Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

По дороге, от крестьян, мы узнали, что впереди нас уже прошли войска, главным образом офицерство. Вскоре и к нам начали присоединяться отступающие с фронта. Ходили слухи, что в Сороку прошел штаб Железнодорожного (главного) фронта. До Сороки оставалось около ста верст. Мы решили пройти их в одни сутки.

В этот последний переход, перескакивая с одних саней на другие, я долго ехал с Энден.

Помню его фразу: "Слушайте, Бессонов, а ведь вы, по вашим приемам, недалеки от большевиков".

"Это для меня лучшая похвала" - ответил я ему.

"В борьбе все средства хороши, но пользоваться некоторыми из них не допустит меня моя совесть. В этом разница между мной и ними. Большевики же тем и сильны, что они не разбираются в средствах и, выбрав их, идут до конца".

Переход был трудный. Вьюга заметала дорогу. Кони останавливались.

Мой серый, которого я купил у цыгана, совсем встал. - {70} Кнут не действовал. Я колол его сзади штыком. Было жалко, но надо были идти вперед...

Но цель близка... Самое трудное пройдено... Впереди отдых...

*

Поздно ночью мы подошли к деревушке верстах в 10 от ст. Сороки.

Что то странное! Масса саней... Все избы заняты. Встречающиеся люди как то особенно настроены, нехотя отвечают на вопросы. Встретили несколько знакомых офицеров... В чем дело?

Генерал Скобельцын сдал фронт, и ушел в Финляндию. Большевики броневыми поездами заняли станцию Сороки.

Всего со всех фронтов, собралось здесь около 1200 бойцов с несколькими орудиями, пулеметами и винтовками.

Большевики выслали парламентеров и предложили сдаться.

Ген. В-е подписал договор, по которому нам гарантировалась жизнь, неприкосновенность имущества и свобода. Завтра в 10 часов утра на ст. Сороки должна произойти сдача...

*

Это был худший момент в моей жизни. Ни думать, ни рассуждать я не мог. Я не владел собой и боялся оставаться с оружием - мог ввинтить себе пулю в лоб. Молча передал я свой револьвер кап. Власову, и, тут же, в своем совике, лег на снег и заснул.

*

Сегодня сдача... Позор... Снова тюрьмы... Опять все сначала... Разом стукнуло мне в голову, когда я проснулся.

Большевики и договор?! Смешно! Почему не принять бой? Бежать... Продолжала работать мысль.

Положение не изменилось, но слава Богу мысль о самоубийстве прошла бесследно.

Надо бежать.

К сожалению я не смог этого сделать. До границы 200 верст. Снег полтора аршина. По дорогам и в деревнях красные заставы. Идти лесом без дорог и деревень не было сил. Я был вымотан совершенно.

{71} Честь и слава 8-ми офицерам, которые на лыжах ушли, оттуда и достигли Финляндской границы. Уже здесь, за границей, я слышал, что бежал оттуда и Полк. Энден. Ему это было еще труднее, так как за переход он сильно ослаб и у него начиналась цинга. От всей души поздравляю его. Он правильно учел, что ему, как Начальнику разведки, не бывать живым у красных.

Уж очень мне неприятно вспоминать весь этот позор, поэтому расскажу его в самых кратких чертах.

Утром встал. Уничтожил документы. Снял погоны. Хватил стакана три рому, сел на сани и поехал сдаваться.

Противно вспоминать. Как я говорил, мысль о самоубийстве отпала сразу, но желание вместо этого позора умереть в бою оставалась все время.

Почему он не был дан, - надо спросить у "главных сил" - "штаба", который все таки успел подписать этот позорнейший и глупейший договор.

Кстати сказать, Ген В-е., стоявший во главе этого штаба, был популярен и любим строевыми офицерами. Покойников не судят, а он расстрелян. Ниже я скажу, как этот договор был выполнен большевиками.

Дальше...

Подъехал к заставе... Опять те же чекистские морды... Сдал револьвер.

Тут большевики соблюли первый пункт договора.-Взяли под стражу.

Привели в бараки. - Разбитые окна... На дворе крепкий мороз... Кругом конвой... Состоят в апатии... Ничего впереди...

Я ведь знал на что я иду...

Несколько дней в Сороках...

