Ниссо

Ниссо вся измазалась, глина кусочками засохла даже в ее волосах. Если б Ниссо работала и дальше одна, ей к вечеру не удалось бы выложить стену выше чем до уровня своих плеч. Но вот сейчас, после того, как Шо-Пир вошел сюда и укладывает камни сам, а Ниссо только подносит ему те, на которые он указывает, работа идет с изумительной быстротой. Как ловко он все делает! Тот камень, который Ниссо несет, сгибаясь, охватив двумя руками и прижав к животу, Шо-Пир принимает на ладонь, - подбросит его на ладони, чтоб он повернулся как нужно, и сразу кладет на раствор глины с соломенною трухой. И камень ложится так, будто местечко поудобнее выбирал себе сам.

- Вот этот теперь, Шо-Пир? - спрашивает Ниссо, дотрагиваясь до надтреснутого валуна.

Шо-Пир оборачивается.

- Не этот. Вон тот, подлиннее.

- Этот?

И, приняв от Ниссо камень, Шо-Пир продолжает разговор:

- Значит, там, говоришь, трава хуже была?

- Наверное, хуже. Голубые Рога никогда так за лето не отъедалась.

- Может быть, она больна была?

- Нет, не взял бы ее тогда яхбарец у тетки... Там у нас все коровы были очень худые... А эта... Когда я первый раз ее чистила, я удивлялась: ни одного ребра не нащупать... И такая большая!

- Положим, больших коров ты и не видела! Вон тот теперь дай... Этот самый... У нас в России такие коровы есть, - эта теленком показалась бы! Как в раю, Ниссо, ничего у вас тут хорошего нет... Бревен для крыши и то не найдешь подходящих.

- А те, Шо-Пир, что вчера принес?

- Это тополевые жердочки-то? Да у нас из таких и дрова нарубить постыдятся. У нас вот бывают деревья! - Шо-Пир широко развел руки. Затем, кинув глиняный раствор. Размазал его по кладке.

- Все хорошее у вас, - задумчиво вымолвила Ниссо, подавая новый камень. - Почему же ты живешь здесь?

- А вот хочу, чтоб у вас все тоже было хорошим! Тебя вот, красавицу хочу сделать хорошей.

- Меня? - серьезно переспросила Ниссо и умолкла.

Несколько минут они работали в полном молчании.

- Шо-Пир! А как же у вас бывает, если у вас не покупают жен?

- Как бывает? А просто: если кто любит, то и говорит ей: "люблю". И если она тоже скажет "люблю", то и женятся.

- И все?

- А что же еще? - улыбнулся Шо-Пир. - Свадьбу играют. В книгу запишут, что муж и жена. И все.

- Сами пишут?.. Вот возьми, этот годится?

- Годится, давай! Сами и пишут: имя свое... И ты будешь замуж выходить - напишешь.

Ниссо опять замолчала. Слышалось только постукивание камней.

- Никогда замуж не выйду! - решительно сказала Ниссо.

- Почему же так, а?

- Потому, что никто меня не полюбит... Плохая я?

- Чем же плохая ты?

- Конечно, плохая!.. Из-за меня солнце на землю может упасть... Все люди умрут, я умру, ты умрешь... Я не хочу, чтоб погасло солнце!

- Эх, ты! Только и дела солнцу, что на землю падать из-за девчонок. Глупые люди болтают, а ты слушаешь!

- Разве Науруз-бек глупый? И Бобо-Калон глупый? Все говорят: он мудрейший! Я неверная жена, я зараза для всех, очень я, наверное, плохая... Разве ты не слышал, что про меня говорили? Помнишь, что про меня закричала Рыбья Кость? Зачем ты мне дом строишь, Шо-Пир? Почему не гонишь меня? Я, наверное, зло тебе принесу... Знаешь, Шо-Пир, я все думаю... Вот возьми еще этот камень...

- Эх, Ниссо, ты, Ниссо! Ну, о чем же ты думаешь?

Ниссо нахмурилась: может быть, в самом деле не говорить Шо-Пиру, о чем она думает? Может быть, он рассердится, если она скажет ему, что ей хочется умереть? Зачем жить ей, когда она такая плохая? Зачем приносить людям несчастье? А главное, зачем приносить несчастье Шо-Пиру? Нет, лучше не надо ему говорить.

- Опять замолчала! Ну, о чем же ты думаешь? Что в самом деле очень плохая? Да?

- Конечно, Шо-Пир! Так думаю...

- А скажи, кому и что плохого ты сделала? Убила кого-нибудь? Или украла? Или с утра до вечера лжешь?

- Не знаю, Шо-Пир... Нет! А слушай, правду тебе скажу... Хочу я убить... Вот так - нож взять и убить, сразу ножом убить!

