Литконкурс Тенета-98 (сборник рассказов)

Я терпел долго. Слишком долго. И вот, когда помешательство уверенной рукой стало все чаще и чаще стучаться в мой дом, я решил уйти от этой боли. Вы не представляете, чего мне стоило подобное решение! Сколько бессонных ночей я провел, коря себя за малодушие и трусость, сколько всего передумал. Но итог был ясен и, как сейчас понимаю, неизбежен. В моей голове созрело наиболее логичное решение. И очень, надо сказать, вовремя. Все просто: раз люди не могут жить со мной, если мое присутствие причиняет страдание и мне и им, надо уйти. Уйти навсегда и сжечь мосты.

И вот, после недолгих странствий, я здесь. Сижу напротив вас, смотрю в ваши черные глаза и понимаю, что нашел то, чего так долго искал. Вы не станете ругать меня за то, что у вас плохое настроение, что вы не выспались, или попали в неприятную историю на работе. Не станете обижаться на мои глупые шутки и неделями дуться после этого. Знаете, мне кажется, мы привяжемся один к другому и дня не сможем прожить порознь... Мы станем друзьями, лучшими и, пожалуй, единственными настоящими друзьями во всем этом никчемном мире. Мы проведем вместе всю жизнь, и после смерти одного из нас оставшийся недолго задержится на свете. Вот это и есть настоящая... Однако, простите, что вы делаете... Ой!!!"

До этого момента хозяин слушал. Сперва с некоторым удивлением, а потом с явным интересом и даже удовольствием. Природа вокруг уже замерла. Птицы затихли, белочки спали в теплых уютных дуплах. Царила полная тишина. И тут ночной лес потряс крик несчастного путника: "Ногу! Ногу откусил! Мамочка, как больно! Что ж ты делаешь, сволочь? Молчит, ухмыляется и пережевывает. Я к тебе как друг пришел, под твою защиту попросился, а ты..."

А медведь молчал, пережевывал и ухмылялся. Ему действительно неведомо было гостеприимство в общечеловеческом его понимании. Невероятным, чудесным образом к нему забрел ужин. Зимой разговор был бы несравнимо короче, но сейчас еды было вдоволь. В его толстом брюхе уютно располагались различные корешки, мед диких пчел и мясо не менее дикого зайца. Так что даже приятно было послушать словесные излияния случайного собеседника, тем более, что спать еще не хотелось, а на работу медведи не ходят. Мысленно косолапый представлял, как расскажет жене, отлучившейся на несколько дней навестить маму, о забавном госте, так любезно согласившемся разделить с ним трапезу.

Тем временем, первый откушенный кусочек провалился в бездну медвежьего пищевода. На душе было тихо и спокойно, но терпкий запах крови пробудил в бурой душе что-то первобытное. Не обращая внимание на крики ужаса и мольбы о пощаде начатого бифштекса, он вновь подошел к нему, осторожно взялся за вторую ногу и отправил в рот целую ступню.

Его зубы сомкнулись. Раздался ужасный треск ломающейся кости, густым алым ручьем хлынула кровь, медведь исчез и уже теряющий сознание путник проснулся. Ног не было. Все оказалось только сном, и он по-прежнему находился в яйце. В своем старом добром домике, где так уютно лежать, свернув калачиком маленькое белое тельце. "Как хорошо, что у муравьев нет ни крови, ни костей, -- подумал он, -- а мне, к тому же, даже нечего откусить! Жизнь замечательна! Вот только эти кошмары..." Как ужасно было огромное пожиравшее его существо. Как огромен и ужасен был он сам, непонятно зачем зашедший в самую чащу леса, движимый глупой меланхолией. Чего не хватало ему в том, родном дня него мире, откуда он, бросив все, отправился сам не зная куда?

"Приснится же такое", -- подумал будущий муравей, переворачиваясь с одного белого бока на другой. В детстве эмоции быстро приходят и уходят, сменяя одна другую и не задерживаясь надолго в памяти. Так и ужас, испытанный rnk|jn что, стал постепенно удаляться и совершенно исчез, уступив место усталости и неге, и он уснул крепким здоровым сном подрастающего яйца.

