Смута

Руководители завода особенно гордились тем, что закупили ультрасовременный сборочный. конвейер. Даже не столько закупили (цена была символической), сколько получили в подарок в благодарность за то, что советское правительство согласилось принять от этой западной страны беспроцентный заем на неопределенный срок. Конвейер смонтировали сами западные мастера. Зная, что русские халтурщики пропускают бракованные детали, они установили на конвейере робота, который должен был хватать бракованные детали и сбрасывать их с конвейера.

Пуск конвейера отмечали весьма торжественно. На церемонию из Москвы прилетел помощник Сусликова Корытов с оравой западных и советских журналистов. Иностранные мастера продемонстрировали работу конвейера, использовав при этом детали, привезенные с Запада. Эффект был ошеломляющий. Экономисты подсчитали, что производительность завода возрастет более чем в пять раз, и завод по экономической эффективности поднимется на уровень ведущих мировых автомобильных предприятий. К тому же на заводе высвободится пять тысяч рабочих, которых можно будет использовать в Сибири и на севере страны. Руководители области рапортовали в Москву об успешном претворении в жизнь горбачевской экономической реформы.

Но одно дело — детали, изготовленные на Западе. И другое дело отечественные. Кончились торжества. Сенсация с конвейером сменилась другой сенсацией с дебатами в Верховном Совета. Иностранные мастера уехали домой. На конвейер пустили отечественные детали. И тут произошло то, о чем старались не думать ранее. Робот начал хватать одну деталь за другой и сбрасывать их с конвейера в кучу брака. Не пропускал ни одну! На заводе началась паника. Начальство собралось на экстренное совещание. Что было делать? Робот — не человек. Его не напоишь водкой, не подкупишь взяткой или премией, не проработаешь на партийном собрании, не уволишь. Не известно, как окончилась бы эта история, если бы инженеры в шутку не обратились к пьяному работяге, проходившему мимо, с просьбой выручить. Тот, не говоря ни слова, взял грязную веревку и подвязал руку робота ровно настолько, чтобы он обозначил хватательное движение, но чтобы бракованную деталь оставлял на конвейере. И конвейер заработал на полную мощность. Проблема была решена. Машины, правда, получались бракованные. Но это уже было не столь важно. Главное, производительность завода поднялась до западного уровня.

Заслугу инженеры присвоили себе. Работягу за пьянство в рабочее время уволили и выслали из города в «Атом». Попробовали было заменить веревку металлической цепочкой, но ничего хорошего из этого не вышло. Пришлось вернуться к старой веревке, восстановив на работе того пьяного работягу. Робот слушался почему-то только веревку, подвязанную именно этим пьянчугой. В чем секрет этого феномена, не могли разгадать ведущие ученые страны. Академия Наук предложила переориентировать робота на сбрасывание небракованных деталей. Хотя идея была разумной, рисковать не стали. Бракованные автомашины, производимые в Партграде, охотно покупала за гроши какая-то итальянская фирма, занимавшаяся утилизацией старых машин.

Примеру автозавода последовал протезный комбинат. Он принял решение наладить производство миниатюрных автомобильчиков на основе инвалидных колясок, причем таких, что их могут использовать не только инвалиды, но и здоровые. Моторчики для автомобильчиков решили закупать в ФРГ, на заводе детских игрушек. Колеса решили закупать в Японии, на заводе детских велосипедов. Кузова взялась поставлять итальянская фирма, утилизующая бракованную продукцию партградского автозавода. И опять-таки десятки сотрудников комбината вместе с сотрудниками КГБ и ГРУ укатили за границу с пустыми чемоданами, надеясь наполнить их предметами западного комфорта.

Скоро все партградские предприятия включились в ускоренное развитие экономики на основе свободы предпринимательства и самофинансирования. В городе по этому поводу возник анекдот. На вопрос, чем ускоренное развитие отличается от обычного, партградец отвечает: тем же, чем понос отличается от обычного испражнения, а именно то же самое говно, только с ускорением.

Партградский Чаадаев

Крутов, живший в постоянном страхе, что гласность доберется до подноготной перестройки, и он станет предметом насмешек распоясавшейся прессы, собрался было проситься на пенсию по состоянию здоровья, но его помощник, бывший ранее помощником Жидкова, отсоветовал ему совершать такой опрометчивый поступок. — Если Вы, Сидор Егорович, попроситесь на пенсию, Вас немедленно объявят консерватором и свалят на Вас вину за все грехи перестройки. Я Вас сведу с одним человеком. Должность у него маленькая всего лишь заведующий овощной базой. Зато голова у него большая. Можно сказать, гений, На Западе он наверняка стал бы финансовым воротилой или президентом, А у нас в России он вынужден прозябать на какой-то паршивой овощной базе, на которой и овощей-то никаких нет. Одним словом, как Чаадаев. — А это еще кто такой, — спросил Крутов. — Друг Пушкина. С декабристами был близок. Письма писал о положении в России. За это его сумасшедшим объявили. — Диссидент, короче говоря. Ну, да теперь диссиденты реабилитированы. Полезное дело делают. Ладно, давай твоего Чаадаева!

