Масоны

Тулузов делал неимоверные усилия над собою, чтобы скрыть свой почти ужас и проговорить:

- Ничего вам не придется этого делать. Я дам желаемую вами бумагу и хотел бы только, чтобы мы расстались по-дружески, а не врагами...

- Это я могу вам обещать, - отвечала насмешливо Екатерина Петровна, и, с своей стороны, тоже прошу вас, чтобы вы меня после того ничем не тревожили, не посещали никогда и денег от меня больше не требовали.

- Извольте-с! - сказал Тулузов, слегка пожав плечами. - За этим вам собственно и угодно было позвать меня?

- За этим, - подтвердила Екатерина Петровна.

Тулузов поклонился ей и ушел, а вечером прислал ей вид на отдельное от него житье.

Пока все это происходило, Егор Егорыч возвратился с Сверстовым в Москву. Первое, о чем спросила его Сусанна Николаевна, это - о здоровье Пьера Углакова.

- Совершенно поправляется и скоро приедет в Москву, - отвечал Егор Егорыч.

Сусанна Николаевна, услышав это, одновременно обрадовалась и обмерла от страха, и когда потом возник вопрос о времени отправления Лябьевых в назначенное им место жительства, то она, с своей стороны, подала голос за скорейший отъезд их, потому что там они будут жить все-таки на свежем воздухе, а не в тюрьме. Под влиянием ее мнения, Егор Егорыч стал хлопотать об этом через старика Углакова, и тут же его обеспокоил вопрос, чем Лябьевы будут жить на поселении? Он сказал об этом первоначально Сусанне Николаевне, та спросила о том сестру и после разговора с ней объявила Егору Егорычу:

- Вообрази, у них есть средства! Помнишь ту подмосковную, которую мамаша так настоятельно хотела отдать Музе? Она у них сохранилась. Лябьев, проиграв все свое состояние, никак не хотел продать этого имения и даже выкупил его, а кроме того, если мы отдадим ту часть, которая досталась мне после мамаши, они будут совершенно обеспечены.

- Превосходно, превосходно! - восклицал на все это Егор Егорыч. - Я буду управлять этим имением и буду высылать им деньги, а там они и сами возвратятся скоро в Москву.

Отправка Лябьева назначена была весьма скоро после того, и им даже дозволено было ехать в своем экипаже вслед за конвоем. Об их прощании с родственниками и друзьями говорить, конечно, нечего. Ради характеристики этого прощания, можно сказать только, что оно было короткое и совершенно молчаливое; одна только Аграфена Васильевна разревелась и все кричала своему обожаемому Аркаше:

- Ты смотри же, там в Сибири сочини еще соловья!

В самый день отъезда Лябьевых Сусанна Николаевна сказала мужу, что она непременно желает послезавтра же уехать в деревню, да и доктор Сверстов, сильно соскучившись по своей gnadige Frau, подговаривал к тому Егора Егорыча, так что тот, не имея ничего против скорого отъезда, согласился на то.

Екатерина Петровна между тем разъехалась с мужем и наняла себе квартиру на сколь возможно отдаленной от дома Тулузова улице.

Тулузов, с которым она даже не простилась, после объяснения с нею, видимо, был в каком-то афрапированном состоянии и все совещался с Савелием Власьевым, перед сметкой и умом которого он заметно начал пасовать, и когда Савелий (это было на второй день переезда Екатерины Петровны на новую квартиру) пришел к нему с обычным докладом по делам откупа, Тулузов сказал ему:

- Катерина Петровна не будет больше жить со мною, и потому в ее отделение я перевожу главную контору мою; кроме того, и ты можешь поместиться там с твоей семьей.

Савелий перед тем только женился на весьма хорошенькой особе, которая была из мещанского звания и с весьма порядочным приданым. За предложенную ему квартиру он небольшим поклоном поблагодарил своего господина.

- А что, скажи, Лябьева сослали? - спросил тот.

- Отправили-с, но только не в каторгу, а на поселенье, - объяснил Савелий.

- Почему ж так? - воскликнул Тулузов с неудовольствием.

- Мне наш частный пристав передавал, что сам государь повелел господина Лябьева только выслать на жительство в Тобольскую губернию.

