Воспоминания
Воспоминания читать книгу онлайн
Ап. Григорьев хорошо известен любителю русской литературы как поэт и как критик, но почти совершенно не знаком в качестве прозаика.
Между тем он — автор самобытных воспоминаний, страстных исповедных дневников и писем, романтических рассказов, художественных очерков.
Собранное вместе, его прозаическое наследие создает представление о талантливом художнике, включившем в свой метод и стиль достижения великих предшественников и современников на поприще литературы, но всегда остававшемся оригинальным, ни на кого не похожим.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
…с… Ксенофонтом Тимофеичем… — Лицо неустановленное, очевидно, кто-то из близких к Александру Ивановичу Григорьеву.
Милановский Константин Соломонович — знакомый Г. по совместной учебе в Московском университете. Как установил Г. П. Блок, Милановский учился вместе с Фетом в 1838–1840 гг. на первом и втором курсах философского факультета, но в конце второго курса сдал лишь экзамен по русской словесности; в последующие годы данных о Милановском в архиве университета нет; видимо, на этом закончилась его студенческая жизнь (Блок Г. Рождение поэта. Повесть о молодости Фета. Л., 1924, с. 104). Я. П. Полонский вспоминал, что профессор словесности И. И. Давыдов неожиданно прочитал на своей лекции его (Полонского) стихотворение «Душа», а после лекции в толпе студентов «некто Малиновский (так, — В. Е.), недоучившийся проповедник новых философских идей Гегеля, а потому и влиятельный, стал стыдить и уличать меня в подражании Кольцову» (Полонский, 644). Фет рассказал в своих воспоминаниях о сокурснике Мариновском (некоторые фамилии Фет сознательно изменил), «весьма начитанном и слывшем не только за весьма умного человека, но даже за масона», которому, однако, Фет не мог простить грубый обман: однажды тот нагло пообедал на деньги Фета (Фет А. А. Ранние годы моей жизни. М., 1893, с. 177–178). Затем Милановский оказывается в Петербурге, входит в круг В. Г. Белинского, но быстро там разоблачается; Белинский писал В. П. Боткину 9 декабря 1842 г.: «Г-н М. дал мне хороший урок — он гаже и плюгавее, чем о нем думает К» (Белинский, XII, 126). К. — очевидно, Кавелин, оставивший в воспоминаниях колоритный очерк о Милановском, который «подкупил Белинского либеральными фразами, но оказался проходимцем и эксплуататором чужих карманов. Белинский приходил в ужас от того, что пускался в либеральные откровенности с таким господином, трусил, что он на него и на весь кружок донесет. Это не помешало ему выгнать Милановского из своей квартиры с скандалом» (Кавелин К. Д. Собр. соч., т. 3. СПб., 1899, стб. 1085). Приехавший в Петербург Г. в очень кризисную для себя пору встретил Милановского, как он писал Погодину в 1859 г.: «…некогда, в 1844 году я вызывал на распутий дьявола и получил его на другой же день на Невском проспекте в особе Милановского» (наст, изд., с. 304); Г., видимо, быстро оказался в руках хитрого и умного «масона», чем тот беззастенчиво воспользовался; об этом писал журналист И. В. Павлов: «А года через два (речь выше шла о 1843 г., — Б. Е.) бедняга попал в умственную кабалу к известному тогда проходимцу Милановскому, выдававшему себя чуть не за Калиостро. К нему относится экспромт Некрасова, напечатанный в альманахе „1 апреля“:
И вот на этого-то вора, архижулика, Аполлон Григорьев чуть не молился и рабски повиновался ему во всем» (Учен. зап. Тартуского ун-та, 1963, вып. 139, с. 344; исправлено по автографу). Осуждающе о подчинении Г. «масону» писал Полонскому Фет 30 июля 1848 г.: «Вот что значит ложное направление и слабая воля. Милановского надобно бы как редкость посадить в клетку и сохранить для беспристрастного потомства. Впрочем, он только и мог оседлать такого сумасброда, как Григорьев» (Материалы, с. 338). Но Г. и сам раскусил характер Милановского и, как видно из письма к отцу, уже к середине 1846 г. порвал с проходимцем.
Дядя — Николай Иванович Григорьев.
…за это меня сделали извергом… — Смысл этой фразы непонятен.