Прынцесса из ЧК

- И долго ты еще будешь молчать?

Сидевший на жестяной табуретке еврей лет сорока поднял на следователя угольно-черные, скорбные глаза и спокойно произнес:

- Я уже сказал вам правду. Она вам не понравилась. Тогда я дал вам свои объяснения - они вас тоже не устроили.

Марк Исаевич было дернулся, чтобы вскочить, но вспомнил, что на его подследственного угрожающие жесты не производили не малейшего впечатления.

- Симонович, то, что вы написали - бред сивой кобылы. Я этой ахинеи к делу не подошью. Дайте честные показания.

- Те, что вы мне подсовываете, гражданин следователь? Так с точки зрения профессионального инженера это тоже ахинея, только очень правдоподобно составленная. А моя ахинея была неправдоподобной. Но она мне больше нравится. Я не понимаю, о чем мы спорим: ведь вам надо меня посадить. Так какая разница, по какому из двух поклепов я сяду?

Марк Исаевич перекатил желваки на скулах и сказал со зловещим спокойствием:

- Знал бы ты, Юдка, как хочется мне выбить мозги из твоей еврейской башки!

- Жидовской, - улыбнулся подследственный. - Вы имеете право говорить "жидовской".

Марк Исаевич задохнулся от ярости, а Симонович продолжил:

- Ведь вы сами уже давно потеряли право называться евреем.

- Я тебя убью! - выдохнул Марк Исаевич.

- Мы уже давно выяснили, что я этого не боюсь. А вы - не имеете права меня убить здесь. Только опосредованно - через приговор и Соловки. Так что мы вернулись к исходной точке. Я не подпишу вашего сочинения, гражданин следователь. Делайте со мной что хотите.

"Ничего. Я тебя Лизке передам. Завтра же, - подумал Марк Исаевич. - От этого ангела-хранителя ты не уйдешь..."

Он потер виски и сказал:

- Ну и черт с тобой. Ты у меня еще попляшешь. - Нажал на кнопку звонка.- Уведите.

Аккуратно разложил папки, приготовил их к просмотру. В дверь постучали, и вошла Елизавета Петровна, уже с портфелем и в фуражке. Марк отметил про себя, что выглядит она измотанной и чем-то сильно расстроена. Сперва было решил, что Семенов не заговорил, и спросил обеспокоенно:

- Расколола?

- Да.

Марк облегченно улыбнулся:

- Молодец! Садись. Я устал и страшно хочу есть. Составь мне компанию.

Громова сразу напряглась.

- Марк Исаевич, я тоже устала и нездорова. Если можно, то поговорим о деле и я пойду домой.

- Нельзя, - вздохнул Марк Исаевич. - Разговор долгий. Так что садись, лучше на диван.

Он подошел к шкафу, достал оттуда сверток, поискал, куда бы его пристроить. Прихватил по пути венский стул, придвинул его к дивану.

- Назначим его врид* стола.

Елизавета Петровна подчинилась.

- Ты докладывай, я слушаю.

- Он признал наличие организации, разъяснил идеологическую платформу...

- И как?

- Убежденные противники советской власти, но террором тут и не пахнет, только критика идеологии, - сухо доложила Елизавета Петровна.

- Мельчает анархист, - весело прокомментировал Марк Исаевич, доставая из глубин добротного шкафа в стиле модерн початую бутылку коньяка и два стаканчика. Оглянулся на дверь, легко подошел к ней, щелкнул ключом в замке, заговорщицки улыбаясь, пояснил:

- Нет меня. Устал.

- Фамилии назвал две: рыцарь Даниэль, это студент МГУ Данила Яковлев, и некая Ирина Владимировна Покровская, пианистка, дочь архитектора, продолжила Громова. Свойский тон начальника ей не нравился.

- Дама сердца? - спросил Марк.

- Нет. "Дама" - давно уже наш информатор. Она его и сдала. Он, правда, об этом не знает. А тот, который мне знакомым показался, - известный анархист Солонович Александр... или Алексей? - Громова потерла лоб, сняла фуражку, положила ее на валик дивана, виновато улыбнулась. - Забыла, но не суть важно - его уже арестовывали в начале двадцатых. Преподаватель МВТУ. Он его не назвал, но по агентурным данным...

- Ничего, расколется. Проработай завтра со Звягиным второй допрос. И помягче с Ваней, не пугай парня. Он понятливый, ему предыдущего твоего разноса хватило.

Марк Исаевич неслышно опустился рядом с ней на диван. Елизавета Петровна слегка отодвинулась, давая ему место, и потупилась.

