История моей матери. Роман-биография (СИ)

Она обратилась к настоятельнице монастыря и представилась девушкой из хорошей семьи (это, собственно, явствовало из ее шубы, но она лишний раз об этом напомнила: к грешницам из хорошего общества почему-то относятся лучше и делают им больше скидок и поблажек, чем девушкам из простых семей,- такова природа человеческая). Она, мол, направляется в Лиссабон, но хотела бы задержать свой отъезд на две-три недели и быть это время полезной церкви: это поможет ей забыть кой-какие душевные раны, которые лучше всего лечатся служением Господу. Это было правильно: нельзя начинать с просьб - надо сначала их отработать. Настоятельницу звали Флоранс - француженка с севера страны, где живут более строгие и внешне чопорные люди, но душа у них бывает жарче и живей, чем у жителей средней Франции. Мать Флоранс не стала ни о чем ее спрашивать, но направила к матери Луизе, ведавшей столовой, которую монастырь держал для продавщиц соседнего универмага: видимо потому, что те подвергались особым искушениям на работе - как со стороны клиентов, так и предлагаемой им роскоши - и нуждались в первоочередной заботе и попечении. Две недели Рене засучив рукава мыла посуду и разносила обеды, не требуя ничего взамен и лишь скромно подсаживаясь к продавщицам: разделить с ними трапезу. Она не искала общества матери Луизы, обсуждала с ней лишь число едоков и их посадку за столами, но та поглядывала на нее день ото дня все благосклоннее. По-видимому, она рассказала о Рене своей начальнице, или, скорее, та потребовала от нее отчета по прошествии некоторого времени: обе были любопытны, как это бывает свойственно пожилым дамам, отдавшим себя служению Богу и ближнему. Мать Флоранс вызвала к себе Рене для более обстоятельного знакомства, мать Луиза, разумеется, при сем присутствовала.

- Мы все эти дни наблюдали за тобой, Марта, и составили о тебе хорошее впечатление,- сказала мать Флоранс, глядя на голову Рене, которая в этот момент прикладывалась к ее ручке. Разговор происходил в кабинете настоятельницы: здесь было много резного черного дерева, столь же дорогих, пожелтевших от времени, кружев цвета слоновой кости и гравюр на стенах, изображавших отцов церкви; над креслом настоятельницы висел большой поясной портрет святой, основательницы монастыря, его патронессы и попечительницы. Мать Луиза сидела у окна поодаль и, пока говорила начальница, помалкивала. Она построжела и даже посуровела по сравнению с обычным своим видом - зато мать Флоранс, приступившая к Рене с расспросами, была само гостеприимство и доброжелательность.

- Мы бы хотели тебе помочь, если у тебя есть такая нужда...- Сердце у Рене екнуло, но она не подала виду, а задумалась над своими нуждами.- А наверно, она у тебя есть,- уверенно сказала мать Флоранс,- раз ты пришла к нам и взялась работать на кухне,- и пресекла величественным жестом лицемерные разуверения в обратном, которые появились уже на устах грешницы. Рене, подчиняясь правилам человеческого общежития, действительно намеревалась произнести вслух что-то подобное, но, увидев предостерегающее мановение руки, сообразила, что разоблачение ей даже на пользу, и примолкла.- Мы тебе поможем,- пообещала ей та,- но прежде хотели бы кое-что о тебе узнать и выяснить - чтоб не попасть впросак со своими благодеяниями. "Не мечите бисера" - так ведь сказано в Писании? Церковь велика и щедра в своих делах, но и она не любит тратиться попусту.- В продолжение всей этой вводной части она изучала и щупала взглядом Рене снизу доверху, но особенно сосредотачивалось на лице, желая прочесть в нем столь дорогое всякому церковнику чистосердечное признание в грехах и терпеливое ожидание своей участи.- Тебя крестили в Канаде?

Рене встрепенулась: ход и обстановка разговора напомнили ей задушевные беседы в других стенах и обстоятельствах.

- Нет,- чуть помешкав, отвечала она, снова вспомнив, что лучший способ врать - это говорить правду.- Я крестилась под Абвилем, на побережье, возле Ё и Дьеппа. В одной из тамошних церквей.

- Кто крестил тебя?

- Отец Жозеф. Его все очень любили.

