Последнее отступление

Бадма полез за пазуху, выхватил гранату, поднял ее над головой и закричал:

— Шутхур, дурак, давай дорога!

Парень отскочил от лошадей, бледный от испуга закричал товарищу:

— Вали его, Гришка!

Гришка нацелился в Бадму, и Серов, схватив возницу за халат, с силой дернул на себя. Громко, будто из пушки, бухнуло ружье, картечь с противным визгом пронеслась над головой, тухлым яйцом запахла пороховая гарь. Лошади, испуганные выстрелом, рванулись в сторону, путая постромки, опрокинули ходок. Серов и Бадма вывалились в пыль дороги.

Парни отобрали у Бадмы гранату. На выстрел собрались люди, среди них было много вооруженных. Они кольцом окружили Серова и Бадму. Василий Матвеевич, потирая ушибленное колено, искал в пыли пенсне.

— Кто такие? — спросил чей-то властный, уверенный голос.

Василий Матвеевич подобрал пенсне, вытер стекла о рукав пиджака, одел на нос. Перед ним стоял сухопарый человек в кожаной тужурке, форсисто наброшенной на плечи, держал в руках наган. Когда Серов разогнулся, в глазах человека мелькнуло удивление. Он весело свистнул:

— Ого, прищучили рыбину! Молодцы ребятишки! — он упер руки в бока. — Здесь власть принадлежит анархистам. Понял, председатель… Все, кто едет через село, платят нам контрибуцию. С вас мы получим столько, сколько не собрать бы и за год. Без лишнего шума и волокиты подчиняйся моим приказам. — Анархисту было жарко в кожаной тужурке, на лице проступила сыпь мелкого пота.

— И давно здесь ваша власть?

— Скоро будет неделя. Ну, как насчет денег?

— Какой деньги?! — возмутился Бадма. — Смотри карман, смотри сумка, нету денег?

— Ты закрой хлебало и не тявкай! — Анархист ткнул наганом в живот Бадме. — Без тебя знаю, что денег с собой нет. Ты, — повернулся он к Серову, — пиши записки своим деревенским председателям. Прикажи собрать для нас монеты. Начнете кочевряжиться — шлепнем. Был у нас один уросливый, замолк навсегда.

— У тебя отец, мать есть? — спросил Серов.

— Ну есть… А что?

— Думаю, им стыдно, что ты такой дурак!.. От меня ты не получишь и щепотки табаку. И перестань пугать своим наганом. Игрушка эта опасная.

— Обожди же, ты у меня заговоришь иначе! — Анархист обвел взглядом толпу. — Оська, иди сюда, и ты, Гришка… Отведите их в кузницу и сторожите. Постой, Оська, пару слов тебе окажу.

Кузница стояла на задах. Это был сарай с земляным полом, усыпанным ржавой окалиной, с кучей железа в углу. От прогретой солнцем крыши несло жаром. Серову нестерпимо хотелось пить. Он попросил воды. Оська, одетый в солдатскую гимнастерку, шепнул что-то своему товарищу и ушел. Тот сел на порог, не опуская с Бадмы и Серова недоверчивых глаз. На нем были худые, стоптанные ичиги, холщовые, замызганные штаны и продранная на локтях рубаха. Это был тот самый Гришка, что стрелял в Бадму.

— Зачем ты, парень, связался с бандитами? — спросил Серов.

— Мы не бандиты. Мы за справедливость стоим.

Оська вернулся и поставил на наковальню запотевшую кринку с ботвиньей. В ней плавали мелко нарезанные перья зеленого лука.

— Пей, Бадма… Спасибо тебе, парень! — сказал Серов.

Бадма приложился губами к кринке, зажмурил от удовольствия глаза.

— Я тебя знаю, товарищ Серов, — сказал Оська.

— Откуда? — Василий Матвеевич взял из рук Бадмы кринку.

— Ты на митинге в гарнизоне творил. После того меня со службы, потому как один в семье работник, отпустили.

— Вот, значит, как? — удивился Серов, поставил кринку на наковальню. — Нет, я твой квас пить не буду. Хорош ты гусь, оказывается! Советская власть его отпустила землю пахать, а он на большой дороге промышляет. Доходней, что ли?

Серов встал, зашагал из угла в угол. Окалина хрустела под ногами, как сухие листья. Оська смущенно молчал, но потом сердито проговорил:

— А вы тоже хорошие! Налог за налогом. И на бедных и на богатых одинаково. А кто в Совете у нас был? Те же богачи. Они с радостью отдали власть Забалую. Был один мужик с характером, так его Забалуй ухлопал.

