Адо

Государь ты светлый, месяц.

Что сверкаешь в облаках?

Не блистай, отец, над нами,

Не открой пришельцу нас.

Волк за хатой завывает,

Мне ужасен барский голос,

Голос твой, железный муж!

Но я волка не боюсь!

Мадли, дней моих подруга,

В Майцме вместе мы росли.

Ах, убит жених твой, Мадли,

Ты ж - убийц его раба.

Ты для немца ложе стелешь,

На него прядешь и ткешь!

Что ж еще ты, Мадли, дышишь?

Мадли, я бы умерла!

Между тем кубьяс Индрик давно уже знал об авинормских пустынниках. Не раз встречался он с сыном в глуши лесной, не раз уговаривал его возвратиться в Ульви и разделить с отцом милости победителей, но, пристыженный пронзительным взором юноши, умолкал и без препятствия отпускал его к суровому Адо.

Весною Убальд возвратился из Риги. Епископ и войсковой магистр назначили его своим наместником в странах, прибрежных Пейпусу. Он велел вырубить часть бора и при устьи ручья Авинормского над озером построил замок Логуз и храм во имя св. Иоанна Крестителя. Убальд расположился на житье в своем поместьи, и вскоре новые христиане стали проклинать его свинцовое владычество.

Неустрашимый Нор являлся нередко и при нем в окрестных селениях. Земляки все его знали, и никто не изменял ему. Он смело променивал дичь и кожи на соль и хлеб, на железо и мед и пиво русское. Знание языка латышского и более еще - серый армяк латышский, который он надевал при своих выходах вместо смурого эстонского, обманывали властителя при нечаянной встрече.

Однажды поздно вечером юноша возвратился бездыханен и трепетен. "Мщение, старец! - воскликнул он, вступая в хижину. - Мщение! Мера злодеяний иноплеменников исполнилась. Я видел отца моего, простертого на земле пред входом храма саксонского:

бесчеловечный Убальд велел бичевать его, ибо он ему не предал сестер моих". - "Сур пожинает жатву, им же посеянную!" - промолвил Адо глухим голосом; но гибельный пламень возгорелся в очах еманда, и длань его сжалась судорожно. Они тут же вышли, полночь узрела их в дому Индрика.

Не опишу свидания прежних друзей, разлученных бедствиями, соединенных вящими. Они решились снова восстать на немцев, свергнуть иго их или погибнуть. В следующую ночь совещались они близ градища Лоресарского и с ними старшины тормский, пасферский, майцмасский, непальский [Названия мест, лежащих на северо-западном берегу Чудского озера.]. Клялись же заговорщики именами Юмалы, Тора, Курата, пламенем и мразами Парголы, клялись хранить тайну союза и признали над собою Адо главным предводителем.

Нор был ими послан в Венифер, к гостям новгородским, и на третию ночь в русской ладии поплыл от Неналя по волнам Пейпуса, да взыскует помощь князя и посадников народа, который называет Чудь и поныне венами, то есть братьями.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Небо было испещрено звездами, челнок скользил по зыбям озера, волны колыхались; весла русских рыбаков мерными взмахами, подобно крыльям, рассекали влагу и воздух. Искони россияне сопровождали песнями труды свои. Вот -т та, которою, отвалив от берега, огласили они область Чудского озера:

Ах, не чайка, кружася, носится,

Не лебедь крыльями взмахивает;

Плывут молодцы корабельщики,

Корабельщики, гости русские,

Плывут молодцы к Новугороду,

К Новугороду, ко великому!

Гой ты, батюшка, славный Новгород,

Гой ты, город наш белокаменный,

Изукрашен церквями божьими!

Ко святым мощам мы приложимся,

Образам святым мы помолимся;

Мы на девушек полюбуемся,

Полюбуемся на сожительниц,

На младых девиц, на невест своих!

Красным девушкам подареньице

Серьги светлые красна золота,

Женам ласковым подареньице

Платье новое, камки хрущатой!

Гой ты, батюшка, славный Новгород!

Кто поднимется против стен твоих?

Кто восстанет на бога русского?

Нор в глубоком унынии слушал веселую песню плавателей:

они возвращались на родину, в отечество сильное и вольное; он покидал отчизну порабощенную.