- Высокий и красивый? - без стеснения спросила мать Флоранс: ее годы позволяли ей такую откровенность.- Я его знала. Я бывала в ваших местах. Знаешь, где он сейчас?

- Нет. Мы уехали в Канаду, когда мне пяти лет не было.

- Отец был англичанин?

- Канадец. Служил в это время.

- Моряк, наверно?

- Наблюдатель летного полка. Я даже не знаю, что это такое.

- Я тоже,- успокоила ее мать Флоранс, проникаясь между тем доверием к ней именно вследствие ее неосведомленности.- Так вот отец Жозеф сейчас в Китае...- Пришла очередь удивляться Рене - она поглядела вопросительно на собеседницу.- Поехал миссионерствовать и исчез - мы о нем уже начали беспокоиться.

- Там вроде тревожно? - спросила Рене.- Я в газетах читала.

- Тревожней не бывает. Война...- и глянула значительно, затем ободрила ее: - Видишь, у нас с тобой и общие знакомые нашлись. А конфирмация была в Канаде?

- Да. Мы живем под Квебеком.- Рене приготовилась рассказывать свою историю, сопровождая ее пересказом рисунков, которые она изучала в библиотеке Управления, но мать Флоранс отмахнулась от всего этого:

- Бог с ним. В Канаде я не была и никогда уже не буду. Знаю только, что там французский язык уродуют. А ты говоришь вроде правильно.

- Мама со мной только по-французски и говорила. И потом, я два года в Париже училась, все снова вспомнила.

- Да. Родной язык не потеряешь. Другой не выучишь, а свой не забудешь. А что это за великие грехи перед Господом, о которых ты в прошлый раз говорила? Ну-ка говори. Представь себе, что ты на исповеди.

Ни о каком смертном грехе Рене ей в прошлый раз не говорила, но спорить не стала. Грехи только украшают нас - вопреки широко распространенному в мире мнению.

- Самый большой мой грех, мать Флоранс,- не таясь отвечала она,- не он сам, а то, что я в нем упорствую. Грехи надо замаливать, а я молюсь Богу и продолжаю нарушать заповеди.

- Мыслями или поступками? - видимо, матери Флоранс была известна разница между обоими заблуждениями ума и сердца, а, возможно, и они сами.

- И тем и другим, мать Флоранс. Каюсь и грешу, грешу и каюсь. Поэтому и мечусь по свету как неприкаянная.

Мать Флоранс тут слегка нахмурилась: не от тяжести ее прегрешений, а оттого, что не любила в исповедях недоговоренности и туманных неточностей.

- Ты любила мужчину?

- Да, мать Флоранс.

- Он был женат?

- Нет. Женат он не был, но и на мне не женился.

- А ты жила с ним? - с бесцеремонностью исповедницы спросила та. Молчание Рене было на этот счет красноречиво.- А сейчас что? Продолжаешь с ним встречаться? Что-то мы с матерью Луизой этого не заметили. А у нас на это глаз зоркий.

- Хуже, мать Флоранс. Хочу найти его. Соблазн ушел - надо было бы перекреститься и поблагодарить Господа, а я ищу его по белу свету.

- Хм! - Мать Флоранс переглянулась с матерью Луизой, и тут обе словно на время удалились из зала суда, хотя и остались на своих местах - так навострились понимать друг друга, что им было достаточно и безмолвной речи.

- Упорство в грехе - великий грех,- признала мать Флоранс,- может быть, самый непростительный из всех, но и самой великой грешнице можно помочь и посочувствовать. Но ты не все нам говоришь.- Здесь она строго, едва ли не сурово поглядела на исповедуемую.- Ты не все рассказываешь, Марта, и грешишь еще и ложью, хотя правда могла бы уменьшить степень твоей вины перед Господом: она и очернит и обелит тебя одновременно! - голос ее зазвучал здесь почти что торжественно.

Рене терялась в догадках: что они сумели про нее вынюхать?

- Чего я не сказала, мать Флоранс? Чего именно?

- Чего именно? - повторила та, глядя на нее со здоровым церковным цинизмом.- У тебя много таких грехов?..- Затем посерьезнела: - У тебя был ребенок, Марта, а ты нам не сказала этого. Где он теперь?

Рене вначале удивилась, потом, как и полагалось по сценарию, устыдилась этому разоблачению: