Ведьмы цвета мака

— Вы хотите с каблуком или без?

— С небольшим, — ответил за Свету Оскар.

— Я не смогу ходить.

— Сможешь.

Продавщица подала чёрные туфли на круглом каблуке.

— Скажите, пожалуйста, а где раздевалка?

— Зачем? — не поняла продавщица.

— Я хочу, чтобы моя спутница померила новое платье вместе с этими дивными туфлями.

— Там, налево.

Света вышла из кабинки. Она шла, как ходят близорукие люди, с которых насильно сняли очки, она ощупывала мир глазами, боясь натолкнуться на незнакомые предметы, её беззащитность и растерянность очень походили на женственность. Оскар хлопнул себя по лбу и постарался передразнить Светлану, он часами сидел перед зеркалом, пытаясь изучить жесты и повадки женщин, но всё равно продолжал чувствовать фальшь и подделку своего поведения. А тут за три минуты полное перевоплощение из субъекта среднего пола, похожего на мешок картошки, в трогательную девушку, одетую в элегантное платье, не хромающую, румяную. Оскар быстро расплатился и вывел ошарашенную Светлану на улицу.

— А теперь поедем и сделаем причёску и макияж. Тут неподалёку находится салон красоты, там директор моя двоюродная сестра.

— Зачем всё это?

— Красота спасёт мир. Если бы люди любили красоту… осторожней, машина, нас бы не обрызгивали грязью.

— Почему ты стал гомосексуалистом? — вдруг спросила Светлана.

— Я творческий человек, а у творческих людей с сексуальностью не всё слава богу.

В салоне Свету сначала постригли, потом исщипали брови пинцетом, сделали массаж лица и в довершение ко всему стали щекотать различными кисточками. Она чихала, чесалась от положенного крема и пыталась подвигать онемевшим лицом. Визажист бы крашеным блондином невысокого роста, говорил с французским акцентом и был абсолютно невосприимчив к мукам клиентов. Он прищуривал глаза, махал руками и то и дело вскрикивал подстреленной птицей, стремительно разукрашивая лица.

Под конец Жером совсем распоясался, он вытащил странный предмет и поднёс его к самым глазам девушки. Света, с ужасом скосившись на железяку, отчаянно рванулась, попытавшись сбежать, — не вышло, француз схватил её за ухо и вложил Светину голову обратно в ложбинку подголовника.

— Это для ресниц, — пояснил француз.

— Зачем?

— Они у тебя прямые и грустные, а будут загнутые и легкомысленные. Ничто так не красит женщину, как легкомыслие!

— А это навсегда?

— Нет, только до умывания.

— Будет больно?

— Сиди спокойно.

Света протестующе поёрзала, но француз, уцепившийся за её подбородок, даже и не думал выпускать жертву из своих крепких, холёных рук. Светлане ничего не осталось, как смириться и вдыхать аромат, исходивший от волосатой груди Жерома.

— Что это у вас?

— Где?

— На шее. Крест?

— Нет, талисман. Я его нашёл. Пожалуйста, не разговаривай, — сказал он, запахнув расхристанную рубашку.

Светлана почувствовала, как поднимается её веко.

— А из чего он сделан? — предприняла она отчаянную попытку отвлечь француза от своего века.

— Кто?

— Талисман.

— Из штук, которые вставляются в подковы лошади. Пожалуйста, не шевели лицом. Готово!

Жером откинулся назад и аж побагровел от удовольствия.

— Господи! И эта расфуфыренная дура — я?

— Не дура, а симпатичная, молодая женщина. Теперь ты можешь хоть принца датского соблазнять. Пожалуй, осталось только расправить плечи и натянуть паруса улыбки, чтобы в них забился ветер счастья! А ну-ка, сейчас же слушайся старого педераста! — шёпотом добавил Оскар и подпёр пальцами её щёки.

— Спасибо.

Света смущённо улыбнулась и с недоверием начала присматриваться к себе. За её спиной Жером уже впился в лицо другой клиентки и стал шлёпать по её бледным щекам, та охала и извивалась, скрещивая длинные, лишённые икр ноги.

Наконец Свете понравилось её отражение в зеркале, и она кинулась на шею Оскара.

— Хватит благодарить, а то ты мне хребет сломаешь, и помадой измазюкаешь. Давай лучше в кино сходим!

— Не могу, у меня свидание.