Такое известие взбесило Тулузова, и он почуял в нем дурное предзнаменование для себя.

- Кто ж ему это выхлопотал? - отнесся он как-то уж строго к Савелию.

- Частный пристав сказывал, что господин Марфин хлопотал по этому делу очень много.

- А эта гадина еще здесь?

- Никак нет-с, уехал в имение свое; я нарочно заходил к ним на квартиру справляться, но никого там не нашел, и дверь заколочена.

- Для нас очень хорошо и полезно, что черт его унес... Ну, а дела моего еще не прислали сюда?

- Никак нет-с, не шлют!

- Но как же они смеют это делать?.. Значит, тебе опять надобно ехать туда.

Савелий при этом приказании вспыхнул в лице.

- Ехать-с, Василий Иваныч, я готов, но пользы от того не будет никакой! - возразил он. - Тамошний господин исправник недаром Зверевым прозывается, как есть зверь лютый... Изобьет меня еще раз, тем и кончится... Нельзя ли вам как-нибудь у генерал-губернатора, что ли, или у тамошнего губернатора похлопотать?

- Нигде я не могу хлопотать, понимаешь ли? Меня судьба лупит со всех сторон! - воскликнул Тулузов.

- Это точно, что с кажинным человеком бывает... Вот тоже один из свидетелей наших ужасно как начинает безобразничать.

- Кто такой? - спросил Тулузов с более и более возрастающим гневом.

- Все тот же безобразный поручик... требует себе денег, да и баста...

- Ему давали уж денег, и сколько раз после того! - кричал Тулузов.

- А он еще хочет, и если, говорит, вы не дадите, так я пойду и скажу, что дал фальшивое показание.

Тулузов при этом окончательно вышел из себя.

- Так зачем же ты, каналья этакая, меня с такими негодяями свел?.. Я не с них, а с тебя спрошу, - ты мой крепостной, - и изволь с ними улаживать!

Тут, в свою очередь, Савелий обозлился.

- Улаживать с ним можно только одним - дать ему денег.

- Ну, так ты и давай из своего кармана. Довольно ты их у меня наворовал.

- Да ведь это что же-с?.. И другие, может, еще больше меня воровали...

Тулузов, поняв, на чей счет это было сказано, бросился было бить Савелия, но тот движением руки остановил его.

- Не смейте меня пальцем тронуть! Не вы мне, а я вам нужен! проговорил он.

- Никто мне не нужен! - ревел на весь дом Тулузов. - Я убью тебя здесь же на месте, как собаку!

- Нет, не убьете! Вы людей убивали, когда в бедности были, а теперь побережете себя, - возразил, каким-то дьявольским смехом усмехнувшись, Савелий и затем пошел.

- Я тебя завтра же на каторгу сошлю! - кричал ему вслед Тулузов.

- Не сошлете! - отозвался опять с тем же демонским смехом Савелий.

XIV

Савелий Власьев не ошибся, говоря, что барин не сошлет его; напротив, Василий Иваныч на другой же день, ранним утром, позвал его к себе и сказал ему довольно ласковым голосом:

- Тебе глупо было вчера так грубить мне!

- Да это простите, виноват! Обидно тоже немного показалось, - слегка извинился Савелий Власьев.

- Ну, и этому негодяю поручику дай немного денег! - продолжал Тулузов.

- Непременно-с надобно дать! Он уверяет, что никаких средств не имеет, на что существовать.

- Я готов ему помочь; но все-таки надобно, чтобы предел был этой помощи, - заметил Тулузов.

- Предел будет-с; решись только дело в вашу пользу, мы ему сейчас в шею дадим, да еще и самого к суду притянем, - умно сообразил Савелий Власьев.

- И нужно будет это сделать непременно, - подхватил Тулузов, - но ты сегодня же и дай ему!

- Сегодня, если только найду; а то его, дьявола, иной раз и не сыщешь, - объяснил Савелий.

- Где ж он, собственно, живет? - спросил Тулузов.

- Это трудно сказать, где он живет; день пребывает около Иверских ворот, а ночи по кабакам шляется или посещает разных метресс своих, которые его не прогоняют.

- Ну, а другие свидетели ничего не говорят?

- Из других старичок-чиновник помер; замерз ли он, окаянный, или удар с ним был, - неизвестно.