Родовые сны

Нужно ехать! - требует голос охотничьей страсти.

Страсть, по "Толковому словарю живого великорусского языка" Владимира Ивановича Даля,- "это душевный порыв к чему-то, нравственная жажда, безотчетное влечение... Страстный - по страсти относящийся, горячо увлеченный, напр., страстный охотник..."

Эту страсть разделяла вся наша семья и, конечно же, наши охотничьи собаки.

Несколько лет мы охотились с английской легавой по кличке Эри. К нам она попала полуторагодовалым щенком с прекрасной родословной аж с 1911 года, от самого Сергея Павловича Меча. Отец любил это подчеркнуть, разворачивая огромный лист родословной с печатями и водяными знаками.

Но на самом деле это было довольно жалкое на вид существо. Щенком Эри перенесла ленинградскую блокаду, чудом выжила, но с тех пор страдала авитаминозом, у нее были плохая шерсть и аппетит. Поначалу дома ее звали ласково-снисходительно "кашенкой" - нечто среднее между кошкой и собакой. Но Эри вполне сохранила свойства своей породы - исключительные вежливость и деликатность, замечательную понятливость. Она была самка, а они всегда умней. Плюс ко всему - врожденный аристократизм и некая субтильность. Утром мама специально для нее готовила кашу, приправляя чем-нибудь заманчиво-вкусным, в меру охлаждала еду, чтобы не повредить "чутье". "Блюдо" предлагалось очень гостеприимно, с ласковыми словами, всевозможными уговорами.

Эри подходила к миске с каким-то брезгливым видом, отворачивалась, морщила нос, страдала и всем своим видом выражала полное отвращение к предлагаемой пище. Этот обряд происходил ежедневно и длился мучительно долго для обеих сторон. Наконец, поддавшись уговорам, Эри снисходила и приступала к еде, как бы делая всем нам одолжение. Обед заканчивался, и собака вновь становилась ласковой и какой-то беззащитной. Кстати, у нее была удивительная способность: в минуты высшего душевного расположения Эри умела улыбаться, очень искренне и заразительно. Обладала она и еще одним качеством, которое с лихвой покрывало все недостатки: была страстной охотницей, как и ее хозяин. Эри выкладывалась "в поле" до такой степени, что иногда падала и не могла идти, и отец несколько километров нес ее на руках. На следующее утро - жалобы на разбитые лапы, вялость, плохой аппетит. Но только начинаются сборы на охоту - все проходит и она рвется в бой.

Отец сам обучал ее. Сначала, как обычно, комнатная дрессировка, затем "в поле" - а это уже более длительный процесс. Отец ходил, как яхта против ветра, галсами; движением руки или легким посвистыванием заставлял ее делать то же самое - ходить "челночком", вправо-влево. Обучал он терпеливо, внимательно, и вот все необходимое для "натаски" по живой дичи сделано. Затем самое важное и ответственное - болота, натаска на бекасах и, если повезет, на дупелях. Поле - перепела и, наконец, лес - тетеревиные выводки - такова охотничья академия. Во время обучения муки творчества переживали одновременно и хозяин и собака. Но самое главное во всем этом деле - отработка "стойки".

Много лет предки породистой Эри были в руках человека, который развивал естественное стремление собаки подкрасться к добыче и остановиться, замереть перед ней,- "стойка"! За множество лет кропотливой однотипной тренировки это вошло в кровь легавой собаки - стоять по найденной дичи. Взять заветный волнующий запах птицы верхним чутьем, подвести к затаившейся добыче и остановиться, замереть, всем своим видом показывая крайнюю серьезность момента. Команда "вперед!" - шум взлета! А "прыжок" хозяин берет на себя - это выстрел, достигающий цели.

В совместной работе с собакой вырабатывается абсолютное, доходящее до автоматизма взаимопонимание. Остановилась с поднятой лапой, чуть повела глазами: посмотрела - где мы? Понимаем ли? Легкий поворот головы - "Впереди выводок! Их много!" Отец тихо взволнованно отвечает: "Молодец! Стоять!" Мы занимаем выгодные позиции - опять очень тихо и четко: "Вперед!" Один шаг, и тишина взрывается - птица с грохотом поднялась на крыло.

