Наш современник Вильям Шекспир
Наш современник Вильям Шекспир читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Обитатели бедлама бродяжничали, побирались, промышляли безумием. Это были самые убогие из нищих. Ниже человек уже не мог опуститься - несчастные были лишены не только всех прав, но и рассудка.
Облик такого человека принимает законный наследник рода Глостера. В роли Эдгара как бы сходятся крайние полюсы человеческого состояния: богач превращается в нищего, придворный в бродягу.
Превращение происходит с поражающей быстротой и наглядностью. В сцене бегства выражена именно эта легкость перехода из одного существования в другое. Стоит порвать дорогое платье, измазать лицо, сбить завитые парикмахером волосы в космы, и вместо придворного щеголя - полоумный оборванец. Исчез Эдгар - возник бедный Том.
Как всегда у Шекспира, образ поворачивается множеством сторон и значений: он сложно связан с основным героем.
Общественная несправедливость впервые возникает в сознании Лира картиной, как бы видимой с далекого расстояния. Перед ним, еще в туманных очертаниях, предстает жизнь народа. Он не видит ее отчетливо, а скорее догадывается о том, какова она: в монологе о "бездомных, нагих горемыках" ему представляются не отдельные люди, но безликая толпа. Горе многих тысяч сливается в одно необъятное горе; еще нельзя рассмотреть в толпе лица, в общем несчастье - единичную судьбу.
И вот эта судьба становится известной; лицо оказывается рядом, его можно рассмотреть со всеми подробностями. Том выскакивает из шалаша для свиней. Воя и причитая, выкликая бессмыслицу, он предстает перед Лиром. Теперь они наконец встретились и стоят рядом, друг против друга: король и его подданный.
Два человека.
Два образа безумия.
Лир потерял рассудок, потому что начал понимать жизнь.
Эдгар изображает безумие - это единственная возможность жить.
Начинается сцена, полная бессмысленных слов и глубочайшего смысла. Несчастный оборванец, дрожащий и бредящий, целиком занимает воспаленное сознание короля. Лиру кажется, что только жестокость дочерей может довести человека до такого состояния. Он хочет услышать историю Тома, он спрашивает его о прошлом.
На глазах зрителей происходило превращение сына лорда Глостера в нищего из бедлама. Теперь происходит обратное: бедный Том вновь становится Эдгаром.
Нищий рассказывает о жизни лорда. Рассказ кажется диким и нелепым, но суть в том, что он совершенно правдив.
- Кем ты был раньше? - спрашивает Лир.
- Гордецом и ветреником, - отвечает грязный горемыка. - Завивался. Носил перчатки на шляпе. Угождал своей даме сердца. Повесничал с ней. Что ни слово, давал клятвы. Нарушал их среди бела дня.
Так жил Эдгар, но теперь это говорит человек почти голый, тело его исколото колючками и шипами, в руки воткнуты иглы. Этот человек не говорит, но вопит, заикается.
- Засыпал с мыслями об удовольствиях и просыпался, чтобы их себе доставить. Пил и играл в кости. По части женского пола был хуже турецкого султана.
Таков один полюс человеческого существования, а вот другой: уже больше нет картин жизни Эдгара, теперь обитатель бедлама рассказывает о своей жизни.
- Мое имя бедный Том. Он питается лягушками, жабами, головастиками и ящерицами. В припадке, когда одержим злым духом, не гнушается коровьим пометом, глотает крыс, гложет падаль и запивает болотной плесенью.
Это бред умирающего от голода. Эдгар описывает жизнь тех, кого изгнали из общества, превратили в нищих и бродяг, - всех, имя кого - сумасшедший Том. Вот его судьба - общая дорога: "Он переходит из села в село, от розог к розгам, из колодок в колодки, из тюрьмы в тюрьму".
Но разве эти реальные картины не так же противоестественны, как и видения, вызванные болезнью?
Пристально вглядывается в своего подданного король. Он смотрит на грязное истерзанное тело, на исковерканные страданием черты лица. Все душевные силы Лира подчинены сейчас единственной, целиком поглотившей его мысли. С особенным вниманием, забыв обо всем, он изучает бродягу, будто в нищем скрыта тайна, которую ему - Лиру - необходимо раскрыть.
