Жребий No 241
Жребий No 241 читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Матушка царя, дочка Датского короля, Мария Федоровна, гневалась на членов Кабинета министров, пытавшихся примирить царя с мыслью о земстве: "Эти свиньи заставляют моего сына делать бог знает что..." Вот она - королевская кровь! Чтобы матушку не огорчать, делая "черт знает что", государь в один день подписал три взаимоисключающие документа по одному вопросу, о выборном представительстве. Следом за Высочайшим рескриптом подписывается Высочайший указ, покрываемый, в свою очередь, Высочайшим же манифестом, и весь вопрос с представительством подданных всего лишь в законосовещательных органах становится запутанным настолько, что решать, как действовать по рескрипту, указу или манифесту мог только сам государь, опираясь на волю и мудрость жены, свояченицы, дядей, теток, а потом еще и "Божьего человека из Тобольской губернии". И хотя свояченица неистово заклинала: "Мой милый Ники... Бог благословил тебя редким умом, так доверяй же своим собственным суждениям! И Он вразумит тебя быть жестким, и очень жестким!", - в конце концов, государь подпишет бумагу, подготовленную для него "свиньями", но на дворе уже будет полыхать революция, пока еще первая.
Почему так много именно о земстве? Да, дед был земским врачом, от земства строил больницу, видел в земцах своих товарищей, деятельно и бескорыстно служащих обойденным царской милостью гражданам.
А вот некоторые замечания деда по поводу положения солдат, казаков, нижних чинов, как их именуют в армии, обнаруживают его крайнюю наивность. Если бы он знал, к примеру, что треть личного состава крепости Кронштадт состояла даровой прислугой у офицеров и их семей, его не очень-то удивило бы обращение с нижними чинами как с вещью. Удастся ли ему постоять за бесправных, увидим, а пока ему самому приходится защищаться от господ с гипертрофией военной косточки.
А жизнь шла своим чередом. В Порт-Артур прибыл вице-адмирал Степан
Осипович Макаров, подавший записку накануне нападения японцев на порт-артурскую эскадру о необходимости принять срочные предупредительные меры. Попечитель морского министерства великий князь, генерал-адмирал Алексей Александрович резолюцию: "Хранить весьма секретно, копий не снимать" благословил и спрятал доклад под сукно. Предупредительные мероприятия могли быть "неправильно поняты японцами и стать поводом к нападению".
Выведенный из строя в первый день войны первоклассный броненосец "Ретвизан" сняли наконец с мели у входа в гавань и отвели на внутренний рейд. Пополнили список погибших кораблей подорвавшийся на своих же минах минный заградитель "Енисей" и героически дравшийся до последнего матроса эскадренный миноносец "Стерегущий".
Государем был принят шесть лет пробывший в ранге военного министра генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, отправляющийся на Дальний Восток, чтобы взять на себя командование армией. В последние годы на маневрах Куропаткин стяжал славу выдающегося военачальника.
Назначен новый военный министр В. В. Сахаров, тоже генерал-адъютант и тоже генерал от инфантерии. В министрах пробудет недолго, до ноября следующего года, японцев не победит, а голову сложит в Саратове, куда будет послан на усмирение крестьянских беспорядков.
Не знает своей судьбы и армада боевых кораблей, спешно достраивающаяся на петербургских верфях. Государь лично осмотрел ударные броненосцы "Бородино", "Орел" и флагманский броненосец "Князь Суворов". В эти же дни осмотрен транспорт "Камчатка" и крейсер "Олег". На всех этих кораблях утром 14 мая 1905 года в кают-компаниях офицеры будут пить шампанское за здоровье Его Величества и Ея Величества в честь девятой годовщины со дня коронации, обогатившей русский лексикон страшненьким словом "ходынка", сегодня к этому слову прибавится еще и "цусима".
Приближалась Пасха. А у католиков она уже наступила. Ст. Борзя.
1904. Марта 15. Христос Воскресе! Мой дорогой ангел Кароля! Думая,
что ты получишь это письмо уже на Праздниках, я поздравляю тебя, твоих родителей и всех Ваших с Великим Праздником! От всей души желаю тебе и всем Вам полного здоровья, благополучия и счастья!