Эри в своей охотничьей жизни проявила высшее достижение в работе легавой подружейной собаки. Однажды, это было на Валдае, охотясь на тетеревиные выводки в частом березнячке, мы ее потеряли. Явно взяла след и, может быть, где-то стоит. Отец звал, свистел. Тишина. Что делать? Решили ждать, молча сели на пеньки, и вдруг через несколько минут из кустов, с каким-то отсутствующим видом, тихо вышла Эри, молча повернулась и, словно под гипнозом, пошла обратно. Мы, пораженные ее поведением, осторожно последовали за ней.

Эри шла, как лиса, какой-то особой походкой: хвост вытянут, лапы напряжены, тело стелется по земле. Так в молчании мы двигались несколько десятков метров, и, наконец,- "мертвая стойка". Здесь! Она привела нас к затаившейся птице - выводок тетеревов.

Восторг отца был беспределен.

После этого Эри можно было прощать все!

От Эри у нас был целый "завод" - шестеро великолепных щенят. Как раз в то время снимался фильм "Садко", и мы жили под Москвой. Щенков разобрали, один стал членом семьи Б. А. Бабочкина, другого увез в Ленинград П. П. Кадочников, третьего взял известный режиссер. А самого большого, красавца Дивара - имя в честь отца, чемпиона Советского Союза среди сеттеров оставили себе. Это был отличный пес, с прекрасной благородной головой, великолепным "жабо" на могучей груди, перо на хвосте, штаны на лапах, лоснящаяся шерсть. Настоящий лорд! Когда отец гулял с Диваром, прохожие останавливались и смотрели им вслед. Это была замечательная пара.

Но все проходит. Эри погибла, мы переехали в большой многоэтажный дом, держать собаку стало сложно, да еще многочисленные разъезды. Да и с осенней охотой возникли проблемы. Однажды Дивара на месяц отдали егерю, и он его погубил. Отец очень тяжело переживал, и мы решили пока не заводить собак.

Под словом "страсть" сейчас принято понимать какой-то скрытый порок, скандальные связи. "Желтая" тема цветет и пахнет. Ведь как приятно, что и персонажи прошлого такие же пошляки и скабрезники, как и многие герои нашего времени. Но это - к слову!

Как-то А. Н. Вертинский - дело было в Киеве на троллейбусной остановке - пропустил впереди себя женщину и тем самым чуть придержал нетерпеливую толпу. Тотчас поднялись крики: "Ишь ты, шляпу надел! Интеллигент!" На что Александр Николаевич с характерным гвардейским произношением ответил: "А почему вы р-решили, что я интеллигент? А может быть, я такое же дер-рьмо, как и вы?"

Так вот, страсть к охоте в жизни отца занимала очень большое место. Уходить в лес, на природу, "в кусты" было потребностью. И не только зовом крови - дед-то мой был лесник,- но и необходимостью, особенно в 30-е - 40-е годы, уйти из мира предательства, стукачества и доносов в мир рассветов и закатов, в мир чистых родников и бесконечных лесов, где особенно остро чувствуешь опустошающую суету повседневности.

К сожалению, в последние годы ему пришлось расстаться и с этой отдушиной.

Однажды он поехал "на лося" в Подмосковье. В компании стрелков были знакомые люди - актеры, писатели. Был среди них и один начинающий охотник, тоже писатель, в будущем довольно популярный. У стоящих "на номерах" есть одно железное правило - не выходить за линию стрелков, стрелять только прямо перед собой на 45 градусов и по ясно видимой цели.

Лось вышел на отца, для первоклассного охотника промахнуться по такой цели невозможно. Раздался выстрел!

Вероятно, честолюбие, да и жадность (охотник, "поваливший" зверя, получает рога и шкуру) заставили начинающего охотника выйти за линию стрелков и выстрелить вдоль строя. Все бы прошло нормально и не случилось бы трагедии, если бы шофер из любопытства тоже не вышел вперед строя стрелков. Пуля попала точно в сердце шофера. А дальше случилось вот что: начинающий охотник, будущая литературная знаменитость, проявил завидную находчивость: он выбросил в снег оставшиеся патроны, как вещественные доказательства, и пытался в убийстве обвинить отца. У данного субъекта были огромные связи и, не будь это Сергей Столяров, он наверняка "закопал" бы невиновного.