Ленинград действует (Том 1)

Значит, правильны были стихи, написанные мною в начале 1938 года:

Нет, не в столетьях этому черед.

Всего лишь - в г дах! И душа томится,

Я слышу гром: сминая гр зы лета,

То мчатся дикарей мотоциклеты,

Я чую запах: то горит пшеница.

Я вижу женщины окровавл нный рот

И зверя в каске, что над ней глумится!..

О чем только не передумаешь, чего не вспомнишь в такую ночь!

Пока есть время думать. Может быть, через пять минут я уже буду бегать по этому двору, тушить огромный пожар, вытаскивать раненых из-под обломков?

А ведь многие уже кончили сегодня войну! Уже мертвы, уже совершили свой подвиг!..

...Так размышлял я, облокотившись на подоконник. А Наталья Ивановна вдруг сказала:

- Пойдем к Лихаревым, посидим у них. Если станут бомбить, не хочу рушиться с пятого этажа, хочу лучше с четвертого.

И улыбнулась. А я рассмеялся. И мы пошли по соседству - к Лихаревым.

А потом раздался торжествующий переливчатый звук фанфар.

Первый в Ленинграде отбой воздушной тревоги. Первая победа наших летчиков в первом бою за Ленинград!1

И застекленившую, заворожившую город белую ночь раздробили гудки помчавшихся автомобилей, голоса пешеходов, оживленные, доносящиеся даже сюда - до моего пятого этажа...

Так будет и с сердцем, объятым тревогой. Оно будет ждать и дождется победных звуков отбоя великой войны!

На гигантских стройках после войны будут выложены те кирпичи, которые не были выложены сегодня. Труд каждого человека, не завершенный сегодня, понадобится народу и будет завершен им после войны. Мой роман будет издан после войны. А самое главное: то время - п о с л е в о й н ы - для нас наступит! Гитлер, напав на Советский Союз, совершил не только величайшее преступление, но и величайшую глупость, ошибку, которая падет карою на его голову и на отравленный фашизмом народ Германии.

Многие пробовали, да не получалось.

Ибо нас победить н е л ь з я!

23 июня

Я хотел уехать на фронт сегодня, но списки Союза писателей будут оформлены только завтра.

25 июня

Еду в Петрозаводск, назначен корреспондентом армейской газеты "Во славу Родины". Разговаривать по поводу назначения не приходится, но я было рассчитывал, что поеду на запад, а не на север.

Где-то в одном поезде со мной едут писатели Л. Рахманов, И. Бражнин и Б. Кежун. Получили назначение в Мурманск.

Как раскидает война моих родных и друзей?

Мой отец, военный инженер, - в кадрах флота. Он будет там, где будет его воинская часть - Высшее инженерно-техническое училище ВМФ. Он профессор, начальник кафедры. И, кроме того, фортификатор, строит сейчас портовые укрепления. А значит, сфера его деятельности - Балтика и Ленинград.

Помнить отца я всегда буду таким, каким вчера видел его, прощаясь. Вот, похудевший за последний год, после смерти моей матери, серебряноволосый, с никогда не покидающим его хорошим цветом лица, глубокий уже старик, он ходит в своем военно-морском кителе дивизионного инженера по балкону первого этажа, смотрит грустными голубыми глазами на меня - я удаляюсь от его дома, по улице Щорса, с рюкзаком за плечами, оборачиваюсь, чтобы махнуть ему еще раз рукой... Всегда живой, спокойный и рассудительный, он прощался со мной на этот раз без лишних слов и советов. Все ведь и так понятно!..

Наталья Ивановна - честный, прямой и искренний человек, с которым я никогда не ссорился, мой добрый и навсегда мне преданный друг. И я всегда буду сознавать это. У нее нет специальности, ей будет трудно... Чем могу, буду помогать ей.

Андрей... Ну, инженеру-химику работа везде найдется. Моего брата, вероятно, мобилизуют, станет начхимом какой-нибудь воинской части. А может быть, признают нужным оставить его в Ленинграде, на заводской работе? Его специальность - пластмассы; заменители металлов понадобятся везде!..

Знаю одно: каждый из нас выполнит свой долг перед Родиной - в любых обстоятельствах - до конца!

26 июня

Полдень. Лежу на узкой, боковой багажной полке пассажирского вагона скорого поезда - место, взятое вчера с бою и отвоеванное у тюков и чемоданов. Душно. Спал скорчившись и привязавшись ремнем к трубе отопления. Вагон переполнен комсоставом: кадровым - в форме и запасным - в чем придется. Много женщин, едущих в части: телеграфистки, санитарки, врачи...

Многие спали стоя, сидя. Тем не менее обстановка мирная, разговоры самые будничные, будто все едут в обычные командировки. В вагоне есть и дети. Поезд идет хорошо, но запаздывает. Никаких признаков войны за окнами. Молодое, северное - в болотах и лесах - лето. Тепло, мирно. Не слышно ни одного самолета.

Спал крепче, чем в Ленинграде. Как-то непривычно успокоены нервы, настроение отличное, хотя от жесткой полки и болят бока. Чувство уверенности, какая-то крылатая бодрость духа.

Все провожающие - большая толпа - были сдержанны, спокойны, у кого украдкой появлялись слезы, тот старался смахнуть их скорей. Как непохоже это на обычное представление о проводах уезжающих на фронт! Когда одна старушка, припав к столбу, предалась слезам, ей сердито сказали: "Нечего тут панику наводить, отойдите в сторону!" Грубо, конечно, но характерно! Несколько женщин отвели старуху.

В вагоне пьют лимонад. В одном отделении тихо играют в карты. Многие спят.

Таким же выдержанным, готовым встретить опасность лицом к лицу был Ленинград в первые четыре дня войны. Несколько суматошным был только день 22 июня. Однако никаких признаков растерянности или испуга, кроме обывательских очередей в магазинах, я не заметил. Очереди большие были и у сберкасс: в первый день не хватило денег, привозили из банков, выплачивали: на второй день - приказ: выдавать не больше двухсот рублей в месяц.

Толпы провожающих с первого же дня - у сборных пунктов по городу. И тут, однако, все чувства сдержанны: люди долга, сознающие свое достоинство, умеют быть внешне спокойными.

За это спокойствие люблю наш народ!

До моего отъезда воздушная тревога объявлялась четыре раза. Две из них были вчера. За устройство убежищ в городе жакты только берутся.

До меня эти тревоги еще как-то "не доходят"...

27 июня. Петрозаводск

Приехал в Петрозаводск, в штаб 7-й армии, вчера. И сегодня я уже в военной форме. Получил шинель, гимнастерку, брюки, белье, сапоги, плащ-палатку, пилотку, флягу и котелок. На малиновых моих петлицах - две шпалы. Странно называться "интендантом второго ранга": какое отношение к интендантству имеет военный корреспондент? Но такое звание мне и многим писателям было присвоено как командирам запаса, по приказу К. Е. Ворошилова, еще в 1940 году.