На этот раз ему снился просторный светлый муравейник, тысячи милых родственников, спешащих куда-то по делам. Снилось яркое солнце, чудесное синее небо и вкусная толстая гусеница, пойманная с поличным за поеданием листьев рядом с фермой тли. Снился короткий, но справедливый суд над преступницей, закончившийся приглашением на ужин в качестве главного блюда. После еды он танцевал с восхитительной девушкой, дочкой уважаемых муравьев, живущих по соседству. Он что-то шептал ей на ухо, она прелестно улыбалась, и ему хотелось, чтобы этот танец продолжался вечно. Все вокруг дышало любовью. Казалось, что сердце рвется из груди и хочет, чтобы все узнали, как он любит ее, братьев, сестричек, всех кружащихся в быстром танце сородичей, да и вообще всех, даже противных рыжих муравьев, возможно тоже танцующих в этот момент. Все было музыкой и счастьем. Счастье ослепительным светом струилось из многочисленных щелей дома, и в этом потоке тонули все горести и невзгоды, неизбежно ожидающие молодого муравья за порогом детства.

К сожалению, подползшая к кладке медведка оказалась единственной свидетельницей радости, охватившей спящего мечтателя. Но что им, грубым созданиям, привыкшим вечно прорывать замысловатые туннели в черных складках жесткой земли, до чужих планов и грез, когда внутри сидит страшный и жестокий хозяин по имени Голод. Быстро подползя к маленьким белым шарикам, медведка окинула их безумным взглядом, выбрала яйцо, лежащее ближе всего, и широко разинула пасть. Ее зубы сомкнулись. Раздался ужасный треск ломающейся скорлупы и танец прервался. -==x x x==Растворяется сон в красно-желтом стекле пустоты, В вязком зареве слов бьется звук, задыхаясь от боли. Ничего нет на свете ужаснее вечной неволи, Из которой растут потаенные страха цветы. Онемевшая страсть, пепелящая бездной глазниц, Отживает свое, понимая, что время проходит, И, стремясь наверстать неуспетое ранее, вводит В безымянную ночь, в ту, которой не видно границ. И не ясно, зачем равнодушно тускнеет закат, Почему так тепло на озябшей душе от разлуки, Отчего же теперь умирать, от любви, иль от скуки? Совершенно не ясно, но я даже этому рад. Может, Бродский был прав, и на свете прекраснее нет, Чем калитка в ничто, что так многим открылась радушно, Тем, кому на земле этой жить стало слишком уж душно И совсем нестерпимым стал груз накопившихся лет. Тем, кто вышел в окно, "Новогоднюю песню" допев, Став предателем здесь и везде, но свершивши Поступок, Не желая искать компромиссов, не зная уступок, Просто общий язык с этим миром найти не сумев. Впрочем, я не хочу уходить от живой красоты Неба звездного, солнца, деревьев, людей. Не напрасно Я родился и жил и живу... Но сейчас так ужасно Растворяется сон в красно-желтом стекле пустоты. -==x x x==Красавица коварная, Любовь, Ты призываешь на людей проклятья. Зачем же нам бежать в твои объятья И каждый раз обманываться вновь? Среди твоих даров страданье, боль... Любви счастливой в жизни не бывает И каждый смертный твердо это знает, Но, все-таки, свою играет роль. Мы все, Любовь, актеры в твоей труппе И счастье ныне -- относиться к группе Влюбленных так обманутых судьбой, Как в сказке о Ромео и Джульете. Ты жизнь моя, но нет тебя на свете. Ты умерла. Я -- следом за тобой.

Данила Гамлет

Дедушка из Африки

Если бы некто захотел создать условия

для появления на Руси Пушкина, ему

вряд ли пришло бы в голову

выписывать дедушку из Африки.

И. Шкловский. -== == I == ==

- Саша, иди спать! -- Надежда Осиповна стояла в дверях библиотеки и сердито поглядывала на сына.

- Мам, ну можно я еще немного почитаю? -- заканючил тот.

- Поздно уже, иди спать, - повторила мать. -- Сколько раз тебе говорила -- не читай при свечах. Глаза ведь испортишь!

Мальчик насупился, закрыл книгу, положил ее на столик и побрел в свою комнату. Надежда Осиповна проводила его взглядом, подошла к столику и прочла название: "La pucelle d'Orleans".

- Ох уж мне эта акселерация! -- проворчала она. -- Куда смотрит его няня? Ему сказки о Балде нужно читать, а не Вольтера!

У Сашиной кровати сидела няня и что-то вязала. Лицо мальчика просветлело.

- Няня, ты расскажешь мне сказку? -- спросил он.