Структура момента

- Плохо... Не знаю, что и делать, - Алик горестно покачал головой, послезавтра свадьба, а невесты нет.

- Как нет? Куда же она делась?

Алик залез во внутренний карман пиджака и вытащил фотографию, тщательно обернутую в газету.

- Шлюхой оказалась невеста, - с усмешкой приступил он к рассказу, одновременно разворачивая газету.

...Осложнения в личной жизни Алика возникли неожиданно. Уровень реки в день моего приезда, как уже было сказано, понизился. Из-за этого ушли на глубину раки, обычно жмущиеся к берегу. И Алик, желающий сделать мне приятное, проторчал у реки целое утро вместо предполагаемого часа. Конечно, он не все время сидел на берегу и бегать надо было недалеко - он забросил сети прямо у калитки, - но полагалось через каждые пять-десять минут проверять улов, из-за этого пришлось отменить обещанное невесте посещение магазина "Молодожены". И не удалось предупредить Октая, чтобы пришел помочь: привезенные из школы столы загромоздили весь двор; надо было сложить их в сторонке и начать сколачивать скамейки из давно принесенных досок. (Стулья достать было трудно, а если бы и нашлись, слишком много бы места заняли, а со скамейками столы размещались во дворе в пять рядов по четыре в каждом - как раз на сто человек, и еще для танцев место оставалось. )

К невесте Алик послал соседку Соньку, за Октаем собрался зайти сам. Но не успел: только вывалил последнюю партию раков в ведро, рядом с которым на газете лежали пойманные этим же утром сазаны - два небольших, килограмма на три-четыре, и третий громадный, как говорили местные ребята, "симфонический", - и побежал мыть руки, как появилась эта самая несчастная кривоногая соседка Сонька, которую он часом раньше послал к невесте. Сперва за забором послышался ее пронзительный голос, на что, правда, он внимания не обратил: не было дня, чтобы она или ее мать Зибейда не поднимали у себя во дворе крик по любому поводу; потом, когда она вошла, он понял, что на этот раз ее вопли имеют какое-то отношение к нему. А когда она вдруг перешла на шепот и, воровато оглядываясь по сторонам, хотя во дворе, кроме трех сонных от жары куриц, ни одного живого существа не было, произнесла первые слова, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги. А Сонька, тараща глаза и возбужденно дыша, вытащила из-за пазухи и сунула ему фотографию, которую он и разглядывать не стал, одного взгляда было достаточно: невеста его, Аля, стояла в обнимку у памятника 26 бакинским комиссарам с каким-то высоким парнем в джинсах!

Решение было принято сразу и бесповоротно.

Преданный собачий взгляд Соньки, полный ужаса и вдохновения (все же не кто иной, а именно она разоблачила эту, эту...), следил за ним; она выполнила свой долг, выкрав фотографию из альбома, который лежал на шкафу между коробок, и теперь, умирая от любопытства, хотела знать результат.

На всякий случай Алик сунул фотографию в карман - не оставлять же Соньке! - но было ясно, что теперь, прячь не прячь, всякая надежда жениться рухнула: не мог же он взять в жены девку, которую кто-то до него лапал, да притом еще и фотографировал на память.

...Наконец Алик развернул газету. Тощий вихрастый парень в джинсах обнимал высокую и, насколько позволяла судить не очень качественная фотография, милую девушку в таких же джинсах.

- Это она?

- Да.

- А что за парень рядом?

- Меня тоже это очень интересует... - На обратной стороне фотографии никаких надписей и дат не было. - Это когда она в институте училась, в Баку...

- Он что, приехал за ней?

- Кто?

- Этот парень.

- Нет. А почему ты решил?

- Она хочет вернуться к нему?

- Нет.

- Вы поругались?

- Нет.

- А в чем же дело тогда? Что тебя смущает?

Алик, почти обидевшись, насупился.

- Как что? А фотография?

- Но ты же сам говоришь, что она давно сделана.

- Ну и что?

- Тебе сколько лет, Алик?

Трудно было удержаться от смеха, глядя на растерянное лицо Алика.

- Тридцать четыре.

