Из Рассказов о Гагарине

Нагибин Юрий

Из 'Рассказов о Гагарине'

Ю. НАГИБИН

Из "Рассказов о Гагарине"

Ворота в небо

Вот и взята первая высота, имя которой - Саратовский индустриальный техникум. Быть может, это чересчур пышно сказано: высота. Техникум дает всего лишь среднее образование, впрочем, профессию тоже. Ну, скажем, не высота, а ступень. Что же дальше? Можно пойти работать, можно продолжать учебу, теперь уже в институте. Большинство товарищей точно знали свой путь: кто уезжал на Магнитку, кто в Донбасс, кто на Дальний Восток, а иные присмотрели себе место на заводах, где проходили производственную практику: на московском имени Войкова или ленинградском "Вулкане".

Юра Гагарин защитил диплом с отличием, перед ним были открыты все дороги, но когда товарищи спрашивали: "А ты куда?" - он отмалчивался. И не потому, что, подобно былинному витязю на распутье, не знал, куда повернуть коня, а потому, что ощущал мучительную неправду в своем недавно сделанном выборе. А выбрал этот юный металлург не горячий цех, не институт, а Оренбургское летное училище.

Юра знал, что ему не станут чинить препятствий, военлет - профессия благородная, и все же до дня торжественного вручения дипломов об окончании техникума он не подозревал, что у человека может быть так тяжело на душе. Его поздравляли, ему аплодировали, жали руку, желали славного трудового будущего, а он едва удерживал крик в горле: "Остановитесь! Вы ошиблись во мне! Я всех обманул!.."

Да, он всерьез считал себя обманщиком, чуть ли не предателем. Его столько лет учили, кормили, обеспечивали теплым жильем и карманными деньгами, столько сил, терпения, душевной заботы потратили учителя и цеховые мастера, чтобы сделать из него квалифицированного литейщика, и все впустую!..

И тут, как удар под вздох, известие - в Саратов приехал Мастер. Так величали своего наставника, мастера литейного цеха и великого друга учащиеся Люберецкого ремесленного училища. Это он привел их впервые в горячий цех, ожегший робкие души деревенских пареньков испуганным восторгом.

Что привело Мастера в Саратов и как раз в дни выпуска? Среди окончивших было трое его учеников: Чугунов, Петушков, Гагарин. Может, он рассчитывал выбрать среди них наследника, ведь нужно передать кому-то все, что узнал за долгую жизнь о литье - древнейшем занятии людей. И когда Гагарин услышал, что Мастер требует его к себе, то не выдержал и открылся товарищам.

- Плюнь, не ходи! - сказали одни.

Эти не знали Мастера и не слышали о нем.

- Пойди. Чем ты рискуешь? - посоветовали другие.

Эти кое-что слышали о Мастере. А Петушков отрезал жестко:

- Дело совести!

И Чугунов согласно кивнул головой.

Так считал и сам Гагарин. Но, видать, хочется иной раз человеку опереться о чужую совесть. А этого делать не следует, совесть не берут ни взаймы, ни напрокат.

Впоследствии Гагарин говорил, что никогда так не волновался, как перед встречей с Мастером. Впрочем, он вообще волновался редко, иначе не стал бы Космонавтом-1. Гагарин не хотел, чтобы первый же его самостоятельный поступок ударил по старому сердцу человека, который был так добр к нему. Пусть Мастер сам решает, как ему поступить. Тот молча выслушал сбивчивое признание.

- Видать, ты мне очень доверяешь... - сказал он задумчиво.

Гагарин наклонил голову.

- И все-таки думай сам. Еще недавно ты без литья не мог, а сейчас - без полетов. Уж больно ты переменчив.

- Если не летать, то ладно...

- Обижаешь, Юрий! Что значит "ладно"? Для меня моя профессия - вечный праздник, а ты словно о похоронах... Человек должен только свое дело делать, единственное. Как говорится, "рожденный лётать не может ползать".

Чье это? - вскинулся Юра. - Что-то знакомое.

- Стих. Максима Горького. Про буревестника.

Ворота в небо открылись. Хотя мастер слегка перепутал ключи.