Серову стало душно в тесноте кузницы. Вот какой болью отзывается, сколько бед в себе таит малейшая недоработка.

— Кто он, ваш Забалуй?

— Тутошный. За конокрадство в тюрьме сидел, потом в анархистах был. Приехал недавно со своим товарищем и объявили, что теперь, при власти анархии, никаких налогов не будет. Мужики и рады… В соседней деревне Забалуев товарищ сел на командирство. К нему и подался сейчас Забалуй.

— Но ты понимаешь, к чему все это ведет? — спросил Серов. — Или, как и твой дружок, считаешь, что вы — за справедливость?

— Это Гриха-то! — Оська скупо улыбнулся, глянул на товарища. — Ему такое дело — лафа. В работниках горбатился, а теперь ходит с ружьем по улице, девок завлекает. А если акромя шуток, то баловство это мало кому по душе, но голоса не подают. Забалуй кокнет без разговоров.

— Когда вернется Забалуй?

— Должен бы скоро приехать. Худо вам будет. — Оська поковырял прикладом землю, толкнул товарища локтем. — Гриха, а Гриха… Может, отпустим?

— Побьет нас… — Гришка боязливо оглянулся.

— Сбежим тоже, отсидимся где-нибудь.

— Есть у тебя, Осип, товарищи? Хорошие, надежные ребята? Есть тут фронтовики из бедняков?

— Ну есть, как не быть.

— Сможешь ты собрать их?

— Это можно.

— Давай скорее.

…Забалуя и его приятеля, ехавших без опаски, мужики встретили на въезде в деревню, сдернули обоих с седел, разоружили. В тот же вечер состоялся сельский сход, и на нем выбрали новый Совет.

И снова пылит дорога, и тянет песню Бадма. Только дорога уже не степная — поля, сопки, лес.

— Куда дальше править, нухэр? — Бадма остановил лошадей на развилке.

— Какие тут села?

— Право идти — будет волость, лево идти — Шоролгай.

— Правь в Шоролгай. Забежим на часок, потом — в волость, потом — прямо в город.

По обеим сторонам дороги тянулись полосы зеленых хлебов. У села нагнали подводу, груженную драньем. Рядом с ней шагал мужик, показавшийся Серову знакомым. Когда начали обгонять подводу, Серов вгляделся в лицо мужика и попросил Бадму остановиться.

— Захар Кузьмич! Здравствуйте!

Захар явно не обрадовался встрече с председателем Совета.

— Садитесь сюда, — пригласил его Серов. — Поедем со мной. Долг платежом красен, не так ли? Вы меня в городе везли — я вас кормил обедом, теперь все будет наоборот: я вас повезу — вы будете кормить обедом.

— Это можно, но подводу не бросишь. За вами я не угонюсь.

— Бадма, будьте добры, пересядьте на его подводу и езжайте за нами.

Бадма передал вожжи Серову. Захар, смущенно теребя бороду, сел в ходок, и пара взмыленных лошадей усталой рысью пошла к деревне.

— Вас надо, кажется, поздравить с поправкой? — спросил Серов. — Сын здесь или уехал?

— Какой там, сразу уехал. — Захар натуженно кашлянул, выдавил из себя: — Я ить не хворал. Парня таким манером в дом залучить хотел.

— Ну и не залучили?

— Нет, — вздохнул Захар. — Отбился парень от рук. Совсем перешел на вашу сторону.

— А вы все еще не переходите на нашу сторону?

— Не к чему мне…

Въехали в село.

— Обедать-то сразу будете или поначалу в Совет заглянете? — опросил Захар.

— В Совет, конечно. И пошутил я насчет обеда…

— Тогда подворачивайте к тому дому, над которым флаг болтается. Может, заедете все же обедать-то?

— Посмотрим.

В Совет зашли вместе. Там был один Клим Перепелка. Павел Сидорович только что ушел обедать. Перепелка ходил вокруг стола, радостно потирая руки.

— Какой гость к нам пожаловал!.. Захар, ты чуешь, это же сам товарищ Серов.

— Садитесь, — попросил его Серов. — С Захаром Кузьмичом мы знакомы. Можно сказать, мы с ним друзья… — Серов смотрел на Захара сквозь пенсне, прищурив черные смеющиеся глаза.

«Ох и уязвительный мужик!» — опять, как в городе, подумал о нем Захар и пожалел, что брякнул ему про свою «хворость», не приведи бог, если проговорится. Клим потом никакого проходу не даст, будет корить десять лет. Но все обошлось хорошо, у председателя других забот хватало.