Маленькие семейные истории

Шипунова Светлана

Маленькие семейные истории

Светлана Шипунова

Маленькие семейные истории

Светлана Шипунова окончила факультет журналистики МГУ и Академию Общественных наук. Журналист, политолог. В 80-е годы была главным редактором краевых газет в Краснодаре. Автор книг "Дураки и умники. Газетный роман" (М., 1998), "Дыра. Ироническая повесть" (М., 1999). Живет в Краснодаре.

В "Знамени" печатается впервые. Публикуемые тексты входят в состав романа в новеллах, готовящегося к изданию книгой.

Бедный наш папа

история автомобиля

Я увидела его случайно - осенью, в центре города, он вынырнул из потока машин, двигавшихся навстречу, и свернул в боковую улицу. И такая знакомая, милая физиономия промелькнула, что я вскрикнула:

- Стой! Подожди!

Но Алеша и не думал тормозить свой великолепный белый "фольксваген-пассат", только спросил удивленно:

- Мам, ты чё, совсем уже?

- Вон он, смотри!

- Кто?

- Маленький, черный! Только что повернул!

- Ну и что я должен делать?

- Это ж наш "Москвичонок", дедушкин!

Маленький черный "Москвич" остался далеко позади. Я чуть шею себе не свернула. Это был он, никаких сомнений.

- Откуда ты знаешь, что это тот? Ты же в машинах не разбираешься.

- Это я в новых не разбираюсь, а наш узнаю среди всех. Ты заметил, какой у него передок?

- Самопальный какой-то.

- Так это ж дедушка когда-то сам радиатор переделал, представляешь?

- Не-а, не представляю, - говорит Алеша.

Надо же, до сих пор бегает... Да сколько ж ему лет? Папа купил его, кажется, в 58-м, он уже был неновый, сейчас 98-й... выходит, ему хорошо за сорок. Красавчик! И как идет ему этот черный цвет, просто "а-ля Штирлиц" какой-то, настоящее ретро. Мы медленно движемся в потоке машин, половина из которых - иномарки, но даже из них с интересом поглядывают на новенький Алешкин "фольксваген". Видел бы папочка, на чем разъезжают его внуки!

- Надо бы на кладбище съездить.

Я говорю это нашим детям при каждом удобном случае, так сказать, внедряю в сознание, приучаю к мысли, что существует такая семейная обязанность, которая и их касается.

- Не сегодня, ладно?

Ладно, не сегодня.

В 1958-м этот "Москвич" был небесно-голубого цвета, весь такой круглый, с надутыми, как у карапуза, щечками, выпуклыми глазами-фарами и запасным колесом на багажнике, похожим на большую черную пуговицу от пальто. Он был симпатяга! Мы с сестрой ходили вокруг, трогали его руками и гладили, как будто он был живое существо, например, собака. Папа отвинчивал сзади широкий колпачок, я тут же совала туда нос и нюхала. Запах бензина казался мне необыкновенно приятным. Маленькая токсикоманка! Я потом не раз это проделывала, чего не скажешь о моей сестре, которая была почему-то равнодушна к запахам.

Мы помещались в нем всей семьей. Сбросив сандалии, я и моя сестра влезали с ногами на сиденье и ехали задом наперед, выглядывая в узкое, сплющенное овалом заднее окошко, из-за этого меня быстро укачивало, опять же в отличие от сестры, которую не укачивало нигде, даже в "кукурузнике". Но как хорошо, как просторно было нам вдвоем на заднем сиденье! Потом подросла наша третья сестра, и ее тоже стали сажать с нами, потом появилась на свет еще одна... К тому же мы ведь все время росли и уже не могли влезать на сиденье с ногами, а должны были держать на коленях сначала одну маленькую сестричку, потом другую, да еще следить, чтобы они не стукнулись головой о переднее сиденье, когда папа вдруг резко затормозит. А если и бабушку брали зачем-то с собой (ясно, зачем чтобы на море она готовила нам обеды), то он, умница, пыхтя, вез нас всех семерых.

- Семь человек? - не верит Алеша. - Как же вы туда помещались?

- Запросто. Папа за рулем, мама - рядом, Аллочка у нее на руках. Сзади бабушка и мы с Неллей, а Женька маленькая то у бабушки на коленях посидит, то к нам переползет. Притом учти, папа был довольно высокий, у него голова прямо в потолок упиралась, так что ему, бедному, приходилось даже немного горбиться за рулем, а бабушка у нас была такая полная, что как раз одна половину заднего сиденья занимала. Что говорить, было тесновато. Но если подумать, - не теснее, чем дома, на наших двадцати трех квадратных метрах. И потом нам же главное было - ехать!

- И куда ж это вы на нем ездили?

