Остров традиции

Когда Конрад смог выдавить из себя членораздельные звуки, ему даже предоставили идти своими ногами. Конвоиры, проваливаясь в снег, на чём свет стоит костерили режим, которому они пока что верно служили и который не мог выделить им даже завалящие сани; утверждали, что на Аляске в таких случаях используют снегоходы. Конрад хотел возразить, что на Аляске, скорее всего, дороги с подогревом, но не возразил, ибо сам на Аляске никогда не был. Порой, спохватившись, конвоиры всё же хватали арестованного – в такой тьме кромешной фонарь помогает плохо, а руки заняты палками; пока спусковой крючок нащупаешь, даже безногий удерёт. Конрад однако не удирал, а старался взять себя в руки и изобрести себе алиби, когда предстанет перед Поручиком.

Однажды по разговору патрульных Конрад понял, что они уже вошли в посёлок. Правда, ноги по-прежнему утопали в сугробах – кто ж теперь убирает улицы… А ещё раньше он узнал, что на единственной в округе электростанции произошла громадная авария с человеческими жертвами.

Внезапно из мрака выступило здание полицай-комиссариата – в нём горело одно окошко, но как-то тускленько, слабенько. Часового у входа не было.

Один патрульный придержал арестованного, другой снял лыжи. Потом они прикладами подтолкнули Конрада к двери той комнатушки, где горела керосиновая лампа, и его глазам предстал Поручик Петцольд верхом на рабочем столе, предающийся возлияниям вместе с часовым. В углу валялось что-то грузное и бесформенное, кое-как покрытое брезентом, из-под которого выглядывал сине-коричневый шарф и натекла небольшая лужица тёмной жидкости.

Один из патрульных, не по-уставному шаркая и даже не отдав чести, развязно сказал:

– Вот, господин поручик, посмотрите – ваш кадр?

– Разъебаи! Козлы позорные! – гаркнул Поручик во всё горло. – Делать вам не хуя! Честных граждан, наших сотрудников, почём зря хватаете!.. Вы сейчас где должны быть, мать-мать-мать?

– Не волнуйтесь, – ответили патрульные. – Мы же его для выяснения личности…

– У меня же с собой документ, – возмутился вдруг Конрад, рассчитывая на дальнейшую поддержку Поручика.

– Сейчас у каждого второго такой докýмент, – угрюмо прохрипел часовой.

– Верно говоришь, Вальтер, – Поручик Петцольд соскочил со стола. – Ладно, ребятки. Молодцы. Благодарю за бдительность. Погодушка-то, едрит её мать… Пообмёрзли никак, а?.. Ну а теперь вот что… Ты, – он кивнул на часового – и вы оба – марш в комнату три. Там свечка есть. И бутылёк есть, – он благодушно улыбнулся. – А мы тут с господином Мартинсеном побеседуем, так сказать, тет-а-тет.

Патрульные хмыкнули, хихикнули и повернулись – кто через левое плечо, кто через правое. Часовой посмотрел на Конрада ревнивым взглядом и вышел вслед за патрульными, держась за стенку и волоча ноги. Поручик Петцольд опорожнил стакан часового и налил по новой.

– А это?.. – часовой показал на брезент.

Поручик устремил на него взор, исполненный огня, и часовой исчез.

– Ну что стоишь, как неродной. Садись! – царственным жестом указал Поручик.

– Я вообще-то… завтра хотел зайти, принести работку, но вот тут со светом заковыка, я вот сорвался…

– Ой, да не пизди, малыш, – сказал Поручик широко зевая. – Ни хуя ты не сделал. Ну да амнистия… Садись, продрог ты, лошара. Сымай свои унты. Доху скидай. Расслабься… Напужался, дурашка… А я тебе скажу: хуй с ней, с темнотой. Темнота – друг молодёжи, а значит и наш друг…

– Я… к пятнице всё сделаю. Как штык, – жалобно пискнул Конрад, не желая садиться. Пискнул наобум: счёт дней недели он давно потерял.

– Сядь, мудила, и не порть воздух, – взорвался Поручик.

Конрад застыл столбом, хотя немилосердно устал.

– Налить тебе?

Конрад проявил колебания.

– Не стремайся. Сядь.

Конрад сел и стал дёргаться.

– Не дёргайся. Пей.

Конрад выпил, пошло плохо.

– Не торопись. Заешь.

Конрад заел и стал очень грустный.

– Грустишь?

– Мм…

– А хренá грустишь, сука? Мы победили, ура.

