Дом с башенкой

Горенштейн Фридрих

Дом с башенкой

Фридрих Наумович Горенштейн

ДОМ С БАШЕНКОЙ

Мальчик плохо различал лица, они были все одинаковы и внушали ему страх. Он примостился в углу вагона, у изголовья матери, которая в пуховом берете и пальто, застегнутом до горла, лежала на узлах. Кто-то в темноте сказал:

- Мы задохнемся здесь, как в душегубке. Она все время ходит под себя... В конце концов, здесь дети...

Мальчик торопливо вынул варежку и принялся растирать лужу по полу вагона.

- Почему ты упрямишься? - спросил какой-то мужчина.- Твоя мама больна. Ее положат в больницу и вылечат. А в эшелоне она может умереть...

- Мы должны доехать,- с отчаянием сказал мальчик,- там нас встретит дед.

Но он понимал, что на следующей станции их обязательно высадят.

Мать что-то сказала и улыбнулась.

- Ты чего? - спросил мальчик.

Но мать не ответила, она смотрела мимо него и тихо напевала какой-то мотив.

- Ужасный голос,- вздохнули в темноте.

- Ничего не ужасный,- огрызнулся мальчик.- У вас самих ужасный...

Рассвело. Маленькие оконца товарного вагона посинели, и в них начали проскакивать верхушки телеграфных столбов. Мальчик не спал всю ночь, и теперь, когда голоса притихли, он взял обеими руками горячую руку матери и закрыл глаза. Он заснул сразу, и его мягко потряхивало и постукивало спиной о дощатую стенку вагона. Проснулся он тоже сразу, от чужого прикосновения к щеке.

Поезд стоял. Дверь вагона была открыта, и мальчик увидел, что четверо мужчин несут его мать на носилках через пути. Он прыгнул вниз, на гравий железнодорожной насыпи, и побежал следом.

Мужчины несли носилки, высоко подняв и положив на плечи, и мать безразлично покачивалась в такт их шагам.

Было раннее, холодное утро, обычный в этих степных местах мороз без снега, и мальчик несколько раз спотыкался о примерзшие к земле камни.

По перрону ходили люди, некоторые оборачивались, смотрели, а какой-то парень, лет на пять старше мальчика, спросил у него с любопытством:

- Умерла?

- Заболела,- ответил мальчик,- это моя мама.

Парень с испугом посмотрел на него и отошел.

Носилки внесли в дверь вокзала, и мальчик тоже хотел пройти туда, но медсестра в телогрейке, наброшенной поверх халата, взяла его за плечо и спросила:

- Ты куда?

- Это ее сын,- сказал один из мужчин и добавил: - А вещи где ж? Эшелон уйдет, без вещей останетесь...

Мальчик побежал назад, к эшелону, но запутался и оказался на городской площади с противоположной стороны вокзала. Он успел заметить очередь на автобус, старый одноэтажный дом с башенкой и старуху в шерстяных чулках и галошах, торгующую рыбой.

Потом он побежал назад, однако железнодорожные пути у перрона оказались пустыми, эшелон уже ушел. Мальчик еще не успел испугаться, как увидел свои вещи, сложенные на перроне. Все было цело, кроме кошелки с лепешками и сушеным урюком.

- Твои вещи? - спросила женщина в железнодорожной шинели.

- Мои,- ответил мальчик.

- А что в этом узле? - И ткнула ногой грязный, сплющенный узел.

- Мамины фетровые боты,- сказал мальчик,- и два ватных одеяла... И коричневый отрез...

Женщина не стала проверять, взяла узел и чемодан, а мальчик взял другой узел и чемодан, и они пошли к вокзалу. Они внесли вещи в теплый зал, где на деревянных скамьях и прямо на полу сидело много людей.

- Я в медпункт,- сказал мальчик,- у меня мама заболела.

- Я твои вещи караулить не буду.

- Ну, еще немного, я уплачу.

- Дурень,- поморщилась женщина,- я ведь на работе.

Но мальчик уже выбежал на перрон. Он с трудом нашел двери медпункта. На клеенчатой скамье кто-то лежал, вытянувшись, и мальчик глотнул несколько раз тяжело и, подойдя, увидел руку с синими ногтями. Только тогда он заметил, что это незнакомый старик. Лицо его было накрыто носовым платком, и две женщины сидели рядом, сгорбившись. Одна, помоложе, плакала, а другая, постарше, молчала.