Чекисты выбирали генералов и заставляли их чистить ватерклозеты.

Затем вагон и нас перевезли в Петрозаводск.

{72}

ОПЯТЬ ТЮРЬМЫ.

Время сделало свое дело, и здесь я уже почти отошел. Снова явились силы, энергия... Появилось злобное желание выйти победителем из положения.

В тюрьме на всех не хватило места, и я попал в партию, которую посадили в бывшую семинарию. Кормить, - нас почти не кормили и нужно было добывать себе хлеб какими угодно способами. Тут помог мне мой прежний опыт. - Покупались конвоиры, летели френчи, куртки, деньги, все это менялось, снова выманивалось, и наша компания почти всегда была сыта.

Прошло недели две, и большевики соблюли второй пункт договора обобрали нас совершенно. Ночью чекисты ввалились в тюрьму и семинарию и забрали наше обмундирование, консервы и вещи, которые некоторые захватили с собой. Жить стало труднее. Голод усиливался. Что с нами будут делать, мы совершенно не знали. Я лично, не хотел одного - отправки в Вологду. Здесь меня никто не знал. Там я был лично знаком всему Особому отделу Чека.

Я ждал весны, чтобы подсохли болота и можно было бы бежать. Но видно, не легко мне давалась свобода и не судьба мне была "купить плети" (Бежать.) на этот раз.

Не помню, сколько просидели мы в Петрозаводске, но болота еще не высохли, когда нам приказали собираться для отправки.

Вагон - Вологда... Нас перевезли туда. Неприятно. Я начал ждать всего. Но вот прошла томительная неделя... Другая... И никакого движения. Никто,-никем не интересовался. Стало спокойнее, и я начал думать, что обо мне забыли.

Держали нас в концентрационном лагере, в громадных бараках на конце города. Кругом проволока и стояли часовые. Есть почти не давали. Зато все это время, раза два в неделю, нас душили разнообразными анкетами. Это любимое занятие большевиков.

Со мной сидели два молодых офицера Аничков и бар. {73} Клод, которые вообще, все время держали себя большими молодцами. На этих анкетах, на вопрос "какого полка" они неизменно писали: "Кавалергардского Е. И. В. Государыни Имп. Марии Федоровны полка".

Кстати, они пытались бежать из Петрозаводска, но в ту же ночь, попав в непроходимые весной болота, вернулись обратно. Не помню почему, но это им прошло безнаказанно.

Так просидел я еще с неделю. Но вот поползли слухи, что в тюрьме, на другом конце города сидят свои.

Прошла еще неделя. Получаю записочку, что своих 11 человек. Дело плохо... Значить тишина не нормальная. И действительно. У ворот появился конвой, а в бараке чекист со списком: "Геруц, Бессонов и еще трое собирайтесь с вещами". 5 человек из 1200-от! Освежили они меня этим сразу.. Ничего хорошего впереди ждать было нельзя.

Так я расстался со всеми офицерами Северной области. Я не знал тогда, что в этом, казалось бы худшем положении, было мое спасение.

Я немного отклонюсь в сторону и расскажу судьбу всех остальных. Узнал я об этом уже много позже. Недели через две после моей "выемки" их всех отправили в Москву, Там, без всяких допросов и расследований, они просидели до середины лета и были отправлены по направлению в Архангельск. Причем их уверили, что Ген. Миллер хлопотал за них за границей и их посадят в Архангельске на пароход и отправят в Англию. Вместо этого их выгрузили из вагона и этапным порядком перевели в Холмогоры. Содержали их в редко плохих условиях. Конвоировали их пленные мадьяры, которые спровоцировали бунт. Тогда Ч. К., кажется комиссия Кедрова, посадила всех на барку, вывела на середину Св. Двины и расстреляла из пулемета.

Так выполнили большевики третий пункт договора, гарантирующий жизнь.

Уже в Соловках мне рассказывали, что такой расстрел практиковался в Соловецком, Холмогорском и Партаминском лагерях особого назначения неоднократно.

Я поставил себе задачей передавать только то, что я сам видел, сам пережил, короче говоря, передавать правду, а не анекдоты, которых уже много ходит за границей. Поэтому {74} я и оговариваюсь, что я только слышал об этом, но прибавляю, что слышал я это от многих лиц, и что это можно считать сведением вполне достоверным.