Костер

- А думаешь, в Первомайском тебе аморалку спустят?

- Там директор совхоза крепкий мужик. Бывший генерал, - пояснил Костя. - Клуб недавно поставил. Он отбодается.

- Не отпущу, - поднялась Анна Григорьевна. На этом их беседа закончилась. С утра Анна Григорьевна пошла в сельсовет. Председатель, человек недавний, - говорили, из моряков, - сперва не мог взять в толк, какая комиссия и для чего. Анна Григорьевна рассказала, он снова не понял. - Сельсовет-то здесь при чем? - Мы подчиняемся вам, Сергей Иваныч. - Но мебель принадлежит Дому культуры? Вы за нее отвечаете?

- Директор не является материально ответственным лицом.

- Постановочка, - сказал председатель, расстегнув ворот кителя. - А за что же вы тогда отвечаете? За танцы, что ли?

- Почему это за танцы? - обиделась Анна Григорьевна. - У нас кружки, у нас самодеятельность, лекции...

- Дошло, - сказал председатель. - Значит, средства наши, а идеология ваша. Нам, выходит, попроще: сощелкал на счетах - сошлось, не сошлось, сразу видать. Ладно. На какую сумму списываете мебель? - Двести сорок семь рублей. - Ух ты! А может, на ней еще посидеть можно?.. Слушай, директор, давай отдадим ее в пионерлагерь!.. Клопы в ней не завелись?

Анна Григорьевна разъяснила ему: мебель потому и списывается, что ее никому отдавать нельзя. Председатель перебил ее:

- Когда меня сюда назначали, я предупредил в райкоме: глядите, товарищи, как бы не промахнуться. Мне ваши полета целковых в дополнение к моей пенсии не нужны. А опыта у меня нет - всякий прохиндей может подключить меня под статью... И договорились мы так: первый месяц я никаких бумаг лично не подписываю. Вникаю в курс. Знакомлюсь с народом. - Он улыбнулся и протянул ей руку через стол. - Вот и с вами познакомился. С очагом культуры.

И посоветовал Анне Григорьевне оформить бумагу у его заместителя.

Комиссия в составе трех человек, во главе с учительницей истории Рябовой, собралась вечером, заседала недолго - текст акта был известен, его сочиняли по знакомому образцу.

Покуда комиссия заседала, во дворе Дома культуры раскидали лопатами снег. Командовал кладовщик. Он выбрал продуваемое ветром место. Помощников потребовалось много, собрались все сотрудники Дома.

Снова построились цепочкой и вынесли старую мебель во двор. Топоров в кладовой оказалось всего две штуки. Но обошлись: колоть стулья назначили киномеханика Костю, а кладовщик вызвался сам.

- Ломать не строить, - сказал он, поплевав себе в ладони, и ухнул по стулу.

Сиденье провалилось, а ножки устояли, воткнулись в снег.

- Вот дьяволы! - сказал кладовщик. - Качественно произвели, поставить бы их самих рушить... Костя взял в руки другой стул и рассмотрел его. - Он же на шурупах и на клею, дядя Федя. Может, отвертку принести?

- Чикаться еще, - сказал кладовщик. - Бей так. На баб у тебя силы хватает...

Работа шла с треском и грохотом, обломки разлетались по двору. Члены комиссии подбирали их и сваливали в кучу. Баянист Толик сбегал в кладовую за соляркой.

- Снизу, снизу поливай! - кричал кладовщик. - Куда ты, дуролом, сверху льешь?.. Серху они сами схватятся.

Он кричал громко, и все его движения были сейчас громкие, а лицо пылало отчаянным вдохновением.

Председатель комиссии учительница Рябова, свернув жгутом пучок газет, стояла неподалеку, рядом с директором Анной Григорьевной.

- По-моему, уже можно поджигать, - сказала Анна Григорьевна. Ей было неприятно, что во двор на этот грохот забредали поселковые жители.

- А с креслами как? - спросила Рябова. - В целом виде они не сгорят, дымить будут на всю округу. Они у вас на вате?

- Вряд ли на вате. Сейчас больше в ходу поролон. - Между прочим, сказала Рябова, - говорят, все эти поролоны вредны для нашего организма. Я, например, перестала носить нейлоновое белье - у меня от него происходят разные женские отклонения...

- Галя! - позвала Анна Григорьевна. - Сбегай, пожалуйста, за ножницами, надо распороть кресла.

Галя побежала в подвал, в мастерскую мужа-художника, он нагнал ее и велел: - Переодень платье. Выпялилась, как на праздник. - Петенька, сказала Галя, - это же старенькое, три года назад куплено... - Все сиськи наружу. Я сказал - переодень! Он отобрал у нее ножницы и, вернувшись во двор, стал кромсать обивку кресла.

Костер все еще не разжигали, хотя куча порубанных стульев была уже изрядной. Неподалеку стоял, накренившись в снег, нетронутый буфет. В зеркалах двух его створок стеклилось сейчас холодное зимнее небо и верхушки далеких сосен.

Киномеханик Костя, вспотевший от непривычно яростной работы, снял с головы меховую шапку и отер ею пот с лица.

- Анна Григорьевна, - сказал Костя, - давайте я хоть зеркала отвинчу. Вы посмотритесь в них...

К буфету шагнула Рябова и посмотрелась. В зеркале окантовалась до пояса молодая женщина с широким плоским лицом, румяная, старательно мелкозавитая. - Зеркало качественное, - подтвердила Рябова. Она понравилась себе и даже взбила рукой прическу. Незамужнее тридцатилетнее сердце учительницы сохло, и всю свою загустевшую от одиночества страсть Рябова оглушала общественной работой.

- Зеркало качественное, - еще раз установила она и отошла в сторону.

Анна Григорьевна тихо сказала: - Греха-то большого не будет, если мы их снимем. - Как хотите. Я лично не могу взять на себя такую ответственность.

- Долго вы там будете совещаться? - заорал кладовщик. - У меня поросенок с утра не кормленный...

Выручил художник. Кресла уже были вспороты, он подошел к буфету, тоже посмотрелся в зеркало, поправил на голове велюровую шляпу.

- Собственно, об чем дискуссия? - спросил художник.

- Я их бить не стану, - сказал Костя. - Не могу я их ничтожить...

Художник взял из его рук топор и, даже не размахиваясь, стукнул по одному зеркалу и по второму. Они брызнули лучами, не разлетаясь. - Путем, - сказал художник. Гора обломков была велика. Рябова разодрала газетный жгут и отдала половину Анне Григорьевне. - Вы зайдите с того конца, а я-с этого. Костер занялся тотчас. Сперва схватились не все обломки, вороватый огонь хитро перебегал по ним, выбирая, что повкуснее, - он облизывал солярку, краску, дымные острия пламени зацвели на ветру. Костер был безмолвным сперва, но потом залопотал, затрещал, рассказывая, как ему сытно жрется.