В городском саду

По воскресеньям в Оренбургском городском саду была открыта танцевальная площадка. Мощные, с ржавой хрипотцой звуки вальсов, фокстротов и танго валили из черных громкоговорителей, а музыкальной рубкой служила фанерная будочка на задах вечно пустующей, печальной раковины духового оркестра. Пластинки были старые и заигранные: "Дождь идет", "Цыган", "Рио-рита", "Японские фонарики", утесовские "Сердце" и "Марш" из "Веселых ребят", "Уходит вечер", "Дунайские волны", а из новых одна "Голубка", да и то знатоки утверждали, будто и она старая - только раньше носила другое название: "Палома". Но местные девушки охотно ходили на танцплощадку, ибо тон здесь задавали офицеры и курсанты летного училища, народ подтянутый, строгий и знающий обхождение. Пьяницы и хулиганы боялись нос сюда сунуть. Летчики, не прибегая к услугам робкой администрации и милиционеров, расправлялись с ними по-военному четко, быстро и основательно. Да и вообще, порядки на танцплощадке царили строгие. Во время танца запрещалось курить, толкаться, произносить вслух нецензурные слова; полагалось уступать дамам место на скамейке и приглашать к танцам не свистом или пощелком пальцев, а по всем правилам вежливости. Возле площадки продавалось мороженое, морс, ситро, а крепкие напитки были оттеснены к детскому городку. И штатские кавалеры поневоле смирились со строгим этикетом и даже стали находить в нем вкус.

В тот субботний вечер на площадке преобладали пиджаки и кепки, а вооруженные силы были представлены дородным старшиной и застенчивым лейтенантом-артиллеристом. Голубых погонов, а равно золотых с голубой окантовкой что-то не попадалось. Потанцевав раз-другой с какими-то не очень ловкими партнерами, Валя Горячева и ее подруга собрались уходить. Пусть в нашем рассказе сопровождавшая Валю девушка - рослая, крупной кости, с пухлым, ленивым ртом и почти добела обесцвеченными волосами - так и останется Подругой.

Девушки уже собирались домой, когда возле площадки появились два курсанта с сержантскими лычками: высокий и низенький. Девушки сразу заметили их и напустили на себя равнодушно-рассеянный вид. Курсанты в свою очередь обнаружили девушек, и низенький взволнованно сказал:

- Вот она!

- Которая из двух? - обеспокоился высокий. - Блондинка?

- Нет, другая.

- Ну, слава богу! А я уже испугался... До чего же ты все-таки удачливый парень! - сказал он с завистью.

- Это чем же?

- На друзей тебе везет. Эх, мне бы такого покровителя! - голос прозвучал мечтательно.

- Ты, видать, давно не получал?

- Ладно, везун. Сейчас я тебя познакомлю.

Он широко шагнул, преградив дорогу девушкам.

- Здравия желаю! - ловко козырнул, улыбнулся, поймал длинной рукой плечо своего приятеля и вытолкнул вперед. - Прошу любить и жаловать отличник боевой и политической подготовки, сержант Юрий Гагарин.

Гагарин коснулся пальцами околыша фуражки, пожал вялую руку высокой, не разобрав ее имени, а потом -сухую, крепкую руку девушки, назвавшей себя Валей.

- Ого, какая сильная рука!

- У медработников должны быть сильные руки.

- Вы врач?

- Нет. Учусь в медицинском техникуме.

- Хорош! - послышался возмущенный голос высокого курсанта. - Сам познакомился, а своего друга и благодетеля не подумал представить.

Гагарин понял, что в очередной раз стал жертвой приятельского розыгрыша, но на этот раз не мог сердиться.

- Познакомьтесь, Юрий Дергунов - отличник по всем статьям, только очень застенчивый.

- Оно и видно! - благосклонно уронила Подруга.

А потом все было, как полагается: танцы без устали, мороженое, ситро. Подруге приглянулся ее высокий, ловкий, веселый партнер. К тому же она любила, когда "красиво" ухаживают. Под этим она подразумевала беспрекословное исполнение разных мелких прихотей: еще палочку "эскимо", еще стакан газировки с сиропом, сигарету "Лайка". Естественно, она отдавала предпочтение погонам хотя бы с одной маленькой звездочкой, на сержантские доходы не разгуляешься, но Дергунов был, по всей видимости, переодетым принцем, он безропотно курсировал между площадкой и ларьком.