Цепная реакция

Ирина зарделась.

Наслышанный об увлечении Антона каратэ, Александр Иванович подарил мальчишке настоящее японское кимоно, а Оле - тоненькую золотую цепочку с медальончиком.

Стоимость детских подарков недвусмысленно указывала на определенные симпатии Александра Ивановича к родительнице, но лепет Ирины относительно непомерной щедрости гость пресек, заявив, что дешевок и жмотов всегда презирал и дарующий прежде всего приносит радость самому себе, как, впрочем, становится богаче и тот, кто возвращает свои долги.

Тут бы вспомнить Ирине предостережение древних: "Бойтесь данайцев, дары приносящих", да не сумела проникнуться античной мудростью, для всех времен универсальной, поскольку соперница мудрости - корысть - не дремала в сердце ее ни на миг.

В этот вечер они засиделись допоздна, обсуждая проблемы текущего бытия и рассказывая друг другу о собственном прошлом.

Александр Иванович не скрывал, что многократно сидел - в основном, правда, за незаконные валютные операции, ныне, после свержения проклятого большевизма, ставшие бытовой нормой; при этом нисколько своей тюремной биографии не стеснялся и главные постулаты личностного мировоззрения сформулировал так:

- В России у каждого за спиной зона маячит, просто не каждый шею вывернуть в ту сторону желает да присмотреться, призадумавшись... Вот ты, Ира, коли уж на брудершафт выпили и толкуем как товарищи, скажи: эти двести штук что, личным ударным трудом заработаны? Нет, просто сколотилась у вас компашка с долевым участием, и кто в нее не попал, тот нефть качал и разливал за гроши, а кто попал, тот, рук не марая, сидел в белой рубашечке-блузочке да выручку пересчитывал за конечный продукт... Так ведь? Потому вывод: как ты украл - неважно, главное - не попался. Вот и весь сказ. И чего лицемерить? Чего мораль разводить? Кстати, эти, сегодняшние, - ткнул пальцем в потолок, - уже на ясном глазу заявляют: Газпром, к примеру, - мой дом, посторонние - от винта! А кто его строил и налаживал - плевать! Я хапнул и охранную ксиву в сейф положил. Вот и весь главный козырь. Прямой нагляк! И скажи чего против. Побурчали маленько сирые и заткнулись, свыклись. А что сделаешь? Кто в компашку этих хаповиков не уместился, тому одно осталось - пресмыкание... А компашка сплотилась и очень даже внимательно за всеми ключевыми позициями следить начала, чтобы постороннего на них за три версты не подпустить! Вот такая кодла образовалась... И если платит кодла налог, то как в общак, на свое же благо. А что других касаемо, то налог с них взыскивается под угрозой и тоже в общак идет... А оттуда отстежка на привилегии той же самой компашки. Замкнутый круг. А в компашке правила жесткие, рыпнешься - не только из доли выковырнут, но и посадят. У каждого рыло не то чтобы в пушку, а в бородище путаной до колен... Так что, Ира, закон в России один: или воруй грамотно, или прозябай. А кто прозябает, тот как слабенький зайчик в лесу дремучем и голодном: непременно сожран будет. - Налил в бокалы вино. - Ну а мы выпьем с тобой за свою компанию... Как думаешь насчет такого предложения?

Она лишь послушно кивнула.

Дети уже спали, когда, встав из-за стола, он подошел к ней, приподнял за локти и властно прижал свои жесткие губы к ее - податливо распахнувшимся...

Вскоре он переехал жить к ней, став полновластным хозяином в доме.

Удивительно, но она, считавшая себя самостоятельной и независимой, не оказывала ни малейшей попытки противиться его воле. Да и зачем, собственно?

Несмотря на изрядный возраст - Александру Ивановичу, оказывается, перевалило за шестьдесят, - он был неутомимым и искусным любовником, хотя порой секс с ним отличался жесткостью и чрезмерно извращенными, как ей казалось, фантазиями; однако в быту относился он к ней ровно, иногда проявляя трогательную, предупредительную нежность; много времени посвящал детям, возил их на дачи к своим друзьям, откуда те возвращались, сияя гордостью за старшего друга, почитаемого людьми известными и властительными.

Олю и Антона он задарил золотыми украшениями, модными тряпками. Вскоре Александр Иванович принес Ирине первую выплату от должников - десять тысяч долларов, сказав, что у фирмы действительно серьезные проблемы, но к концу года окончательный расчет, включающий начисленные им проценты, будет непременно произведен. От каких-либо гонораров он отказывается, ведь они одна семья, а кроме того, ему вполне достаточно собственных денег.

Ирина была счастлива. Безоглядно и упоенно. Порой ей даже казалось, что в эйфории этого счастья есть что-то настораживающе странное, но мысль о сути этой странности набегала и исчезала, как проскользнувшее под солнышком облачко...

Ей ни о чем не приходилось заботиться: за детьми следил мужчина, которому они всецело доверились и которого уже почитали за отчима; изобилие деликатесов в холодильнике было неиссякающим; порядок в доме поддерживался Олечкой, а она, Ирина, пребывала в восторженно убаюканной неге, в лучезарном, что-то тихо нашептывающем ей сне, спутанном с такой же струящейся радужными потоками, умиротворяющей сознание явью...

Транквилизаторы и наркотики, в диких количествах подмешиваемые ей в еду и питье вором Крученым, неуклонно делали свое дело: Ирина постепенно сходила с ума.

Крученый

Судьба, как не без оснований полагал Крученый, преподнесла ему внезапный и роскошный подарок: практичная и состоятельная женщина Ирина Ганичева, обладательница роскошной четырехкомнатной квартиры в спальном районе столичного юго-запада, на поверку оказалась безвольной, глупенькой курицей, тотчас же угодившей в его незамысловатые сети комплиментов, подарочков-трофеев, взятых при квартирных налетах, и обещаний выбить долг.

"Крыша" у оппонентов Ирины была крепкой, однако авторитет Крученого свое дело сделал, долг был признан, и половину его он сразу же получил, отдав некоторую толику заказчице, в скором времени должной ни малейшей нужды в каких-либо дензнаках не испытывать, ибо обильные и каждодневные дозы зелья, изготовленного корешком Чумы по кличке Аптекарь, вскоре должны были превратить хваткую, сообразительную бабенку в блаженную, непоправимо свихнувшуюся особь, навечно прописанную в палате дурдома.