Завтра выступаем из Борзи, двигаемся сначала до Манчжурии - походным порядком, т.е. верхом. Предстоит сделать около 120 верст в продолжение 2 1/2 дней. Из Манчжурии пойдем в Харбин, но как, не знаю - походным ли порядком или по жел. дор. Признаюсь, что не особенно приятно идти походным порядком 120 верст. Без привычки это будет тяжело. Впрочем, нужно привыкать. Где придется встречать праздник Пасхи - сам не знаю. Жаль, что уезжаю отсюда, не дождавшись твоего письма. Получу его, вероятно, только в Харбине. А как бы хотелось получить от тебя письмецо. Как-то ты поживаешь и чувствуешь себя, моя ненаглядная? Я пока чувствую себя порядочно: все-таки, что ни говори, а интересного предстоит много. Одно тяжело - не видеть тебя и не знать, когда увидишь. Вот с этим никак не можешь примириться, а все остальное ничего.
11 Марта мы парадно встретили Куропаткина, который проезжал мимо. Куропаткин осматривал наш полк в полной парадной форме и нашел его в хорошем порядке. Выразил благодарность за хорошее состояние полка. Мы по-видимому поступаем под начальство генерала Ренненкампфа - этого героя последней Китайской войны.
В полк прибыл второй врач и врач ветеринарный. Оба (особенно ветеринарный врач) славные товарищи.
О каких-либо военных новостях написать ничего не могу. Пока мы не на самом театре, мы знаем слишком мало о том, что там происходит. Большое сражение по-видимому произойдет в начале апреля на р. Ялу, куда все время стягивают войска наши и японцы. Мимо нас каждый день проходит по 10-8 воинских поездов.
Вчера я с одним из офицеров поехал в поселок Чиндент "в гости" к расположенным там со своими сотнями командирам этих сотен. Сегодня чувствую все-таки усталость, от непривычки к верховой езде, и это после 20 верст, что же предстоит дальше? Впрочем, г.г. офицеры уверяют, что дня через 2 похода почти вполне привыкнешь. Вообще я чувствую себя вполне здоровым.
Пока же прощай, моя дорогая, славная голубка Кароля! Крепко, крепко целую тебя, обнимаю и жму твою руку!
Н. Кураев. На страстной дед говел. И государь начал говеть с дядей
Алексеем. Война как бы отодвинулась куда-то в сторону. Дневник императора. 21-го
марта. Воскресенье. Отличный ясный день. Минни и Георгий вчера вер
нулись из-за границы и завтракали с нами, Орлов (деж.) тоже. Долго гулял и поработал над исчезающим снегом.
Покатались вдвоем. В 7 час. поехали ко всенощной в Аничков и обедали с Мама. К нам приехали Милица, Николаша и Петюша - она прямо из Киева на одни сутки.
Они приехали к нам к обедне и остались завтракать. Гулял и работал в саду; погода была отличная. До обеда много читал. Потом покатался по набережным.
Подневные записи царя фиксируют лишь оболочку жизни. Картина лишена
эмоций, мыслей, не отражает намерений и вовсе не дает оценки произошедшему. Но самое, быть может, замечательное - здесь не
найдешь ни тени самооценки, ни похвалы за полторы сотни в раз убитых фазанов, ни порицания за губительное решение, принятое на историческом совещании на Ферме 25 августа 1904 года.
Оболочка жизни, сотканная рукой человека-символа... Символ - опоз
навательный знак, условный знак, содержание символа, говоря современным рыночным языком, "договорное"... Царь трагически
обречен на роль символа, он предназначен и взращен для этой роли. Но и сама роль русского самодержца, как показывает история, открывает неограниченные возможности и для мореплавателя, и плотника, и полководца, и богомольца, и для шута горохового, все зависит от возможностей исполнителя.
...Условен царь, условны его и доброта и жестокость, и милосердие и бездушие, безусловен лишь частный человек. И только в пределах семьи все подлинное и безусловное, потому что невосполнимо. Восполнимы броненосцы, полки, армии, невосполнимы дети, любимая жена. В частной жизни все единично, частная жизнь возвышает единичное как Единое и Единственное. Именно в частной жизни труднее всего, быть может, соединяется то, что так просто решается в теории. А если к этому добавить, что нравственное существует лишь только как личное, возникающее лишь в глубине души, "где все дозволено", как мгновение частной жизни, то... наше обращение к частной жизни двух современников, двух участников русско-японской войны не будет казаться праздным подглядыванием.