Смерть Вазир-Мухтара

с индийскими властями. Нужно как можно яснее высказать свое доверие и дружбу. Пока не приедет русский министр. Ибо губернатор ширазский - второй сын, а Аббас - только третий. Трон персидский, на котором сидит еще Фетх-Али-шах, каждый день может стать свободным. Фетх-Али стар. А потом, когда русский министр приедет, - будет даже полезно, чтоб лев и медведь сидели на одной и той же мебели. Пусть они подружатся, потолкуют, - а друзья всегда толкуют между собою как раз о том, что знает и тот и другой. Чего же не знает один из них, остается тайною для другого. Кто-нибудь промахнется. Аббасу придется говорить тогда только с одним. Но он будет говорить, говорить до упаду с обоими. К тому же "дворец пуст" - это значит для русского: нет мебели, нет денег, нет ничего. Сбавляйте цену. Евнух. - Сегодня ты вынешь серьги у жен моих и под точными квитанциями запишешь и сдашь мне. Старушка вытягивает губы - и ни с места. - Светлая тень шаха, они еще не могут простить, что я отнял у них алмазы. Ноздри у Аббаса раздуваются. Живот евнуха ходит от волнения. Аббас улыбается. - Хорошо. Иди. И день идет. И он обедает, а потом читает французский роман о разбойнике. Потом молится, небрежно. Диктует письма. Читает донесения Абуль-Касим-хана: Грибоедов задерживается в Тифлисе, и это, может быть, любовь, но, может быть, и намерение. Он сказал в разговоре, что, кажется, подождет уплаты куруров в Тифлисе, чтобы - --------------------------------------(1) Моя признательность и искренняя дружба принадлежит вам навсегда (фр.). приехать расположенным и уверенным в искренности намерений. Аббас вспоминает Грибоедова. Длинный, в очках, спокоен. Бойся худощавого, сказал Саади, бойся худощавого жеребца. - Parbleu! (1) - говорит Аббас, смотря на портрет Наполеона. ... Но, пишет Абуль-Касим-хан, не все еще потеряно: как слышно, из Петербурга настаивают на скорейшем отъезде посла. Аббас тащит из-за пояса европейский носовой платок и сморкается. - Петербург, Петербург - у них тоже не одна воля. В Петербурге одно говорят, на Кавказе другое. Но все же хвала аллаху и за то. И он идет вечером в гарем-ханэ, и пестрый курятник, поющий, курящий и ругающийся, притихает. Он подходит к старой своей, сорокалетней жене, и она опускает глаза в землю, а жены разевают рты: как давно этого не было. И Аббас осторожно вынимает у нее из ушей серьги. Только на пятнадцатой жене, на тридцатой серьге, жены всполошились. Они заплакали, заныли тонкими голосами и стали обнимать ноги Аббаса. Аббас смеялся. Он прикоснулся к тридцать первому уху, щекотливому и тонкому, смуглому. Евнух подвернулся: - Тень шаха, приехал Назар-Али-хан. Русский посол в Нахичевани, быстро, быстро едет в Тебриз. Аббас остановился над тридцать первым ухом и вдел обратно серьгу. - Я пошутил над вами, мои радости, я пошутил. Вот ваши серьги. Подать сюда перстни и ковры, которые сегодня я купил для них.

5

У полковника Макдональда в Тебризе хороший дом, недалеко от ворот Миермиляр и также недалеко от ворот Таджиль. Здесь ближе к предместьям