Литконкурс Тенета-98 (сборник рассказов)

Денис Дыжин

Два рассказа и стихи

-==x x x==

Снова и снова... Голос... Голос, зовущий меня... Я снова слышу имя. Мое имя. Но я -- не оно. Когда он произносит нужные буквы в привычном порядке, он знает, что я отзовусь. И я знаю, что он зовет меня. Я знаю... Но я не слово...

Почему я спешу к нему? Почему мертвые звуки его живого голоса врезаются в мой слух и я спешу на зов?

Сколько раз я спешил к другим. К другим, по-другому звавшим меня. Сколько раз... Сколько имен я носил... Средь них имя, только что сорвавшее меня с места, всего лишь песчинка над бездной, которой суждено упасть. И тогда новый мальчик будет по-новому звать меня. А я больше не стану отзываться на старое имя. Не стану, как не отзовусь сейчас на любое другое. Это буду не я. Но я буду. И буду прежним.

Я был всеми именами, которые носил. Но я не был ими. Теперь же я -- не они. Ни одно из них. Но это я.

Спешу. Спешу на зов. На звук голоса друга. Он зовет меня. Он произнес мое имя... Но я не оно.

Если бы люди не давали имена и не принимали их, у меня не было бы имени. Но ведь я был бы. Как же тогда звать меня? Щелкнув пальцами? Махнув рукой? Но звук, издаваемый пальцами -- не я. Я больше имя, чем просто щелчок. И взмах руки для меня -- не слова "взмах руки", а движение, нечто, носящее это имя.

Что же мы? Кто мы? Действительно ли мы существуем только в поле языка? Мы мыслим словами. Мы мыслим. Мы существуем. Но и животные существуют. Что животные! Камни! Они существуют и не знают, что они камни. Только что я сидел на таком. Позови я его -- он бы не бросился ко мне. Он не знает, что когда говорят "камень" -- говорят ему. Но он существует.

Поле... Разные культуры по разному воспринимают мир. Многие слова одного языка невозможно однозначно передать словами другого. Значит ли это, что один народ реальнее другого? Реальнее ли цивилизованные люди дикарей? И как сравнить степени их существования? А может наоборот? И бессловесные камни, не откликающиеся на зов, единственная объективная реальность?

Почему же я, сидящий на единственном существующем в мире предмете, сорвался с места на крик ребенка? Почему? Что он мне? Еще одна жизнь... Еще одна смерть...

Просто я вспомнил его глаза. Его глаза, позвали меня. Не имя мое, не голос, нет. Глаза. Его зов -- зов души. Пусть он просто хочет поиграть, но это так. Я слышу его. Его, не как имя, которое он носит, а его самого. Я слышу его, когда смотрю в его глаза. Он не глаза сам, но он смотрит сквозь них. Когда они закрыты -- он продолжается. Он есть. Но я уже не знаю его. Не знаю где он: в сердце? В мозге?

Он умрет. Где будет он, когда его не станет? Я не узнаю его тогда: его глаза, через которые я знаю его, исчезнут. Не будет ни мозга, ни сердца... Где же будет он. Он сам, а не сердце, не мозг? Я не знаю. Знаю лишь, что он не исчезнет. Откуда он? И где он был до того, как он стал? И куда отправится, после того, как перестанет быть?

Со мной останется его имя. Помнить его я буду всегда. Помнить и знать, что помню именно его. Но он не имя. Оно -лишь тень. Тени же не бывает без того, кто отбрасывает ее. Если останется имя -- останется и он. Даже если имя hqwegmer, он не исчезнет. Но где же он? Где он будет, когда не будет его?

Кто он? Какой он? Когда я смотрю ему в глаза, я вижу его. Он не таков, каким я вижу его, когда не вижу его глаз. Он не состоит ни из рук, ни из ног, хотя и носит их. Он так привык к ним, что если бы я спросил у него, обязательно ответил бы, что он -- и руки и ноги. Но я-то знаю, я вижу, что это не так. А как?

Он то настолько мал, что ему просторно в его маленьком детском сердечке, то настолько велик, что все его тело едва умещает его.

Он подошел бы к зеркалу, сказал бы, что видит и руки и ноги, и правые и левые. Чтобы доказать мне это, он несколько раз подпрыгнул бы на месте и хлопнул в ладоши. Но разве в зеркале он? Отражение в зеркале -- тень, как и имя. Плоская картинка. Увидев ее, его знакомые назовут его имя. По имени они представят его. Но изображение в зеркале не имя. Имя -- не образ, видимый знакомыми. А он -- ни то, ни другое. И что мне его "доказательства", когда в его глазах я вижу, что он другой. Он не теплое живое и маленькое тело. А кто?