— Ну вот, опять целый вечер один.

— Пошли с нами.

— А можно?

— Думаю, что да.

— Нет, я лучше домой.

— Пойдём, мне с тобой легче, я очень волнуюсь.

Трое двигались вдоль Большой Дорогомиловской улицы. Они шли прямо и боялись свернуть, словно за поворотом прервётся их радость. К ним подошёл светофор и заморгал сразу тремя огнями. Света вскинулась на мужчин, расцеловала каждого и побежала, а за ней тянулся шлейфом проспект, по которому ползли уставшие троллейбусы. Двое мужчин смотрели вслед девушке, потом зашли в магазин, купили по эскимо и почувствовали себя детьми в зоопарке, которых оставила мама.

Было уже около одиннадцати часов вечера, в ателье всё ещё горел свет, сидящая на табурете Марина следила за движением рук племянницы, которые гнулись белыми лилиями и тянулись к своему женскому, плодородному счастью, когда в дверь позвонили. На пороге ателье появилась Светлана, от неё пахло хорошо проведённым вечером и армянским коньяком.

— Что вам надо? — не узнала её Наташа.

— Я пришла за юбкой.

— Мы давно закрыты, — вмешалась тётя.

— Вы Марина? — спросила Света, не смотря на женщину.

— Да.

— А я Света, дочь Бориса.

— Бориса, — отозвалась эхом женщина.

Повисла долгая пауза, Марина с Наташей разглядывали Светлану, та, чтобы не упасть, упёрлась взглядом в пол.

— Похожи. Зачем пожаловали?

— Вот. — И она бросила к ногам Марины полиэтиленовый пакет.

— Что это?

— Вы попали в аварию, я украла вашу сумку. И в налоговую полицию написала тоже я.

— А теперь зачем пришли?

— Вернуть деньги.

— И всё?

— Хочу на вас работать. Я отличный бухгалтер.

Марина внимательно посмотрела на неё и откусила маленький кусок мыла.

— Не хватает кальция, — сказала Светлана и уставилась на Марину.

— А стаж есть?

— Нет.

— Тогда почему вы думаете, что вы отличный бухгалтер?

— Потому, что знаю.

— Пьёте?

— Выпила рюмку коньяка с друзьями.

На полу лежали сто тысяч и шелестели, беспокоясь за свою судьбу, им порядком надоело перекочёвывать из одной сумки в другую, и они затосковали по тем временам, когда их запирали в сундуки, когда они лежали в полумраке и слушали шёпот людей, боящихся подойти к ним поближе. Только иногда старик в ночном колпаке отпирал замки и любовался их золотым свечением. Он смотрел на них сморщенными глазами и запускал шершавую руку, но никогда не разлучал, а напротив, докидывал всё новые монеты. Новички вели себя невоспитанно и толкались, но вскоре привыкали к отсутствию света и начинали наслаждаться покоем. А теперь всюду суета!

— Наташа, позвони Владлену, — донёсся до сознания Светланы голос Марины. Света стояла красная, ей казалось, что всё происходящее окутано туманом, через который проступают неясные очертания, вырываются слова. Светлана мотнула головой и хотела ещё раз попросить прощения, но постеснялась, подумав, что если она будет работать в ателье, то важно сразу добиться к себе уважения, а чрезмерное чувство вины принижает.

— Сейчас? — спросила Наташа.

— Сию минуту! У вас красивое платье, — сказала Марина.

— Спасибо.

— Покупное?

— Нет, друг сшил.

— С которым выпили рюмку коньяка?

На следующий день Марина решила поехать к Владлену, она звонила всё утро и никак не могла застать его на месте, поэтому отправилась дожидаться его в банке. Она сидела в приёмной Владлена и была удивлена, что на месте Тышлера висит уродливый, офисный календарь. Женщина посмотрела на секретарский стол, где две куклы-китаянки прыгали, кривляясь и произнося странные слова:

— Ты, Хунь-Сынь, солёная, а я, Хунь-Вынь, сладкая. И знаешь почему, потому что ты плачешь снаружи, а я внутри. И ешь ты всегда рис с уткой, а я утку с рисом.

Лена сильно изменилась, она была одета в дорогой строгий костюм, на лице минимум косметики, её движения стали сдержанные и в то же время уверенные, Марине даже сделалось как-то не по себе, она потянулась к чашке с чаем, сняла пенку и вытерла об волосы.