Том 6. Драматические произведения 1840-1859

Водевиль был поставлен впервые в Петербурге на сцене Александринского театра в бенефис М. Ф. Шелиховой (Шелиховой 1-й) 1 декабря 1851 г. «После „Бабушкиных попугаев“, премиленького водевиля И. И. Хмельницкого, „Дедушкины попугаи“ г. Перепельского, — писала „Северная пчела“, — уже не привлекут к себе внимания публики <…> Куплеты все топорной работы» (СП, 1841, 29 дек., № 290, с. 1157–1158). Однако в конце 1841-начале 1842 г. водевиль шел на той же сцене еще шесть раз.

Феодора — имя нескольких византийских императриц; очевидно, имеется в виду знаменитая жена Юстиниана Великого (VI в.), которая пользовалась неограниченным влиянием на мужа и официально принимала участие в государственных делах; Катерина Медичи — королева французская (1519–1589), правительница Франции при малолетнем Карле IX, снискавшая себе известность политическими интригами и преступлениями.

…хуже Овидиевых превращений… — Имеется в виду поэма «Метаморфозы» (буквально: превращения) римского поэта Публия Овидия Назона (43 г. до н. э.-17 г.), содержащая изложение мифов о превращениях богов и героев.

Материнское благословение, или Бедность и честь ^*

Печатается по ЦР, с восстановлением утраченных заглавия и начала списка действующих лиц но режиссерскому экземпляру.

Впервые опубликовано: куплеты командора (д. III, явл. 3) и Пьерро (д. II, явл. 1) — ЛГ, 1842, 25 окт., № 42; «Песня Марии» — РиП, 1843, No. 1, с. 240; полностью — Собр. соч. 1930, т. III, с. 253–309.

В собрание сочинений впервые включено в последнем из названных изданий.

Автограф не найден. Цензурованная рукопись (ЦР) — ЛГТБ, 1, IV, 5, 71; ценз. разр. для театральной постановки — 7 октября 1842 г. Разрешительная надпись цензора М. Гедеонова проведена через всю рукопись и повторена на последней странице. Режиссерский экземпляр — ЛГТБ, I, IV, 5, 73.

Датируется 1842 г.

Является переделкой французской пьесы А.-Ф. Деннери (A.-Ph. Dennery (D'Ennery)) и Г. Лемуана (G. Lemoine) «Божья милость» («Le grace do Dieu»), которая с большим успехом шла на сцене парижского театра Gaite (премьера — 16 января 1841 г.). Краткое содержание пьесы тогда же было передано в «Отечественных записках» (Театральная летопись. Французским театр в Париже. — ОЗ, 1841, № 3, отд. «Смесь», с. 45).

Пьеса Деннери и Лемуана была написана в подражание водевилю Ж.-Н. Буйи (J.-N. Bouilly) и М.-Ж. Пена (M.-J. Pain) «Фаншон, играющая на рылях» [34] («Fanchon la Vielleuse», 1800), чрезвычайно известному не только во Франции, но и за ее пределами. Поэтому мелодрама «Божья милость» ставилась в Россия под названием «Новая Фаншон» («La nouvolle Fanchon»). Впервые она была сыграна французской труппой Михайловского театра в Петербурге в начале 1842 г. и почти одновременно — французским театром в Москве (РиП, 1842, № 3, с. 41).

Основной автор «Божьей милости» А.-Ф. Деннери (1811–1899) — плодовитый французский драматург; ему принадлежит около 200 пьес, большинство которых он написал с различными соавторами. «Божья милость» пользовалась широкой популярностью. На сюжет, заимствованный из этой пьесы, Г. Доницетти создал оперу «Линда ди Шамуни». «„La grace de Dieu“ била шедевром Деннери, — писал Э. Золя. — Нужно вспомнить успех этой мелодрамы. Главные ситуации из нее рисовали на тарелках, по ее темам печатались сотни гравюр, которые встречаются еще теперь на стенах крестьянских домов. Вся Франция рыдала над горем бедной Марии» (Zola E. Nos auteurs dramatiques. Paris, 1881, p. 348). Э. Золя, который был принципиальным противником жанра мелодрамы вообще и творчества Деннери в частности, не случайно ввел в свой роман «Чрево Парижа» сцену с четким полемическим заданием: Лиза Кеню, предавшая своего родственника Флорана, в тот же вечер отправляется в театр, где вместе с мужем смотрит именно пьесу Деннери «La grace de Dieu», проливая слезы над судьбой героини.

