Хромовые сапоги (СИ)

            Играет Вадька и закрывает Бобра, поскольку себя он давно закрыл, сыграв чистый мизер. Остается закрыть Тупика, но ему мы помогаем все вместе.

- Вадька, считай! – просит Бобер. Поскольку никто из нас не любит вести подсчет, мы всегда поручаем это дело нашему другу.

            Он берет им же разлинованный тетрадный лист в клеточку и начинает производить математические действия. В результате в выигрыше только он. Мы с Бобром остаемся в общем при своем, правда я в плюсе на двадцать рублей, а Серега в минусе на два рубля. Тупик должен Вадьке аж сто семьдесят рублей.

- Черт! Не везет что-то! – сокрушается он.

- Олежка, надо играть, а не отыгрываться! – опять рассудительным тоном произносит Стас.

- Я и играю!

- Нет! Ты начинаешь нервничать, вот и рискуешь понапрасну!

- Так еще бы! Если жена узнает, сколько я проиграл, она убьет меня или в лучшем случае просто уйдет от меня!

- Тогда зачем тебе такая жена? Уходи ты первый от нее, - советует Бобер.

- Да идите вы все! – вновь уже очень глубоко обижается Тупик и уходит из комнаты, оставляя нас одних.

- Чаю с козинаками, товарищ миллионер? – предлагает Стас, отложив недочитанную книгу. – А то что-то я проголодался.

- Там осталась одна плитка! – пытается отговориться наш завхоз.

- Вот ее-то и добьем! – Стас берет банку и идет в умывальник набрать воды.

            Потом мы дружно сидим и гоняем чаи с единственной сладкой плиткой козинак. Не беда, завтра банный день и мы уйдем в увольнение. Хотя, конечно, мы можем выходить в город уже каждый день. Увольнительные записки у нас на руках, и мы их уже не сдаем. Впрочем, и это уже чистая формальность. Ну кто остановит курсанта в офицерской полевой? Просто каждый для себя решил, что каждый день, причем на несколько часов, бежать в город совсем не хочется. Мало времени. Если б это было на первом курсе, когда мы готовы были даже за полчаса свободы чуть ли не продать душу дьяволу в лице взводных, а сейчас, когда никто тебя не держит в стенах родной «альма-матери» вроде, как и нет нужды бежать-то в город. Нам теперь подавай больше времени. И в среду мы идем только искупаться дома, в человеческих условиях. Завтра среда и вот тогда каждый из нас возьмет чего-нибудь съестного, чтоб не голодать до субботы.

            Вскоре старшина объявляет отбой, но никто не спешит выполнять эту отжившую, атавистическую команду. Брожение в общежитии продолжается, словно уже не одиннадцать часов. В умывальнике гогочет группа товарищей, они курят и травят байки, смех их слышен не только в коридоре, но и в комнатах, в которых тоже мало кто спит. У нас в комнате никто не спит. Бобер, как всегда ушел к Денису. Вадька читает какую-то книжку, поставив лампу так, чтоб она освещала ему странички и не мешала ни мне, ни Стасу. Стас совсем недавно отложил своего Хемингуэя и лежит с открытыми глазами, закинув руки за голову. Я же пытаюсь уснуть, но мне мешают громкие звуки, яркий свет лампы и мысли. Они далеко от училища, они рядом с домом, на первом этаже которого булочная, а в десяти шагах нескончаемая стройка.

<p style="margin-left:5.0cm;">

       *                  *                    *

- Игорь, у тебя дома есть коловорот? – спрашиваю я одного из местных курсантов.

- А зачем тебе? – удивляется он.

- Да мне нужно просверлить небольшие дырочки в монетах…

- Странное желание, - еще больше удивляется мой товарищ. – Ну, есть, а каким сверлом нужно сверлить?

- Где-то в толщину спички, - прикидываю я, крутя перед собой спичку, прежде чем ее зажечь.

- А монеты?

- Ну, как рубль.

- Странная просьба, но, впрочем, могу, когда тебе надо?

- В эти выходные сделаешь?

- Давай материал, сделаю.

- Сейчас принесу! – Я ухожу в свою комнату, так и не закурив сигарету, заложив ее за ухо.

Там в портфеле, в мешочке у меня лежат пятнадцать одинаковых металлических рублей с профилем Ленина на одной стороне. Их я стал собирать еще летом, когда у меня возникла идея сделать из них некое украшение, которое, как мне подумалось, должно было подойти кавказской девушке. Такие украшения я видел в нашем краевом музее, на экспозиции «народы Кавказа». На серебряной цепочке висели царские рубли. Такие с позволения сказать бусы девушки носили на груди и чем больше было монет, соответственно тем дороже украшение. Поскольку Лора была наполовину осетинка, я решил порадовать ее таким подарком.

- Вот, - я протянул Игорю мешочек с рублями. – Просверлишь?

- Давай, попробую, - он достал из мешочка один рубль и стал его изучать. – Просверлю, металл мягкий, это сплав, возьмет его и обычное сверло.

- Спасибо, Игорек.

- Не за что! В воскресенье принесу.