Прынцесса из ЧК

- Давайте знакомиться. Вы у нас - Юрий Владимирович Семенов, 1909 года рождения, русский, из дворян, беспартийный, студент МВТУ им.Баумана, скоро будете инженер. А обвиняетесь в принадлежности к анархо-мистической группе рыцарей-тамплиеров, называемой "Орден Света", в котором вы занимали место рыцаря первой ступени, и антисоветской агитации. Так?

- Не совсем. Я отрицаю, что есть какая-либо группа, и рыцарем я в ней не могу состоять.

- Так и запишем, - подчеркнуто лениво отозвалась она, подперла щеку кулачком, но не пошевелилась даже, чтобы записать его ответ.

- Вы почему протокол не ведете? - зло спросил он, про себя радуясь ее оплошности.

- Дак стенографистка. - она опять улыбнулась едва заметно, но даже недоброжелательный Юрин взгляд не уловил в этой улыбке и тени победного злорадства.

Он оглянулся. В углу у входа, возле ширмы, стоят маленький столик, за которым робко примостилось юное, бесцветное и безликое, как все вокруг, создание в коричневом платье с белым воротничком. Юра не заметил ее при входе.

- Убедились? Все по правилам, - отозвалась следователь и добавила: - А ведь организация-то есть. Следствие располагает данными о регулярно проводившихся сборищах, к тому же в вашем дневнике есть подробное описание посвящения в рыцари. Кстати, кто такой этот рыцарь Даниэль?

- Его нет, - сухо отозвался Юрий. Мысль о том, что чужие и безразличные к нему люди роются в сокровенных тайнах его души, уже возмущала не так сильно, как сразу после ареста. По крайней мере, ему хватало сил сохранять видимое равнодушие.

- Как это - нет? - удивилась она.

- Это мои фантазии. Рассказ.

- Неправда. Вы свои рассказы и стихи записывали в отдельных тетрадках. Которые тоже изъяты при обыске. А тут - дневник.

- Это фантазии, - сухо повторил Юрий.

- И две рукописи философского содержания - тоже? - спросила Елизавета Петровна.

- Тоже. Это я придумал, - и усмехнулся вызывающе. - Нравится?

Сорвалась глупая фраза с языка, и Юра тут же застеснялся своего неуместного вопроса. Но Елизавета Петровна очень охотно отозвалась:

- Не знаю. Я ничего в них не поняла.

- Тогда как вы можете меня осуждать на их основании?

- А я разве осуждаю? Я вообще не имею права вас осуждать. Следствие должно собрать доказательства вины, а уж осуждать вас Судебная коллегия будет. Я только подозреваю, что в рукописях скрыта антисоветская агитация.

- И призыв к свержению советской власти! - не удержавшись, съехидничал Юрий.

- Не пиши! - оказывается, следователь следила за стенографисткой и, довольно жестко прикрикнув на девушку, обернулась к Юрию. - Поосторожней. Вашу усмешку в протокол не запишешь, а по форме это признание.

Юрий закусил губу. Надо же так попасться!

Она продолжила:

- Значит, вы утверждаете, что рукописи философского содержания есть плод ваших размышлений?

- Да.

- Тогда давайте о них и побеседуем.

- Беседовать я привык за чаем, с друзьями. А с вами мне беседовать не о чем! - резко заявил он. Со Звягиным ему удавалось таким образом продержаться все допросы.

Она поморщилась, поджала обиженно губы и произнесла подчеркнуто сухо:

- Ну и не беседуйте, мне-то что! А на меня не кричите. Вам такое обращение не нравится? Я тоже человек и подобного тоже не люблю. - Громова достала портсигар, зажигалку. Ввинтила сильными пальцами папиросу в мундштук и закурила. В маленьком прогретом кабинете сразу ядовито запахло дешевым табаком.

Некурящий Юрий не выдержал:

- Что за хамская манера! Здесь и так дышать нечем!

- Извините, - искренне смутилась она, хотела было затушить папиросу, но передумала, подошла к окну, открыла форточку.

"И на том спасибо!" - подумал юноша. Елизавета Петровна тем временем затянулась и проворчала, совсем не страшно, как ворчат добродушные тетки:

- Ведь как у вас это барское в кровь въелось. Только ножкой не топнули да вон не послали. А ведь я все-таки женщина, да и постарше вас буду! Ры-царь!