- По-хорошему, лучше Покровскую взять. похоже, я там с этим Юрой напортила. Вряд ли он что-то еще скажет.

- Он и так достаточно сказал, это раз. Во-вторых, пусть теперь они сами возятся, - усмехнутся Штоклянд, разливая коньяк. - Дело начато, а там... Угощайся, чего ждешь? Научилась у своих контриков модничать, а?

Она молча взяла стаканчик и залпом, не морщась, вопреки женскому обыкновению, выпила его. Марк Исаевич внимательно посмотрел на нее и спросил:

- Лизка, сознавайся честно, опять пить начала?

- Пока нет, - грустно улыбнулась она.

- Смотри, держись, Лизавета. Я с тобой церемониться не стану, серьезно сказал Марк и пододвинул к ней сверток с бутербродами. - Ешь давай. Нервишки у тебя, я скажу. Лечиться надо, Лиза. Похлопотать в профкоме?

Она жевала бутерброд и ничего не ответила. Марк смотрел на нее. Выражение лица, поза, движения - все как бы говорило: "Я устала как собака!" "Начинается. И правда ведь вскоре запьет. Я ее не первый год знаю, - подумал Марк Исаевич не без сочувствия. - Не будь меня - давно бы уже опустилась вконец". Он взял пару бутербродов, оторвал угол газеты, аккуратно завернул и по-хозяйски сунул ей в портфель.

- Марк! - запротестовала она.

- Что "Марк"? - огрызнулся он. - А то я тебя не знаю. Дома небось жрать нечего. Или боишься, что слухи пойдут? Старый чекист Громова спуталась с бывшим мужем? Брось, меня к тебе даже моя жена не ревнует. Прости, Лизка, но ты не женщина...

- Давай о деле, или я пошла, - отрезала Елизавета Петровна.

- Ладно, больше не буду. Посиди. Дай спокойно поесть, не торопись.

Марк налил себе коньяку, взял бутерброд и не спеша принялся за него. Потом так же неторопливо вытер губы и сказал:

- Завтра возьмешь у меня Симоновича. Упорен, контра недобитая. С делом, так и быть, ознакомишься завтра, раз сегодня устала.

- Это того, что взят по сигналу Спасителя? - спросила Лиза. - Марк, а ты уверен, что Симонович виноват? Я эту сволочь, информатора, знаю, он может и так накропать, по злобе или еще там из-за чего. Сколько раз себя ругала, что завербовала его.

- Начинается, - буркнул Марк. - На этот раз мне к чему готовиться? Не забыла, как я тебя во время "трилиссеровской лихорадки" спасал? Я слишком хорошо знаю тебя, Лиза, и знаю, чем это может кончиться. Конечно, это не мое дело. И все же ты мне не чужая. Я вижу, что ты чем-то мучаешься. Выкладывай начистоту.

Она нервно взъерошила волосы, пристально посмотрела ему в глаза, ответила медленно, с трудом подбирая слова:

- Знаешь, Марк, последнее время мы слишком уж часто возимся с какой-то мелкой сошкой. Нет, несомненно, это не советские люди, и с ними нужно работать, но ГПУ - это все же крайняя мера, согласись! Такое ощущение, что мы стали ловить мух...

- Старая песня, только куплет другой, - перебил ее Марк Исаевич. Вроде как в прошлом году ты признала ошибочность своих взглядов, Лиза? Опять по новой? Нехорошо...

- Я вроде не об этом... - она попыталась прекратить разговор, но Марк не дал:

- Сейчас не об этом, и в другой раз - тоже, а пахнет уклоном.

- Ты оргвыводы не делай, я вот про частный случай спрашиваю, про вот этого вот Юру Семенова, сопляка! - взорвалась Елизавета Петровна. - Он дурак, мальчишка, неженка, а ведь ему лагерь грозит.

- Оргвыводы, Лиза, к сожалению, не я делаю, - вздохнул Марк и посмотрел ей в глаза. - Ладно, давай о рыцаре этом. Да, он муха, но не тебе объяснять, какие клубочки иной раз разматываются с мелочей! И нашла кого жалеть. Ты мне ответь, Лиза, когда ты занялась революционной работой - ты ведь знала, чем это может обернуться. Ты ведь сама выбрала эту судьбу. Он тоже сам выбрал, заметил Марк и подытожил, вздохнув: - В кого ты такая дуреха, Лизка?

Она сразу нахохлилась, бросила хмуро: