Том 2. Докука и балагурье
Том 2. Докука и балагурье читать книгу онлайн
Во 2-й том Собрания сочинений А. М. Ремизова «Докука и балагурье» включены основные сборники и циклы его сказок. Для Ремизова мир сказки — отражение народного миросозерцания. Открывает том сборник «Посолонь», где по ходу солнца сменяются времена года, а вместе с ними — фольклорные обряды, сохранившиеся в сказках, загадках, считалках и детских играх. Разные грани народного взгляда на мир отражены в сборниках «Русские женщины», «Докука и балагурье» и др. Ремизова по праву считали лучшим сказочником начала XX века. Его сказки высоко ценили А. Блок, М. Волошин, Андрей Белый и другие писатели Серебряного века.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И раздумался медведь: неладно так — без призору медвежата, мало ли грех какой, и подерутся, и зверь какой обидит, обязательно надо глаз.
Насушил медведь мешок сухарей, взвалил мешок на плечи и пошел в путь-дорогу: отыщет он человека, человек и будет его медвежатам за няньку.
Навстречу медведю ворон.
— А! медведь! Куда пошел?
— Ищу человека, медвежатам няньку. Без призору не возможно, а мне дела по горло, приходится по делу отлучаться.
— А что это у вас в мешке?
— Сухари.
— За три сухарика я, пожалуй, готов присмотреть за твоими медвежатами.
— Сухариков мне не жалко, — усумнился медведь, — а ловко ль ты нянчить-то будешь?
— Очень просто: кар-гар! кар-гар! — закаркал ворон.
— Нет, такая нянька не подходяща.
И пошел медведь дальше.
Навстречу медведю коршун.
— А! медведь! Куда пошел?
— Ищу человека, медвежатам няньку. Без призору не возможно.
— А что это у вас в мешке?
— Сухари.
— Ну, что ж, за три сухарика я согласен нянчить.
— Трудно тебе их нянчить-то! — усумнился медведь и в коршуне.
— Чего трудного-то? — и коршун закричал по коршуньи: в ушах засверлило.
Медведь и разговаривать не захотел, пошел дальше.
Навстречу медведю заяц.
— А! Куда, Миша?
— Ищу человека, медвежатам няньку. Сам знаешь, без призору невозможно, а мне и так дела по горло, приходится из дому отлучаться.
— А что это в мешке-то?
— Сухари.
— Дашь сухари, буду нянькой.
— Да ты сумеешь ли нянчить-то?
— Еще бы, мне, да не суметь! Останусь я с твоими медвежатами. «Медведюшки, скажу, милые, мои медвежатушки-косолапушки, тихо сидите, не ворчите, лапками не топочите, вот вернется из леса батя принесет меду малины: соты-меды сахарные, малина сладкая». Буду им говорить, буду их поглаживать по спинке, по брюшку по мяконькому. «И! медвежатки, У! медвежатушки-косолапушки!»
Медведь слушал — слушал, растрогался.
— Ну, Иваныч, согласен: хорошо ты нянчишь.
— Еще бы! — заяц зашевелил усами, — ну, давай мешок посмотрим.
Развязал медведь мешок, заяц всунул туда мордочку, перенюхал сухарики и остался очень доволен.
— Я согласен.
Взвалил медведь мешок на плечи — зайцеву плату — и повел зайца в свою берлогу к медвежатам.
— Вот вам, медвежата, нянька, слушайтесь!
И возгнездился заяц в медвежьей берлоге на нянячью должность.
Поутру ушел медведь по дрова. Слава Богу, теперь ему очень беспокоиться нечего: заяц присмотрит.
А заяц, как только медведь из берлоги, скок к медвежатой кровати да всем медвежатам головы и оттяпал, положил головы рядком на кровати, прикрыл одеялом, — только носики торчат. А сам сгреб туши да в котел, налил воды и поставил суп медвежий варить.
И пока суп варился, прибрал заяц берлогу, медвежатые мордочки молоком измазал, закусил сухариком и присел к огоньку старье медвежье чинить.
Вернулся медведь в берлогу.
— А вернулся! А я медвежат молодых накормил и спать. Да, тут купцы ехали, оставили говядинки. Я суп варю. Садись-ка: поди, проголодался?
— Спасибо, Иваныч, проголодался! — свалил медведь дрова и к котлу.
И принялся суп хлебать.
Известно, с голодухи-то навалился, ничего не соображает и медвежьего духу не учуял, а как стал насыщаться, в нос и пахнуло. А тут, как на грех, зачерпнул ложку, а на ложке медвежий пальчик.
Вскочил медведь и прямо к кровати, отдернул покрывало — нет медвежат, одни мордочки медвежьи!
И догадался — замотал головой — догадался да на зайца, а заяц скок из берлоги и — поминай, как звали!
Бежит заяц, выскочил в поле. Бежит полем прытче, — а за ним медведь лупит.
Навстречу пастух.
— Ай, пастух, спрячь от медведя: медведь вдогон, хочет съесть.
— А полезай в мешок!
Заяц — в мешок, а медведь тут-как-тут.
— Где заяц?
— Какой заяц?
— А такой, давай зайца!
— Да нету никакого, — уперся пастух, — нет и нету.
— Врешь, мерзавец! А еще пастух! Съем, давай зайца!
Пастух испугался, развязал мешок, заяц выскочил и — прощайте!
Бежит заяц полем, — за зайцем медведь.
Навстречу человек: копает гусиную лапку — коренья.
— Послушай, добрый человек, спрячь от медведя: медведь меня съесть хочет.
— А садись в мешок!
Заяц вскочил в мешок, а медведь тут-как-тут.
— Давай зайца!
— Какого зайца?
— Съем!
Ну, тот испугался, развязал мешок, а заяц прихватил горстку кореньев, да бежать.
Бежит заяц, — за зайцем медведь.
Навстречу тигр.
— Еронимыч, отец, сделай милость, спрячь: медведь гонится, хочет меня съесть!
— Садись ко мне в ухо.
Заяц скокнул и прямо в ухо к тигру, там и притаился. А медведь тут-как-тут.
— Подай сюда зайца!
— Зайца?
Уставился тигр на медведя, медведь на тигра.
— Убью!
— Посмотрим.
Да друг на друга, и сцепились, только клочья летят.
Бились, бились и пал медведь под тигром.
А заяц, как увидел, что медведю крышка, выскочил из тигрова уха.
— Спасибо, Еронимыч, дай Бог тебе здоровья.
— Послушай, заяц, ты, сидючи у меня в ухе, ровно жевал чего-то?
А заяц коренья грыз — гусиную лапку.
— Я, Еронимыч, глазом питался.
— А дай попробовать!
Заяц подал тигру коренья — гусиную лапку. Съел тигр.
— Вкусно! Нет ли еще, Иваныч?
— Что ж, можно. Только теперь твой будет.
— Валяй, я и с одним глазом управлюсь.
Заяц глаз у него и выковырял, спрятал себе, подает опять корешков.
Съел тигр.
— Вкусно! Знаешь, Иваныч, я еще съел бы!
— Да взять-то неоткуда.
— А коли и правый выколупать?
— Что ж, можно и правый.
— А когда я слепцом сделаюсь, будешь ли ты меня водить, Иваныч, слепца-то?
— Еще бы! Я тебя так не оставлю. Поведу тебя по дорогам ровным да мягким, где ни горки, ни уступа, ни колючек. Так и будем ходить.
— Спасибо тебе, Иваныч, ну, колупай!
Заяц выковырял у тигра и правый глаз и уж подает не корешков, а глаза тигровы.
Тигр съел, но без удовольствия.
— Что-то не то, больно водянисто.
— Глаз и есть водянистый, чего ж захотел? Ну, а теперь в дорогу.
И повел заяц слепого тигра.
Не по мягким ровным дорогам, — по кручам, по камням, по колючке, нарочно вел заяц слепого тигра:
— Ох, Иваныч, ой, тяжко!
А заяц нарочно выбирал дурные дороги и не давал передышки.
Пришли к пещере.
Заяц посадил тигра на край, спиною — в пропасть, сам собрал хворосту, развел огонь перед тигром.
— Не жарко ли, Еронимыч? подвинься немного!
Тигр попятился и очутился на самом краешке. Заяц подложил огоньку.
— Подвинься-ка еще, Еронимыч!
Тигр еще попятился и ухнул в пропасть. Да, падая, ухватился зубами за дерево и повис над пропастью.
И хочет тигр зайца на помощь позвать, да ничего не выходит, только мычит.
— Еронимыч, где ты? — кличет заяц.
А тот мычит.
— Еронимыч, подай голос! да где же ты?
— Я тут! — крикнул тигр.
Сук выскользнул изо рта, и угодил тигр в самую пропасть, да там и расшибся.
Бежит заяц —
Навстречу купец.
— А! купец! я убил тигра, не хочешь ли шкуру?
— А где она?
— А вон, у пещеры.
— Ну, спасибо.
Оставил купец товар на дороге, а сам к пещере за тигровой шкурой.
Бежит заяц —
Навстречу пастух.
— А! пастух! Под горой у пещеры купец шкуру снимает с тигра, товар на дороге оставил, хочешь попользоваться?
— Спасибо!
И побежал пастух купцов товар шарить.