Она презрительно скривила губы - в углу рта у нее снова обозначилась резкая морщинка - и затянулась. Папиросу следователь держала в трех пальцах, как тертый жизнью мужик. Она ничуть не позировала, но Юра вдруг подумал, что его противница - несчастная и усталая женщина, причем скрывает это от всех. Ему стало неловко - действительно нахамил человеку.

- Извините...

- Ладно, - кивнула Елизавета Петровна, докурила, загасила папиросу о подоконник и метко швырнула окурок в пепельницу на столе. - Чудной вы все-таки, гражданин Семенов.

- Что же вас так удивляет?

- Бесполезность, - произнесла Елизавета Петровна, глядя ему в глаза.

- Бесполезность? - Юрия это задело до глубины души. - По-вашему, только тот полезен, кто землю копает? А те, кто создает культурные ценности, при социализме не нужны?

- Культурные ценности? - насмешливо протянула она, взяла его тетрадь, помахала ею в воздухе. - Эту коровью жвачку вы называете культурными ценностями? Культура должна быть понятна всем. А тут читаешь-читаешь - и ничего не понятно.

- Ну, если вы не поняли, это не значит, что здесь бесполезное что-то написано, - запальчиво возразил Юрий. - Это философское сочинение, а философия - наставница жизни.

- Значит, вы думаете, что люди должны жить по этой вашей... философии? - с легкой, но очень обидной иронией заметила она.

- Марксизм - тоже философия, - не уступал Юрий. - Вы же по ней живете.

- Так то марксизм. У Маркса все ясно, между прочим. Это вам не зоны с арлегами.

- По-вашему, "пролетариат" и "буржуазия" с "эксплуатацией" - проще? Да ваши агитаторы их выговорить подчас не могут.

- Тем не менее учение Маркса можно объяснить даже самому темному крестьянину.

- Я тоже могу вам зоны с арлегами объяснить.

- Ну и объясните! - заявила следователь и опять закурила. В ее голосе послышалось настоящее любопытство. Добавила с мягкой улыбкой: - Я понятливая. Только по-человечески, а то ваш брат интеллигент каждый по-своему чирикает, я одного приучусь понимать, а другой иначе говорит...

- На следствии, что ли, с интеллигентами разговаривали? - нахохлился Юрий.

- Бывало и так. А вообще - я в свободное время самообразованием занимаюсь. - и добавила доверительно: - Я ученым сильно завидую.

Юрий вздохнул, впрочем, не без ехидства.

- А что на рабфак не пошли?

- Так работа же. - она пропустила мимо ушей его издевку.

- Что вас только привело на эту собачью работу?

- Долг, - просто сказала она.

Юра отметил, что с определением "собачья работа" она спорить не стала. "Согласна ведь!" - подумал он.

Хотел было продолжить в том же духе, но следователь докурила и произнесла спокойно:

- Давайте вернемся к делу. Вы ведь собирались мне разъяснить вашу философию. Начнем с того, что я поняла. Вот вы делите весь род людской на три части. Гилики - это мещане, для которых на первом месте брюхо, богатство, власть. Это ясно. Потом повыше идут люди - это психики. Так вы их зовете, да? И наконец - лучшие, пневматики, белая кость. Так?

- Не совсем. Нет белой и черной кости. Нет плохих и хороших. Есть знающие и незнающие. Пневматики - это знающие. Люди духа, люди идеи. А просвещению доступны и гилики, и психики. Только знание идет к ним по-разному. Психикам оно доступнее. Они живут чувствами и отношением к людям. Их мышление не привязано к земле, они думают не только о своем благе. Гилика труднее оторвать от земного и заставить подумать о непрактичном разуме. Вы понимаете?

Она кивнула - совсем как старательная школьница, но Юра успел уловить совсем детский страх в ее глазах. Видимо, не все было так уж ясно, но она боялась, что он перестанет объяснять.

- Ну как вам объяснить? Ну вот я - психик, а Звягин - гилик.

- А я? - заметно повеселела она.

- Думаю, психик... - ответ звучал не совсем уверенно. - Я вас плохо знаю, но...

- А Махно? - боясь упустить ставшую было понятной мысль, спросила она.