Мальчик быстро отступил назад.

- А где моя мама? - спросил он и огляделся.

Из боковой двери вышла медсестра в телогрейке.

- Мать твою в больницу отправили,- сказала она.

- В какую больницу? - спросил мальчик.

- У нас в городе одна больница... Сядешь на автобус, доедешь...

Тогда он вспомнил про площадь, и очередь, и дом с башенкой, и старуху в шерстяных чулках, торгующую рыбой. Он вновь побежал по другую сторону вокзала и увидел все это. Он стал в очередь за какой-то меховой курткой с меховыми пуговицами на хлястике. Но автобуса все не было, и он побежал через площадь, оказался на узкой улице, среди старых, деревянных домов, и здесь вспомнил, что не знает, где больница.

Улица была пуста, лишь у обмерзшей льдом водопроводной колонки две девочки играли с собачкой.

- Где больница? - спросил он, но девочки посмотрели на него, рассмеялись и убежали в калитку, а собака подскочила к его пяткам и, оскалившись, залаяла. Мальчик поднял кусок льдышки и кинул в собаку. Она завизжала. Из калитки вышли женщина в ушанке и две девочки, незаметно строящие ему рожи. Женщина начала что-то кричать, мальчик так и не понял, почему и что она кричит.

- Где больница? - тихо спросил он.

Женщина перестала кричать.

- Ты идешь не в ту сторону,- сказала она,- перейди через площадь и садись на автобус.

Мальчик повернулся, пошел назад и опять увидел дом с башенкой, очередь и старуху, торгующую рыбой.

Он стал в очередь за шинелью с подколотым пустым рукавом, и автобус опять долго не появлялся. Тогда он спросил у шинели, где больница.

- Это далеко,- сказала шинель.- Видишь трубу? За трубой еще с километр. На автобусе надо ехать.

Но автобуса все не было, и мальчик пошел по направлению к трубе. Сразу же в начале улицы его обогнал автобус.

Мальчик шел очень долго и за это время успел привыкнуть к тому, что мать его в больнице, а он остался один среди незнакомых людей. Главное было теперь добраться до трубы и найти больницу. В дороге его еще несколько раз обгонял автобус. Вблизи труба оказалась громадной и ржавой, на кирпичном фундаменте. Мальчик постоял немного, отдыхал, держась рукой в варежке за проволоку, идущую от трубы к земле. Проволока была скользкая и холодная. Потом он пошел дальше, и какой-то прохожий показал ему больницу. Мальчик поднялся по ступенькам, вошел в коридор и наткнулся на женщину в марлевой косынке.

- Ты куда,- сказала женщина и растопырила руки,- ты куда в пальто?.. Ты чего?..

Мальчик нырнул у нее под руками, толкнул стеклянную дверь и сразу увидел мать. Она лежала на кровати посреди палаты.

- Вот,- сказал он,- вот, вот...

- Что "вот"? - спросила женщина.- Чего "вот"? Но мальчик держался за ручку двери и повторял:

- Вот, ну вот же...

Мать была острижена наголо, и глаза ее, очень темные на желтом лице, смотрели на мальчика. Она была в сознании.

- Сын,- сказала она шепотом. И тогда мальчик заплакал.

- Ну, тише,.- сказала женщина в косынке,- давай сюда пальто и подойди к матери.

- Я тебя искал,- сказал мальчик, продолжая плакать.

- Мне уже легче,- сказала мать.- Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо,- сказал мальчик.- А ты скоро выздоровеешь?

- Скоро,- сказала мать.- Поешь кашу. Сестра, дайте ему ложку.

- Это не положено,- сказала сестра.

- Возьми маленькую ложечку,- сказала мать,- и садись на табурет.

- Это не положено,- повторила сестра,- я вынуждена буду удалить мальчика.

- Кушай, кушай, сын,- сказала мать,- не бойся.

- Я повешу твое пальто в коридоре,- сердито сказала сестра и вышла из палаты.

- Надо дать телеграмму деду,- сказал мальчик,- деньги у меня есть... А вещи я оставил на вокзале... Главное, чтоб ты выздоровела.

- Я выздоровею,- сказала мать.- Как ты похудел...

- Приедем, я поправлюсь,- сказал мальчик.- Война скоро кончится.