Клюев и Оперманн

Пьецух Вячеслав

Клюев и Оперманн

Вячеслав Пьецух

Клюев и Оперманн

Есть в германской земле Нижняя Саксония расчудесный городок Бад-Ротенфельд, санитарно опрятный, как гостиничный номер, и миниатюрный, как спичечный коробок. Из достопримечательностей этого городка нужно отметить следующие: с северо-западной стороны к нему примкнул Тевтобургский лес, тот самый, где в начале Христовой эры германцы разгромили легионы Квинтилия Вара, лесок, впрочем, так себе, вроде какой-нибудь нашей "зеленой зоны"; посреди городка стоит высоченная стена, сложенная из хвороста, по которому стекает вниз пахучая влага, попутно дробясь до состояния мокрой пыли, - ею-то и ходят дышать бедняги из пульманологического санатория "Вишневый сад"; имеется пульманологический санаторий "Вишневый сад".

Из экзотики в Бад-Ротенфельде есть только магазинчик "Караганда". Держит его Родион Вагнер, русский немец, бывший сержант милиции, уроженец Караганды. Как войдешь в его магазинчик, так сразу тебя и охватит чувство, будто ты фантастическим образом перенесся из Нижней Саксонии в какой-нибудь унылый районный центр, торчащий среди казахской степи, в какой-нибудь Вагоноремонтный тупик, непроезжий даже в ведренную погоду, в какой-нибудь сельмаг с покосившимися дверями, выкрашенными кладбищенской голубой краской, на которых болтается амбарный замок, похожий на пудовик. И немудрено, что тебя охватит такое чувство: товар у Вагнера располагается на неструганых досках, впрочем, тронутых олифой и местами убранных резными бумажными салфетками под вологодские кружева, прилавок обит железом, на окнах решетки из толстых металлических прутьев, стены покрыты темно-зеленой гадостью, какая у нас идет на заборы и нужники. Торгуют в "Караганде" воблой, солеными огурцами в трехлитровых банках, жареными подсолнухами, халвой, рыбными консервами в томатном соусе, приключенческой литературой издания "Молодой гвардии", табачными изделиями фабрики имени Урицкого и спиртными напитками московского ликеро-водочного завода. Сам Вагнер расхаживает в чапане, но из принципа говорит исключительно по-немецки.

Так вот в магазине "Караганда" однажды встретились старинные приятели и соседи по городу Темиртау. Одного из них звали Клюев, у другого была фамилия Оперманн. Первый в прошлом работал инспектором районного отдела народного образования, второй - учителем русского языка. Оперманн уехал в Германию по зову своего нордического сердца, Клюев эмигрировал в поисках лучшей доли, но на том, однако же, основании, что у него бабушка по отцовской линии была немка. В настоящее время Клюев сидел на государственном пособии, а Оперманн работал грузчиком в аэропорту города Дюссельдорф.

Стало быть, случайно столкнулись они лицом к лицу в магазине "Караганда", сначала остолбенели от приятной неожиданности, потом обнялись и некоторое время смотрели друг на друга, не зная, чего сказать.

- Ну как ты, Борис?! - молвил наконец Клюев и попытался потушить глуповато-радостную улыбку, которая точно прилипла к его лицу.

- Да ничего... - ответил уклончиво Оперманн.

- А какого хрена ты здесь у нас очутился?

- Да вот подлечиться приехал в "Вишневый сад". Легкие чего-то не того, прямо я тут время от времени задыхаюсь. Один раз разгружали аэрофлотовский "Ту-154", прошел я в салон, чую - псиной пахнет, и так мне, ты знаешь, легко задышалось, как в лучшие наши годы! А в нормальной обстановке я, можно сказать, не дышу, а выполняю тяжелую физическую работу. Ну ладно; ты-то за каким хреном сюда попал?

- Я, собственно, здесь живу. То есть иммиграционные власти меня в Бад-Ротенфельд направили на житье. Для тебя как для филолога я хочу подчеркнуть существительное "житье". Не жизнь, а именно что житье, так, перебиваюсь с петельки на пуговку, как какой-нибудь сукин сын... Жена ушла к одному шоферу из Хилтера - наши этот городок называют, конечно, Гитлер, - дочка в Оснабрюке блядует по мелочам... В общем, туши лампаду!

- Ну, положим, мне сначала тоже пришлось несладко...