- Ого! Кого это? Ну-ка дай камень, вон тот... Не меня ли уж?

- Тебя? Что ты, Шо-Пир, нет! - Ниссо кинула такой изумленный взгляд, что Шо-Пир в этом забавлявшем его разговоре почуял нечто серьезное. - Как мог ты подумать? Тебя я... - Ниссо чуть не сказала то самое слово, которое поклялась себе не произносить никогда. - Тебя я... не хочу убивать...

- А кого же?

Ниссо бросила обратно в груду поднятый ею камень, подступила к Шо-Пиру, с удивлением наблюдавшему за ее вдруг исказившимся лицом, и сказала тихо, внятно, решительно:

- Азиз-хона я хочу убить... И всех, кто против меня...

- Ну-ну! - только и нашелся, что ответить, Шо-Пир. - Давай-ка лучше, Ниссо, дальше работать.

Ниссо снова стала подавать камни. Стена уже была высотою по плечи Шо-Пиру, и он работал теперь, занося руки над головой. Это было неудобно, он подложил к основанию стены несколько крупных камней, встал на них.

- Нет, Ниссо! - наконец сказал он. - Ты совсем не плохая. Самое главное - ты, я вижу, хочешь работать; это очень хорошо, что ты никогда не сидишь без дела. Гюльриз очень довольна тобой. Ты ей помогаешь во всем.

- Конечно, помогаю. Она одна... Ты по селению ходишь, Бахтиор ушел... Скажи, Шо-Пир, почему так долго нет Бахтиора?

- А ты что, соскучилась?

- Я не соскучилась. Гюльриз говорит: почему его нет так долго?

- Значит, караван еще не пришел в Волость. Бахтиор ждет его там, наверное...

- Шо-Пир!

- Ну?

- Я не понимаю, скажи...

- Чего ты не понимаешь?

- Не понимаю, почему здесь все люди говорят, что голодные... Вчера тебя не было - Зуайда приходила сюда, с Гюльриз разговаривала, со мной тоже вела разговор: плачет и говорит - голодная. Почему голодная? Яблоки есть, ягоды есть, молоко есть... Разве это плохо? Когда я в Дуобе жила, мы вареную траву ели, только вареную траву, и говорили: ничего, еще трава есть! Жадные в Сиатанге люди! По-моему, тут хорошо!

- Да, конечно... Здесь хорошо... - медленно проговорил Шо-Пир, и ему вдруг вспомнилось сочное жареное мясо с картошкой и луком - с поджаренным, хрустящим на зубах, луком, без которого не обходились и дня в красноармейском отряде. Отряд водил за собой отару скота. Каждый вечер, едва раскинут палатки... Э!.. Шо-Пиру так захотелось есть, что он провел языком по губам... Здесь вот, когда Шо-Пир глядит на барана, он забывает, что этого барана можно зажарить и съесть. Раз в год, не чаще, ущельцы решаются зарезать барана, - ох, эта каждодневная гороховая похлебка! Да яблоки, да тутовые сушеные ягоды и кислое молоко... Раз бы пообедать досыта, котелок бы борща со сметаной, черного хлеба с маслом!

- Конечно, Ниссо, - повторил он, - здесь хорошо. Погоди, вот привезет Бахтиор муку, станет еще лучше... А помнишь, я тебя спрашивал... Скажи, Ниссо, почему ты не хочешь вернуться в Дуоб?

- Зачем? Там все люди чужие.

- Но ведь ты там родилась?

- Злые все со мною были там. Азиз-хону тетка меня продала.

- А в Яхбаре тоже все чужие?

- Тоже. Чужой народ.

- А здесь?

-Здесь? Сначала думала: тоже чужие...

- А теперь?

- Бахтиор, Гюльриз, ты... Еще Зуайда, Саух-Богор... Нет, не чужой народ.

- Как же ты говоришь - не чужой? А я вот русский?

- Ты, Шо-Пир? Ты, наверное, смеешься? Ты и есть самый мой народ!

- А кто же не твой народ?

- Азиз-хон - не мой, Науруз-бек - не мой, Бобо-Калон - не мой, Рыбья Кость - не мой. Все, кто зла мне хотят, - не мой!

Шо-Пир улыбнулся и даже перестал укладывать камни.

- Ну, я согласен. Только вот Рыбья Кость - не чужая.

- Она не чужая? Что она про меня говорила!

- Ну, глупости говорила, ты еще с ней помиришься.

- С ней? Никогда! - со злобой выкрикнула Ниссо. - Вот чужая, вот ящерицын язык! Крысу ей в рот!

Шо-Пир опять рассмеялся. Ниссо обиделась.

- Ты не знаешь, Шо-Пир. Она не любит тебя и Бахтиора не любит... Она Бахтиору даже осла не дала, когда он уходил.