Роза ветров

Александр Этерман

Роза ветров

Томас Джефферсон, будущий президент США и автор вечнозеленой американской "Декларации независимости", счел необходимым в преамбуле к ней написать следующее:

"Когда, в ходе событий, имеющих человеческую природу, для одного народа становится необходимым разорвать политические узы, связывающие его с другим, и приобрести равный - во всем, что касается земных сил, - статус, которым законы природы и Б-г природы их наделили, простое уважение к общечеловеческому мнению требует, чтобы он объявил, какие причины побудили его к отделению.

Мы считаем следующие истины самоочевидными: что все люди созданы равными, что все они наделены Создателем ОПРЕДЕЛЕННЫМИ (присущими им и) неотъемлемыми правами; среди них - [права на] жизнь, свободу и стремление к счастью..."

Такого рода декларация, настоящее исповедание веры будущей великой державы, должна была бы предварять произведение любого жанра, в финале которого обнаруживается преступник, выясняется истина или берется чья-либо сторона. Единственным извинением - в случае отсутствия декларации - может послужить желание поинтриговать своих ближних, да и то лишь при условии, что она сама или хоть ссылка на нее все-таки содержится в тексте, пусть в завуалированном виде.

Если автор в самом начале чистосердечно - мечом и пером, сюжетом и стилем зараз - не сообщает о своих принципах, его более поздним признаниям верить нельзя: к тому времени он уже небеспристрастен. Разумеется, исповедуемые им принципы можно восстановить, внимательно изучив текст. В конечном счете, такая расшифровка не больно-то и сложна - ведь все вокруг нас так изобличает! Но что с того! Вора, запустившего руку в карман соседа, тоже можно поймать с поличным, но из этого не следует, что воровство невозбраняемо. Как в том, так и в другом случае успешные действия правоохранительных органов не устраняют аморальный характер поступка надувательства в одном случае, воровства - в другом.

Именно поэтому, наверное, начав по-просту, без ухищрений, с "Декларации", американцы добились, вернее, удостоились всего того, чего добились, в частности, следующего довольно-таки прозрачного замечания Умберто Эко ("Имя розы"):

"Провидение так распорядилось, что всесветская власть, которая при сотворении мира обреталась на востоке, постепенно с течением времени передвигалась все сильнее к западу, тем и нас извещая, что кончина света также приближается, ибо гонка событий в мире уже дошла до пределов миропорядка."

Что может лучше засвидетельствовать его правоту, чем Pax Americana, которому мы все ныне, незадолго до светопреставления, свидетели? Вдобавок, когда старинная американская же писательница, принюхавшись, вдруг роняет сущностное: "Роза есть роза есть роза есть роза", становится ясно - конец света уже не за горами. Но о чем думал сам Эко, предаваясь столь занимательной географической эсхатологии? На что он намекал? На двупартийный парламентаризм?

Быть может, на это:

"Маргарита! Королева! Упросите за меня, чтоб меня ведьмой оставили. Вам все сделают, вам власть дана."

Или же, и того хлеще:

"В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми, и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть."

Если же все это покажется кому-нибудь злостным и недостаточным, то, может быть, следующая цитата полнее и яснее?

У.Эко ("Имя розы"):

"Чудеснейшее доказательство Божественного великодушия - предоставить возможность суждения по политическим вопросам даже тем, кому неведом авторитет римского понтифика и кто не исповедует тех наисвятейших, сладостных и устрашающих тайн, которые исповедует христианский народ! Существует ли более восхитительное, чем это, подтверждение того неоспоримого факта, что мирская власть и государственная юрисдикция ничего не имеют общего с церковными правами и законом Христовым, и что они установлены Господом вне какого бы то ни было богословского волеизъявления и даже раньше, нежели на земле установилась общая святая религия."

Допустимо ли, чтобы герой Эко продолжил дискуссию о власти, которую вели герои Булгакова, подставив римского папу вместо римского же императора, да еще с того самого места, на котором они остановились? Ведь у последних "вопрос о власти" и о том, кому ее взять, в крови - той самой, которая "хлынула волной" из груди зарезанного Иуды или "брызнула из груди" же барона Майгеля и "залила крахмальную рубашку и жилет". Волнует он и жаждущего крови Степы Лиходеева финдиректора Римского (пока еще не папы и не императора). Впрочем, и у Эко кровь льется рекой, даже бочками, столь же театрально - и свиная, и человеческая.

Не будем отвечать на этот вопрос. Отследим вместо этого некоторые из этапов легендарного (литературного) происхождения романа "Имя розы", по возможности неторопливо следуя за его автором.

Разумеется, рукопись

А что же еще?

Впрочем, вначале была, как ни странно, книга.

Погожим летним днем 16 августа 1968 года, совсем незадолго до печального конца Пражской весны, Умберто Эко, по собственному признанию, приобрел в бывшей чехословацкой столице (ах, ни Чехословакии уже нет, ни Чехо-Словакии, все сгорело), книгу, а вовсе не рукопись. Это были "Записки отца Адсона из Мелька, переведенные на французский язык по изданию отца Ж.Мабийона" (Париж, типография Ласурсского аббатства, 1842).

"В довольно бедном историческом комментарии сообщалось, что переводчик дословно следовал изданию рукописи XIV века, разысканной в библиотеке Мелькского монастыря... Так найденный в Праге раритет спас меня от тоски в чужой стране, где я дожидался той, кто была мне дорога. Через несколько дней город был занят советскими войсками. Мне удалось в Линце пересечь австрийскую границу; оттуда я легко добрался до Вены, где наконец, встретился с той женщиной, и вместе мы отправились в путешествие вверх по течению Дуная."