И кто я? Я, переживший поколения таких детей. Я любил их. Они видели во мне друга и не видели урода-карлика, которого видели их предки, когда я жил с ними. Так кто я, рожденный однажды, и не способный пока умереть? Когда же это случится, а я знаю, что это случится, смогу ли я, не имеющий глаз, увидеть не имеющих глаз друзей? Узнаем ли мы друг друга, а не картинки тел, когда будем свободны от них? Сможем ли мы, истинные мы, встретившись наконец лицом к лицу, сказать не "кто ты", а "так вот какой ты"?

Я не знаю.

Опять и опять. Через года и века. Мое имя. Я слышу его и лечу на зов. Лечу к мальчику, который пока что любит меня. И я люблю его. И буду любить всегда.

Привет, Малыш! Как дела? -==x x x==

Солнце почти скрылось за горизонтом, и дневное пекло сменилось вечерней прохладой. Под редкими порывами легкого ветерка весело трепетали иголки кедров. С ветки на ветку, с интересом рассматривая путника, прыгали белочки, и так было приятно идти по полному птичьих трелей лесу, что хотелось навсегда остаться здесь, прохаживаясь между деревьями и вслушиваясь в чарующие звуки лета. Но надвигающиеся сумерки напоминали о том, что неплохо было бы поискать и место для ночлега.

Продуктов еще хватало: в висящей через плечо сумке болталось по батону хлеба и докторской колбасы, горсть сухарей и кулек конфет. Еще осталось 5 банок тушенки, но взять консервный нож счастливый обладатель этих запасов и почти полной фляжки минеральной воды просто не догадался, а выбросить было жалко. Впрочем, какая тушенка, когда вокруг буквально море кустов, сплошь усыпанных красными, синими и черными бусинками ягод, и островков грибных полян, приветливо махавших шляпками всех цветов и размеров!

Ночь можно было провести по-разному: забраться на дерево, спрятаться в зелень каких-нибудь уютных ягодных зарослей, или завалиться прямо на расстилавшейся под ногами теплой душистой траве. Недолго думая, путник избрал второй вариант. Выбрав приглянувшийся куст, он заполз в него и вдруг нос к носу столкнулся с тем, кто облюбовал это место несколько раньше него. Внутри сидел потрясающих размеров медведь, однако гость ничуть не испугался и, казалось, был даже рад встрече.

Усевшись поудобнее, чтобы получить максимум удовольствия от предстоящей беседы, он обратился к хозяину со следующей речью. "Добрый вечер, господин медведь, как поживаете? Простите великодушно, я столь бесцеремонно ворвался в ваше жилище, но, поверьте, вовсе не со злыми намерениями. Я просто искал ночлег, и, похоже, нашел его. Прошу вас приютить меня до утра. Давненько уже не приходилось мне разговаривать с кем бы то ни было. Дело в том, что я ушел из дома. Просто ушел. Раз и навсегда. Окончательно и, как говорится, бесповоротно. Не смог я жить среди людей, которых заботят только деньги и собственное благополучие. Да дело даже не в этом. Они не понимали меня, впрочем, как и я их. Постоянные обиды, недомолвки с родными и близкими, постоянные тычки и оскорбления от посторонних. Вам никогда не приходилось извиняться за то, что другой не может вас переносить? Или тогда, когда вы ни в чем не виноваты, но необходимо уступить ради сохранения дружеских отношений, так как спор только еще больше усугубит вашу вину? Не случалось ли вам видеть несправедливость, вопиющую несправедливость и проходить мимо, так как вмешательство падет на вашу голову укорами как тех, кто чинит это безобразие, так и тех, над кем оно учиняется? А мне приходилось. И много больше этого, скажу я вам. Но с этим можно было бы мириться, если бы наибольшие мучения не доставляли те, кого ты любишь, и с кем вынужден находиться рядом. От них не отмахнешься и не пройдешь мимо. Нет ничего страшнее ситуации, когда хочешь, всей душой хочешь быть рядом с человеком, и не можешь. А должен. Потому что ты сильнее. Но не можешь, потому что ты все равно слишком слаб для этого.