- А ей?

- Двадцать пять.

- Когда вы познакомились?

- Полгода уже.

- А ты что, рассчитывал, что она двадцать пять лет сидела и ждала, когда появишься ты и сделаешь ей предложение? Она же живой человек все-таки...

- Слишком живой. - Алик мрачно вглядывался в фотографию.

- Пока не появилась эта фотография, у тебя были какие-либо сомнения?

- Нет.

- В таком случае считай, что ее не было. - Двумя решительными движениями я разорвал фотографию.

- У нее полно таких.

- Откуда знаешь?

- Сонька видела.

- Сделаешь с ними то же самое.

Он на мгновение задумался; взвесив что-то в уме, решительно замотал головой:

- Не получится. Сонька все равно разнесет по всему городу.

- Предупреди ее.

- Бесполезно. Она уже матери своей доложила. А ту никто не остановит.

- А с невестой своей ты хоть говорил?

- Нет.

- И что собираешься делать?

- Свадьбу отложить я не могу. Поздно... Придется подыскать какую-нибудь другую... другую невесту... - Алик встал. - У меня к тебе просьба: поговори с ней, объясни как-нибудь, - он показал на обрывки фотографии, - я не могу!.. Тут нужен авторитетный человек. Чтобы ей стыдно стало...

После ухода Алика я полистал тетрадь вундеркинда, исписанную страница за страницей непонятными формулами, и вышел во двор. Давно я уже не слышал такой тишины. Негромкий ровный рокот Куры только подчеркивал ее. Старик сторож предложил свежего чая, но я отказался и, поблагодарив, вышел на улицу.

Уже стемнело. При встрече с кем-нибудь можно было остаться неузнанным. Садами, мимо деревянных домов с черепичными крышами, сохранившихся только в этой, прибрежной части города, я вышел к подножию горы, к дому, где родился и вырос.

На калитке висел замок, собственноручно повешенный мною три года назад. Слабого вечернего света хватало, чтобы разглядеть небольшой, заросший сорной травой дворик и окно старенького домика, заколоченное в день моего торопливого отъезда... Я пошел дальше. Тремя кварталами ниже жил человек - единственный, кто мог помочь мне в создавшейся ситуации. Не бескорыстно, конечно... На альтруистические поступки он был не способен, это выяснилось еще в школе, когда он, учась в десятом классе, продавал нам, пятиклассникам, фотографии собственного производства по такой цене, что мы месяцами ходили у него в должниках.

Еще в школе он был совершенно седым и почти квадратным из-за очень коротких ног. Первый разряд по гимнастике все еще красовался на его груди рядом со значком победителя соцсоревнования. Уже начав с ним разговор, я вспомнил, что три года назад, когда я приезжал на похороны матери, он работал в торге. Он сам мне об этом сказал, когда вернулись с кладбища, отозвал меня в сторону и предложил продать ему дом. С соответствующими моменту скорбными интонациями, естественно...

От чая я наотрез отказался и сразу перешел к делу. Он и сам понимал, что визит мой к нему должен иметь веские основания, без особых причин я бы не стал искать с ним встречи: мы с детства недолюбливали друг друга...

Решение было принято еще в Москве, и, как ни трудно давалась мне первая фраза, я все же произнес ее, иного способа достать деньги не было.

- Ты мне говорил, что купил бы дом?

Он сразу же насторожился.

- Я говорил?

- Да, в день похорон.

Тогда я послал его к черту, и даже подальше, и этого он забыть не мог, как, впрочем, и о своем предложении: не так уж часто даже такие типы предлагают купить дом в день смерти владельца.

Он сделал вид, что ничего вспомнить не может.

- На похоронах? Что-то не могу припомнить... Я сам тебе сказал?

- Да, сам... Я еще обругал тебя.

- За что?

- На похоронах о таких вещах не говорят.

- Но мы уже вернулись с кладбища, по-моему?

- Вспомнил все-таки?

- Да что-то вроде было... Ну и что?

- Ничего особенного. - Каждый раз его туповатая хитрость вызывала во мне брезгливое раздражение. - Так хочешь ты купить дом или нет?