В последнее время я все чаще замечаю у Алеши эту снисходительную интонацию, когда он со мной разговаривает.

- А куда только не ездили!

На самом деле большую часть времени "Москвич" стоял в гараже, который папа сам сложил из кирпичей во дворе нашего дома. Это был длинный одноэтажный дом типа "барак", в котором в четырех квартирах проживало семь семей. Машина была на тот момент только у нас одних, и соседи великодушно разрешили папе пристроить гараж к сараям. Двери на гараже были деревянные, сбитые из широких досок, и между двумя их створками оставалась такая большая щель, что когда мы в нее заглядывали, то видели одиноко поблескивавший в полутьме нос автомобиля. Сбоку к гаражу примыкало еще одно, совсем уж маленькое строение - собачья будка, у которой не было задней стенки, а было отверстие, выходящее прямо в гараж. Там обитала немецкая овчарка по кличке Тарзан. Днем Тарзан бродил на длинной цепи по огороду и грелся на солнышке у своей будки, а ночью проходил сквозь нее в гараж и там спал на старой автомобильной покрышке, застеленной тряпками. Много лет он исправно сторожил машину, грозно рыча изнутри гаража всякий раз, когда кто-то посторонний просто проходил мимо.

Летом, в жаркий выходной день, папа иногда сажал Тарзана в машину и вез на Старую Кубань. Там он с разбегу бросался в теплую, пахнущую камышом воду, Тарзан - за ним, сначала они плыли рядом, но потом, где-то на середине реки, папа вдруг нырял и долго оставался под водой, дразня и пугая Тарзана, который начинал кружить на месте и жалобно подвывать. Папа выныривал, говорил: "Ку-ку!" и весело смеялся. Но это удовольствие - съездить с Тарзаном на Кубань - папа позволял себе нечасто. Надо заметить, что в те времена к личным автомобилям вообще относились совсем не так, как сейчас...

- В каком смысле "не так"? - уточняет Алеша.

- Сейчас человек пару лет поездит на новой машине и уже торопится ее продать, купить еще более новую, а там еще... А тогда автомобиль покупали, можно сказать, раз и на всю жизнь, потому и относились к нему трепетно, куда попало не ездили, берегли только для особо важных случаев. Тебе этого не понять, тебя даже за хлебом пешком не вытолкаешь.

Бедный наш папа! Он хоть и имел личный автомобиль, на работу ездил трамваем через весь город, из-за чего вставать ему приходилось в пять утра. Еще темно на улице, а он - "Беломор" в зубы и потопал себе пешочком на остановку, и хорошо, если сразу трамвай подошел, а то, бывало, стоит там полчаса, ждет этой "шестерки" проклятой. Летом еще ничего, а зимой... Зимой трамваи в Краснодаре всегда плохо ходили. Казалось бы, у тебя же машина своя садись и езжай! Нет, бензин экономил, резину жалел и вообще... Берег!

Раза три в году, перед большими праздниками - Новым годом, Первым мая и ноябрьскими - папа с мамой ездили на рынок в станицу. Они вставали очень рано, часа в четыре утра, садились в машину и ехали за 60 километров от Краснодара, в станицу Холмскую. Там, на большом станичном рынке, все было дешевле, чем в городе, поэтому закупки делались оптовые - два мешка картошки, мешок лука, целая корзина яиц, целая канистра подсолнечного масла, обязательно - соленое сало, килограммов пять, не меньше, это для папы. Еще они привозили оттуда парочку живых гусей или даже индюков - на откорм, для чего специально покупался еще и мешок кукурузы. Ехали гуси из станицы в город с ветерком - на крыше "Москвича", в ящике с широкими щелями, который папа основательно привязывал веревками к багажнику. Дома их поселяли в сарае, где делался для этого специальный загончик, а сверху устраивался еще и низкий навес, чтобы гуси не могли поднимать головы и расти вверх, тогда они росли вширь и становились жирными. Каждое утро бабушка не просто кормила, а силой наталкивала их кукурузой - опять же для жирности. Перед самым праздником выбирали наиболее тучную из птиц, и, пока мы были в школе, папа резал ее во дворе, перед сараем, после чего мама с бабушкой усаживались в кухне на низкие скамеечки, ставили на пол оцинкованную детскую ванночку, клали в нее зарезанного гуся и начинали быстро-быстро его ощипывать, или, как говорила бабушка, "скубти", при этом пух и перья тут же собирали в наволочку, чтобы потом набить ими подушку. Когда мы приходили из школы, все уже было кончено. Гуся жарили с яблоками и рисом в духовке, предварительно зашив ему брюшко суровой черной ниткой. Да еще натапливали с него литровую банку жира, мы потом мазали этот застывший с жареными шкварками жир на хлеб и ели, это было вкусно.