Максим Горький как зеркало российского предпринимательстваК 130-летию со дня рождения

Горький Максим

Максим Горький как зеркало российского предпринимательстваК 130-летию со дня рождения

Максим Горький как зеркало российского

предпринимательстваК 130-летию со дня рождения

Что мы знаем о Максиме Горьком? Для большинства из нас он автор довольно скучного, на мой взгляд, романа из жизни революционеров, обязательного к изучению по школьной программе. Кто-то может вспомнить, что в молодости будущий писатель совершал хождения в народ, кончал "свои университеты" и написал несколько рассказов из жизни босяков, а зрелые годы убил на сочинение многопудовых эпопей из жизни купцов-самодуров и недоучившихся интеллигентов. Не правда ли, сведения довольно-таки скудные для биографии фигуры с мировым именем? Тем не менее что-либо большее об этом человеке мало кому известно, и в определенном смысле Горький это одна из наиболее загадочных фигур новейшей российской истории, обстоятельства жизни которого всячески избегали предавать огласке попеременно то его противники, то его официальные друзья.

Начать можно с того, что родился будущий "великий пролетарский" писатель в семье управляющего крупной пароходной конторой, а мать его была дочерью богатого купца-красильщика. Детство, отрочество и юность его известны только по автобиографии, изданной уже при советской власти, так что документально восстановить довольно трудно, на каких пароходах он поварёшничал, с кем учил грамоту и по каким краям скитался. Но в 1892 году он вдруг возникает на литературном небосводе с вполне грамотным и несколько даже манерным (в стиле того времени) рассказом "Макар Чудра" и в кратчайший срок становится плодовитейшим и, наверное, скандальнейшим писателем России. К нему приходит фантастический успех, секрет которого мы и попытаемся разгадать в этойзаметке.

Несомненно, Максим Горький был недюжинным писателем: он обладал крепким, правильным, вполне литературным, удобочитаемым стилем и поразительным трудолюбием однако достаточно ли всего этого для того, чтобы затмить Толстого, Достоевского, Чехова? В конце концов в России в то время было немало писателей, творивших не в худшем стиле и на близкие темы, Андреев, Бунин, Скиталец... Надо полагать, что секрет успеха Горького заключался не столько в его произведениях, сколько в его личности, в его подходе к литературе.

Он умел произвести впечатление...

"Фигура удивительно красочная. Ражий детина в широчайшей крылатке, в шляпе с эдакими полями и пудовой суковатой дубинкой в руке" (из очерка И. Бунина "Горький"). Дело в том, что на Руси, для того чтобы преуспеть, всегда надо немножечко юродствовать. Можно предположить, что если бы Максим Горький ходил в обычном европейском костюме и не занимался утрированным оканием, то и отношение ко всему им созданному было бы и тогда приблизительно таким же, как сейчас: немножечко уважения, капелька иронии и откровенная скука. Но в то время явление в литературу "ражего детины" вызвало такой же фурор, какой в наше время произвело, скажем, явление Солженицына: сразу запахло и народностью, и "корнями", и прямодушной оппозиционностью то есть всем тем, на что так падка отечественная публика.

То, что отличает гениального человека от просто талантливого это умение пользоваться моментом. Купаясь в волнах всенародного восторга, Горький отнюдь не собирается почивать на лаврах. Он знает, что писательство само по себе никак не может быть надежным источником существования, что под него надо подводить идейную и, главное, материальную базу. И вот тут-то проявляются его блистательные предпринимательские способности. Он создает журнал "Новая жизнь", издательство "Знание", организует соответствующую рекламу, доводит тиражи до сотен тысяч экземпляров и эти сотни тысяч раскупают! В результате планка гонораров для рядового автора поднимается до 300 400 рублей с листа, а сам он получает по 1000 рублей с листа колоссальные по тем временам деньги!

По сути, Горькому удалось сделать для литературы то, что позднее Фишеру для шахмат: превратить занятие, бывшее ранее уделом скучающих помещиков и нищенствующих идеалистов, в доходную и почитаемую профессию. Нетрудно подсчитать, что при таких гонорарах "великий и пролетарский" мог в кратчайший срок стать одним из богатейших людей России и продолжить свой буревестничий труд на тогдашних "багамах" острове Капри.

Как и многие из тех, кто увидел в установившемся в 1917 году режиме "свою власть", Максим Горький ошибся. Окрыленный, он пытается развернуть кипучую деятельность, но все его начинания кончаются пшиком. Он пытается создать собственную политическую партию, но товарищи с маузерами деликатно дают понять, что то время кончилось, и только мировая известность спасает писателя от участи прочих конкурентов-большевиков. В голодающей, обовшивевшей столице он хватается за грандиозный проект: осветить для торжествующего пролетариата всю мировую историю в драматических произведениях! Как минимум тысяча пьес! Кормушка на десятилетия! Сколачивается литературная бригада, в нее входят и Блок, и многие другие знаменитости. Кто знает, сколько из них выжило бы, если бы этот замысел "буревестника" выгорел! Изводятся груды бумаги, но новая власть вовсе не собирается оплачивать самозваный проект, для нее покамест "наган" образца 1895 года выглядит вполне удобным средством и убеждения, и просвещения.

По-крупному о Горьком вспоминают вновь лишь в тридцатые годы, когда у незабвенного Иосифа Виссарионовича дошли руки до наведения порядка в такой непредсказуемой и взбалмошной сфере народного хозяйства, как писательство. Для создаваемой структуры нужен был символ, фигура мирового масштаба, а выбор оказался весьма ограниченным: блистательный, но не скрывающий своей безыдейности (безыдейности в смысле осознания учения о роли пролетариата) Алексей Толстой либо Максим Горький. Выбор пал на последнего он становится первым руководителем Союза писателей СССР.

Сейчас нередко увязывают смерть Горького с деяниями Сталина. Определенно судить об этом невозможно. Можно сказать лишь одно: смерть великого писателя была весьма своевременной. Ему, сумевшему превратить литературный труд в профессию, все-таки едва ли было бы терпимо участвовать в низведении его до разновидности чиновной службы.

Павел КУРЕНЬ