И вот состоялась встреча Крутова с партградским «Чаадаевым» — с заведующим овощной базой Гробыкой. Встреча произошла в загородной вилле последнего. Снаружи вилла выглядела как заурядная дача заурядного советского жулика среднего масштаба. Но войдя внутрь, Крутов понял, что он, первый человек в области, просто бедняк в сравнении с этим «Чаадаевым». После ужина, поразившего видавшего виды Крутова царским изобилием, прошли в кабинет хозяина. — Вот это библиотечка, — воскликнул Крутов при виде огромного количества книг. — Всю жизнь собирал, — сказал Гробыка с гордостью. — Теперь ей цены нет. Пустить на черный рынок — все финансовые трудности области покрыть можно. Только не стоит это делать. — Почему?! За такой патриотический поступок мы Вас орденом наградим, в газетах прославим. — Почести мне не нужны, я не тщеславен. И не жаден. Дело не в этом. Трудности не мешают жить. Без них вообще нельзя. Избавитесь от одних трудностей, появятся новые, еще более трудные. Так уж лучше со старыми жить, с привычными.

После таких намеков разговор зашел об экономической реформе и вообще о положении в области. — Вы, Сидор Егорович, не первый год на руководящей работе, не мне Вас учить, — сказал Гробыка. — Эта реформа не в первый раз у нас проводится. А результат?.. И на сей раз результат будет тот же. В чем тут загвоздка? — В чем, по-Вашему? — А в том, что наши вожди и теоретики не принимают во внимание специфику нашего строя. Вот возьмите мою базу! Она с первых дней существования находится на самофинансировании. Она финансирует не только себя, но и кое-кого еще.

Гробыка не стал уточнять, кого именно. Да Крутов и сам знал, что все руководители области пользовались услугами таких экономических гениев, как Гробыка, делая вид, будто понятия о них не имеют. — В Ставрополе, которым много лет руководил сам Михаил Сергеевич, овощей производили в пять раз больше, чем у нас. А дефицит их ощущался уже тогда. У нас же никакого дефицита не было. И сейчас как-то выкручиваемся В чем тут дело? — И в самом деле, в чем? — Дайте мне вместо овощей заниматься автомашинами, компьютерами, ботинками или романами, и я за полгода наведу такой порядок, что в Москве взвоют от восторга. Согласен, машины и романы будут плохими сравнительно с западными. Но какое это имеет значение?! Дело же не в них. Со страной ничего особенного не случится, если роман будет скучный, а машина будет ломаться через каждый километр. — Так в чем же секрет? — Порядок должен быть. Уверенность. Люди должны думать, будто у них все есть или в принципе достижимо. В Ставрополе и в Москве думают, что нет картошки и капусты. И кричат. И страдают. И на Запад поглядывают. Вспоминают, что при царе картошки и капусты вдоволь было. У нас в Партграде люди думают, будто у нас, слава Богу, это еще есть. И помалкивают. — Что же, по-Вашему, опять гайки закручивать? — При чем тут гайки?! Я не против перестройки. Только как ее понимать? Если по-газетному, то пиши пропало. Первым делом, Сидор Егорович, перестаньте газеты читать. Пусть помощники читают, это их дело. А Ваше дело — руководить. И пошлите подальше московское начальство и московских трепачей. Наплюйте на все вообще. — Как это так?! — А вот так: тьфу на вас на всех и на все! — Так ведь меня за это… — Ничего, дорогой не случится. Уважать только больше будут. Они к Вам с приказами. А Вы на это: тьфу на ваши приказы! Они к Вам с нотациями. А Вы на это: тьфу на ваши нотации. Они Вам нагоняй. А Вы твердо на своем стоите: тьфу! Вы сразу почувствуете, как дело пойдет на лад, все постепенно образуется и успокоится Я, между прочим, ни на базе своей, ни в колхозах-поставщиках, ни на рынках никогда не появляюсь. Все само собой делается. Главное — не мешать делу самому делаться так, как оно может и хочет делаться. Если дело само не делается так, как нужно, никакими силами его не заставите делаться так, как вам хочется.