– Кто?

– Да сволочи, едритвою, сволочи…

– А кого?

– Как тебя за твою политическую безграмотность к стенке не поставили?

– Сам удивляюсь, – чистосердечно признался Конрад.

– Хошь поставлю?

– Не хочу.

– Ну, ну, ну… а кто у нас больше всего умереть хотел?

– Устал хотеть, – парировал Конрад.

– Ну живи, сука, живи!

Конрад уже сам себе наливал и соображал… соображал, надо ли вообще соображать.

– Так кого победили-то?

– Козлиная голова, а ещё лингвист… Если сволочи, то кого они могли победить?.. Да не бойся ты, чудо…

– Х-хороших людей – так? – Конрад сказал.

– Ура! – Поручик сказал. Хотел чокнуться.

Конрад не спешил чокаться.

– Я глупый. Я ничего не понял, – сказал.

– Чокайся, падла, – возопил Поручик. Машинально звякнуло стекло о стекло.

Внезапно перед Конрадом на столе возник новенький портсигар.

– Кури.

– Спасибо.

Постепенно разрозненные слова Поручика сложились в единую, хотя и зияющую пустотами картину. Изловлены Айзенберг – крупнейший мафиози, метящий в диктаторы, и его ближайшие сообщники. Конфискован огромный обоз-лабаз – всё, что наработали контролируемые им предприятия; масса денег, валюты и т п.

– Заправилы, воротилы… хаха… диктатором хотел… пидорок… его свои же и продали, хаха… Скрутим гадов, всех скрутим, – как считаешь, Конрад?

– Скрутим! – с готовностью подтвердил Конрад.

– Но Айзенберг – надводная часть айсберга. Много их ещё, агентов мирового сионизма. Вон – Нордландия с Ливонией безвозвратно отделились. Ну и хуй с ними: баба с возу – кобыле легче… На юге казачишки раздухарились – пять полков на столицу двинули. Как не так!

– Как не так! – эхом отозвался Конрад. И вдруг добавил решительно: – Что со светом?! – Или, может быть, хотел добавить. Но Поручик его понял:

– Пиздец свету. Без энергии вся волость. – А ты, потребитель хуев, пошёл бы и восстановил электростанцию! Погоди, вот зэков прибавится – заткнём прорыв. И если к пятнице (сегодня – среда) свой долг перед Отчизной не выполнишь, и ты такой чести удостоишься.

– Отдаю должное вашей мудрой справедливости. Но, г-н Поручик… всё же для работы должны быть созданы минимальные условия. Минимум двух условий мне не хватает.

– Хошь, ЖЭСку дам – но чур сам оттаранишь.

– Чего-чего?..

– Жидкостную электростанцию.

– А как с ней обращаться?

–А не знаешь как – печку топи, не поленись. Ты что думаешь – всегда электричество было? Кроме того, поройся: должна быть где-то в доме керосинка.

– Ладно, свечками обойдусь… Главное – печь натопить.

– Флаг тебе в руки и хуй навстречу… Второе условие?

– Ваше благородие, мне бы музончик послушать….

– О, милости прошу к нам, с музончиком-то… Скучно ведь в нашем комиссариате. А что у тебя за музло? «Пёпл» есть, «Флойд»?

– Моцарта послушать хочу, – сострил Конрад и этой остротой спас себя. Поручик принял его слова за чистую монету.

– Пиздуй, слушай Моцарта… Вот тебе батарейки, засранец ёбаный

Поручик выложил перед гостем металлические цилиндрики, подлил жидкости в его ёмкость и подсел к нему чуть ли не вплотную. Садистская пауза – и вдруг:

– А признайся, Конрад Мартинсен: не был ты в армии.

– Да? А где же я тогда был?

Поручик склонился к самой физиономии Конрада. Полупрошептал:

– А где ты был, я тебе расскажу. Третий раз женился. Ребёнка сделал.

– Да?.. А Дитер?.. Я тут недавно однополчанина встретил…

– Не знаю, не знаю… Может, и встретил. Только это не однополчанин был.

– А кто же?

– А мало ли кто? Может, твой ученичок бывший. Школьный.

– Так я же в столице учил… Как он сюда-то попал, в эту губернию?

– Да также как и ты! – внезапно возвысил голос Поручик. – На велосипеде! Или на мотоцикле. Допускаю даже, что на тачке. Отечественная, старая модель. Как «мерсы» добываются, ты его вряд ли научил,.