- Погоди, Борис; давай-ка мы первым делом выпьем со свиданьицем по сто пятьдесят с прицепом.

- Ну пошли в какую-нибудь забегаловку, их, слава Богу, здесь пруд пруди, это все же не Темиртау.

- В забегаловках, - задумчиво сказал Клюев, - у них порции какие-то... ну не советские, я не знаю... Поэтому я всегда керосиню в "Караганде".

В магазине "Караганда" действительно была устроена едва приметная стойка на две персоны и подавались в розлив горячительные напитки. Лицензии на этот предмет у Вагнера не было, но поскольку магистрат, экзотики ради, смотрел на его самодеятельность сквозь пальцы, Вагнер ненавязчиво гнул свое. Приятели прошли к стойке, сели на высокие табуреты и внимательно рассмотрели аквариум с золотыми рыбками, поставленный на окне. После того как с рыбками было покончено, Клюев щелкнул пальцами и сказал:

- Эй, на камбузе! Два раза по сто пятьдесят с прицепом!

Вагнер сказал:

- Jawohl!

Выпив по стаканчику водки и по кружке светлого пива, приятели закусили солеными сушками, которые оказались в карманах у Оперманна. Собрались было повторить, как в магазин вошел человек в плаще. Вагнер скорчил улыбку и рванулся ему навстречу.

- Обрати внимание на этого типа, - прошипел Клюев и указал на человека в плаще мизинцем. - Это Жорка Штамп, одесский еврей, бывший рубщик с Привоза, а ныне единственный в городе рэкетир.

- Интересно, на кого он тут наезжает? - оживленно справился Оперманн, будто Клюев напал на родную тему.

- Да, собственно, наезжает он только на "Караганду". И то не очень часто, я думаю, раз в сезон. И до чего хитер, змей, - просто туши лампаду! Не режет, не стреляет, детей не крадет, и тем не менее Вагнер как миленький отстегивает ему тысячу марок в месяц. Года два примерно тому назад приходит в "Караганду" этот Жорка и говорит: "Гони тысячу марок, а то я каждый день буду бить морду кому-нибудь из твоих покупателей, - это у меня просто. Пускай я отсижу на всем готовом какой-то разумный срок, но твоя фирма прогорит после третьего мордобоя". Скажи, не гений?!

- Чего уж тут говорить: еврей, он и на луне еврей. Ну так вот: мне на первых порах тоже пришлось несладко...

- Погоди, Борис, - перебил приятеля Клюев, - надо бы повторить. Эй, на камбузе! Два раза по сто пятьдесят с прицепом!

Вагнер сказал:

- Jawohl!

- Ну так вот, - через минуту продолжал Оперманн, похрустывая лежалой соленой сушкой, - на первых порах мы с одним мужиком из Алма-Аты перебивались тем, что угоняли друг у друга автомобили. Сначала он у меня, потом я у него, потом обратно он у меня, потом опять я у него, и так далее в этом роде. Бывало, получишь страховку и целый квартал беды не знаешь. Но примерно через год дело пришлось свернуть, потому что вышел новый земельный закон: у русских машины не страховать. Скажи, не гады?! А еще называется демократическая страна!..

- Не то чтобы гады, а я бы так сказал: скучно они живут. Без перчика, без выдумки, без этого огонька... Просто бьют законом по животрепещущей фантазии, а того не подозревают, что против нашей смекалки закон - ничто. Вот послушай, как я добываю средства, если мне, положим, захотелось послать жене бургомистра букет магнолий... Иду в город и выслеживаю собак. Скажем, вижу - старушка прогуливает свою шавку, подхожу поближе и норовлю наступить собаке на лапу или незаметно схватить за хвост. Поскольку собаки здесь... ну сентиментальные какие-то, я не знаю... С пятой попытки она обязательно меня цапнет, и я устраиваю скандал. В результате старушка выплачивает мне компенсацию за ущерб. Правда, весь искусанный хожу, но нашему брату не привыкать.

- А ведь у нас в Совдепии, - мечтательно заговорил Оперманн, - тоже сейчас строится демократическое общество, налаживается законность, и все такое... Ух, какие наши мужики поди раскручивают дела!

- А в Бад-Ротенфельде из наших один сука Вагнер беды не знает! Ну ничего, я сейчас ему устрою рыбу под винным соусом!.. Эй, на камбузе! Литр "Московской"!