Лир уверен, что теперь он видит именно то основное, что заключает в себе определение сути всего происходящего.
Он смотрит и видит уже не бедного Тома и не Эдгара, и не кого-либо другого из людей, имеющих свое, особое имя. Перед ним - человек. Мысли Лира устремлены к самой сущности понятия. Ему кажется: перед ним видимая простым человеческим зрением эта сущность.
Вот он - человек.
Вместе с Лиром на человека смотрит Шекспир, смотрит на него - полубога, кому сочиняли вдохновенные гимны гуманисты. Вот он, рожденный творить чудеса, открывать новые земли, наслаждаться сокровищами Греции и Рима, вот он - мудрец, знающий язык всех наук, видящий глубины земли, слышащий музыку небесных сфер.
Пико делла Марандоло некогда писал ему панегирик: "О дивное и возвышенное назначение человека, которому дано достигнуть того, к чему он стремится, и быть тем, чем он хочет...."
Вот он. Лир склонился над бьющимся в корчах нищим:
- Неужели это вот, собственно, и есть человек? Присмотритесь к нему. На нем все свое, ничего чужого. Ни шелка от шелковичного червя, ни воловьей кожи, ни овечьей шерсти, ни душистой струи мускусной кошки. Все мы с вами поддельные, а он настоящий.
Вот что такое человек, лишенный всего заемного, не являющегося его естественной, неотъемлемой собственностью. Деньги, нажитые обманом, создают прекрасную внешность, они скрывают сущность человека под бархатом и шелком. Все благообразие - лишь платье. Золото покупает закон, охраняющий видимость. Судьи, воины, палачи не позволяют украсть богатое платье - то, что отличает одного из немногих от большинства людей.
Любовь и уважение, преданность и благодарность - нее принадлежит не человеку, а платью. Это - стоимость платья.
Только наряд имеет настоящую цену, все остальное поддельное. Все куплено: наружность людей, их слова, чувства. Философы за деньги придумали лживую мудрость, она объясняет величие одежды, но не человека. Поэты сочинили красивые слова, они воспевают платье. Дочь целует руку отца - дочь целует рукав платья. Подданный падает на колени перед королем - подданный поклоняется мантии.
Все обман и подделка, все служит лишь тому, чтобы скрыть сущность. В чем же она - эта сущность, истинная оценка свойств человека, а не платья? Вот эта оценка: "Неприкрашенный человек и есть именно это бедное, голое двуногое животное и больше ничего".
Лир получает возможность произвести оценку, потому что теперь мерилом существования становится для короля жизнь большинства, людей, тех, кто лишен даже крохотной частицы какого-либо имущества. У бедного Тома нет и лохмотьев, чтоб прикрыть тело, только грязный кусок истрепанного холста обматывает его бедра. Этого человека может проткнуть тончайшая соломинка, находящаяся в руках ничтожнейшего из судей. И что самое важное, теперь Лир понял: он, некогда всесильный властитель, ничем не отличается от этого бедного двуногого животного.
Буря сорвала с короля платье, и он стал таким же, как и все остальные люди. А большинство их подобно представшему перед Лиром существу - обитателю бедлама Тому.
Бедное двуногое животное - вот во что превратилось самое понятие человека.
Метафоры одежды и нагого тела часто встречаются в пьесе. В их сопоставлении можно услышать отзвуки средневековых дебатов нагой Истины и разодетого в бархат Порока. Но это лишь далекое эхо. Трагедия - не моралите. Шекспировские метафоры выражают не спор недвижимых понятий, а крутую смену состояний, резкий переход из одного положения в другое. Мотив переодевания частный в пьесе - существен не только для драматургии, но и для выражения шаткости всех жизненных отношений.
Буря ворвалась в малый человеческий мир. Она бушует в этом, уже ничем не защищенном пространстве. Хаос природы сливается с хаосом мыслей. Лир теряет рассудок. Ритм бури пронизывает и внешнее действие, и ход мыслей, и развитие чувств. Вихрь дает движение всему заключенному в сцене, гулом проходит в каждой ее части. Трудно отыскать в мировой литературе сцену, обладающую экспрессией, подобной третьему акту "Короля Лира".