумажной работой было покончено, и я стоял у дверей ванной. Ванная была пуста. Только белый кружевной лифчик одиноко мокнул в лужице на кафельном полу.

Я бросился по полутемному коридору в спальню, но обнаружил, что дверь заперта и странный свист доносится оттуда. Приложив ухо к фанере, я прислушался. "Говорит радио свободного Никарагуа. -- сказали за дверью. -Сегодня силами бойцов Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти врагу нанесен еще один сокрушительный удар -- взорван участок нефтепровода на северо-западе страны. Противник понес значительные потери в живой силе и технике".

-- Бляди! -- закричал я. Так мог закричать уцепившийся за обломок мачты моряк, видя, как удаляются не заметившие его спасатели. -- У вас что, революционный долг возобладал над похотью?! A? Отвечайте!

Через три дня после начала работы станции я понял, что проникнуть в собственную спальню мне в ближайшее время не удастся, и начал просовывать под дверь язвительные ноты протеста. В одной я написал:

"Предательницы исторической родины! Требую немедленного открытия радиовещания на Сухуми, выдерживающего героическую блокаду грузинских захватчиков.

Искренне ваш, Фазиль Искандер."

СЛЕДУЮЩAЯ ГЛAВA

Это, что касается экспроприации. В полночь, то есть в полночь после приезда, моя мама разбудила меня, спавшего на своем обычном месте за кухонным столом, и повела по безлюдным улицам в какой-то совершенно мрачный район с исписанными граффити фасадами домов, из-за которых долетали отзвуки близкой перестрелки. Где-то здесь, ей сказали, днем валялся практически новый диван. Судя по тому, что он валялся так долго, в нем наверняка лежал труп. Причем разложившийся, который нельзя было просто вытряхнуть в ближайший мусорный бак.

Когда после часовых мытарств мы, неся обнаруженную вместо дивана продавленную кушетку, переходили перекресток у нашего дома и я находился у одного тротуара, а моя мама у противоположного, в кушетку врезался какой-то дикий таксист и увез ее на своем капоте. Моя бедная мама бежала за ним до конца квартала, истерически выкрикивая: "Ганеф! Чтоб ты уже не доехал!". Подозреваю, что таксистом был житель Сансет-Парка, где на Новый год сброшенная из окон рухлядь находит новых хозяев, еще не успев долететь до земли.

Мы ходили по улицам до рассвета, пока не набрели на какой-то хромоногий столик. Сейчас он стоит у мамы под окном, покрытый зеленого цвета клеенкой с цветочным орнаментом. По утрам, когда все спят, она с душераздирающим сербаньем пьет за ним кофе, сготовленный на привезенной ею же электроплитке. Она включает ее в сеть через также привезенный ею трансформатор.