Песни из «Божьей милости» долгое время оставались популярными в России. В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (1866) Катерина Ивановна почти в предсмертном бреду заставляет детей петь на улице «Cinq sous» — «известную петербургским жителям песенку нищих из французской пьесы Деннери и Лемуана „Божья милость, или Новая Фаншон“» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. VII. Л., 1973, с. 392).

Очевидно, внимание Некрасова на пьесу Деннери и Лемуана обратил Д. В. Григорович. Надо думать, что Некрасова привлекли во французской мелодраме ее явная антидворянская направленность, трогательный характер героини, соединение патетических и комических элементов, обилие романсов и песен.

Над своей переделкой Некрасов работал, по-видимому, летом и ранней осенью 1842 г. Д. В. Григорович вспоминал: «Каким образом ухитрился он это сделать, не зная буквально ни слова по-французски, остается непонятным. Сколько нужно было воли, терпения, чтобы, частью пользуясь объяснениями случайно заходивших знакомых, частью по лексикону, довести до конца такую работу» (Григорович Д. В. Литературные воспоминания. — Григорович, т. XII, с. 235).

По сравнению с французским оригиналом Некрасов ввел в пьесу значительные изменения. Прежде всего он переменил заглавие: вместо «Божьей милости» у него появляется «Материнское благословение, или Бедность и честь». Двойные названия были обычными для драматургии тех лет: в одной части заглавия обычно указывалась основная ситуация пьесы или имя главного героя, во второй — формулировалась тема, в данном случае — «бедность и честь». Кроме того, Некрасов ввел заглавия для каждого акта, чего не было во французском оригинале. Актовые заглавия также традиционны для мелодрамы. Диалектизмы, которых было много в «Божьей милости», устранены вовсе, потому что на русском языке передать их было невозможно. Изменены имена некоторых действующих лиц. Отец Марии Лусталот получил у Некрасова имя Бернард, пастор стал именоваться Эрбо, слуга командора (как и пастор, но имевший имени) — Лафлер.

В целом текст французской мелодрамы был значительно сокращен Некрасовым. Роль Шоншон (одно из главных действующих лиц) была им вовсе упразднена. Поэтому отпали целые сцены с ее участием. В других случаях ее реплики или вычеркивались, или передавались Пьерро. Ф. А. Кони в своей рецензии возражал против исключения роли Шоншон (ЛГ, 1842, 25 окт., № 42, с. 866). Однако у Некрасова были основания для такого решения. Шоншон — деревенская подруга Марии — благосклонно принимала ухаживания командора, который устроил ее в Оперу. Никакою раскаяния она но испытывает, напротив, вполне довольна споим положением. Таким образом, роль Шоншон противоречила моральной проблематике пьесы («бедность и честь») и нарушала основную тенденцию мелодрамы.

В общей сложности Некрасов исключил восемь явлений, введя взамен только одно (д. IV, явл. 4) — разговор командора с Марией. Цель его в данном случае заключалась в том, чтобы подчеркнуть низкую натуру командора: он продолжает преследовать Марию, уже зная, что ее любит его племянник.

Некрасову принадлежит еще одно важное добавление. Переведя довольно точно монолог Марии (д. II, явл. 5), он вкладывает в ее уста слова, которых не было во французском оригинале: «Я их <придворных господ> терпеть не могу…».

Некоторые изменения внес Некрасов и в финал: возможно, по цензурным соображениям он решил сделать из злодея командора типичного водевильного дядюшку-добряка, который устраивает счастье влюбленных.

В остальном Некрасов достаточно точно передал прозаический текст французской пьесы. Иначе обстояло дело с текстами стихотворными. Тут он чувствовал себя значительно увереннее. и не столько переводил, сколько переделывал или же сочинял сам. В «Божьей милости» было тридцать песен и романсов; Некрасов оставил лишь восемнадцать; из этих восемнадцати тринадцать являются переделками, остальные пять сочинены им самим. Переделки Некрасова по художественной выразительности зачастую превосходили французские стихи. На это обратил внимание еще в начале 1900-х гг. писатель и драматург Ив. Щеглов (И. Л. Леонтьев): «Имея под рукой оригинал пьесы Деннери и сверяя по нем стихотворный перевод двадцатилетнего Некрасова, невольно удивляешься, как легко и вместе как колоритно переложены популярные французские куплеты, приобретшие в свое время, исключительно благодаря талантливому некрасовскому переложению, не меньшую популярность и в России». У Некрасова, отмечал далее Ив. Щеглов, «очень тонкое „переложение“, без тени аффектации, которой страдает „поэзия“ французского оригинала, — переложение, стоящее много выше последнего» (Щеглов Ив. <Леонтьев И. Л.> Народ и театр. СПб., 1911, с. 220, 221).