"Что ты так призадумался, добрый молодец? - сказал ему наконец атаман корабельщиков. - Разгони, душа, грусть свою, кинь кручину на дно озера. Спой, маймес, в свою очередь, и увидишь, как бросит тебя злодей-тоска!" Нор взглянул на него пристально, снова задумался и начал прерывающимся голосом:

Вдаль плыву по Пейпусу,

Горестный изгнанник.

Воспою Отечество

Слушай, слушай, странник!

Наши нивы тучные

Кони немцев топчут,

Под бичом мучителя

Старцы тщетно ропщут;

Девы обесславлены,

Юноши в неволе,

Кости наших витязей

Тлеют в чистом поле!

Вдаль плыву по Пейпусу,

Горестный изгнанник.

Воспою Отечество

Слушай, слушай, странник!

Потом Нор замолчал, и никто уже не прерывал его молчания.

На холме Авинормском и в деревнях окрестных старшины ограждали себя как умели от подозрений Убальда. Они распространяли самые ужасные слухи о градище Лоресарском, обыкновенном своем полуночном сборище. Сюда, говорили они, - слетаются при восшествии луны лесные духи и сходятся оборотни, колдуны в образе волков, и псов, и медведей. Суеверный Убальд с трепетом слушал рассказы их, и никто из латышей и саксов не смел проникнуть туда, ни взойти на холм Авинормский, который обезопасили эсты подобными же баснями.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Нор прибыл в Новгород. Его исканию сначала благоприятствовали торг, который с давнего времени еманды эстонские вели с Республикою; покровительство, оказываемое чудским племенам русскими князьями со времени Ярослава Законодателя и еще до его владычества; зависимость от России, в коей они себя признавали; и старания промышленников, раздраженных притеснениями немецких хищников. Держикрай, атаман гостей вениферских, полюбил юношу еще в переезд его. Известный князю Ярославу Всеволодовичу, он нашел средства представить Нора сему государю, давно уже недовольному рижанами. Ласковый князь новгородский принял его благосклонно и приветливо. Он входил во все причины, которые молодой эст приводил ему, да вступится за новгородских данников, да смирит строптивых похитителей.

Нор не верил своему счастию: ему все казалось приятным, но суетным сновидением. Между тем князь послал в Переславль, в удел свой наследственный, и велел набирать пеших и всадников, а на вече объявил мужам новгородским: "Хочу идти на Ригу ратию и посылаю в Переславль по воинство; да и вам бы быть всем готовыми!"

Нор гостил в семье Держикраевой. С веча проводил он великодушного князя до дому Ярославова, целовал руки спасителя Эстонии, называл его отцом своим, клялся положить за него живот свой, не знал, как изъявить ему благодарность беспредельную. Князь смотрел на пламенного юношу, улыбался и безмолвствовал.

Возвращаясь в сумерки в свое пристанище, Нор летел: его окрыляло восхищение. Он нашел старика на дубовой скамье под липою, у ворот его дома тесового. С ним разговаривали несколько человек, в богатых кафтанах, в высоких шапках, наружности сановитой, но пасмурной. Увидев юного иноземца, они взглянули на него с усмешкою, встали, не допив кружки меду сладкого, промолвили Держикраю: "Не бывать тому". Еще раз взглянули на Нора, поклонились хозяину и скрылися.

Восторженный Нор и не заметил их странного обращения.

Едва удалились они, как он припал до земли пред гостеприимцем своим, обеими руками обнял колена и облобызал полу одежды его. "Великий государь, - воскликнул он, - в самом деле вступается за мою родину. Не помню яебя от радости; твоему предстательству, милосердный господин, обязаны мы спасением, - да воздаст тебе всещедрый Юмала!" Держикрай отвечал ему: "Благодари бога, умерь радость свою, дождись окончания!"

Между тем Нор проводил жизнь в Новегороде в самых приятных ожиданиях. Он уже прежде изрядно знал язык своих покровителей, теперь он еще более успел в нем усовершенствоваться.

В скором времени добродетели Держикраевы сильно на него подействовали; он в нем видел доброго отца семейства, друга верного, примерного гражданина, соседа миролюбивого, снисходительного даже к своим неприятелям. Простой сын природы, Нор несколько раз не обинуясь говаривал своему благодетелю: "Удивляюсь тебе, мой отец; в твоих жилах течет не кровь, а млеко агницы! Твоя душа чище росы утренней и безмятежнее дремлющего в вёдро Пейпуса. Ты не таков, как другие человеки! Кто возвысил тебя над смертными, муж праведный?" Тогда старец уводил его в образную, распростирался при нем пред распятием и вещал: