Ассистент клоуна

Одно сообщение, правда, ненадолго привлекло его внимание: в Иерусалиме арестован русский шпион-террорист, пытавшийся разрушить Золотые ворота. А это что за бред? Что еще за шпион-террорист? И при чем здесь Золотые ворота? На кой они ему сдались? Однако подробности в донесении отсутствовали, и полковник отложил листок в сторону.

Между тем стемнело, и он беспокойно посмотрел на часы: ровно десять. Сантехник с Людмилой должны были прибыть два часа назад. Но их не было. Легкий сквозняк прошелестел в груди Иванова, но быстро затих. Набрав номер мобильного телефона Сантехника, он напрасно ждал гудков: телефон абонента молчал, будто его и не было. Тогда Иванов позвонил Людмиле — трубка откликнулась противным женским голосом, объявившим, что такой номер не зарегистрирован.

Сквозняк загудел в груди с новой силой, и полковнику стало не по себе. Он даже не стал вызывать дежурного, догадываясь, что это уже ни к чему. Набросив на плечи плащ и прихватив папку с документами, он выскользнул из отдела вон, на улицу, и направился в известное на всю Москву круглосуточное туристическое агентство “Все четыре стороны”, намереваясь немедленно приобрести путевку на остров Бали, то есть на тот самый остров, где не так давно отыскался пропавший банкир. Но двери агентства оказались… нет, не закрытыми. Они оказались заколоченными.

Как ни странно, этот факт полковника не только не удивил, но даже и не огорчил. Потому что его вдруг озарила новая идея: Соловки! Вот куда надо ехать. Непременно на Соловки. На остров Анзерский! В монастырь!

Почему ему пришла в голову идея отправиться на Соловки, да еще и на остров Анзерский, причем именно в монастырь, полковник сам себе объяснить бы не смог. Но идея показалась ему настолько удачной, что хитрый Иванов, не рискуя больше связываться с агентствами, отправился прямиком на Ярославский вокзал брать билет до Архангельска.

XVIII. Во чреве калейдоскопа

Когда с верхушек деревьев ближайшего леса вдруг слетел ураган и промчался по земле, показалось, что мой сад исчез. Еще минуту назад все было на месте — дом, бочка с дождевой водой, яблоки. А теперь все успевшие опасть листья вдруг взмыли вверх, смешавшись с невесть откуда взявшейся гарью и крупными хлопьями снега. В воздухе летало все, что еще недавно прочно занимало свое место на земле — листья, трава, пыль, цветы, снег, лай собак, обрывки событий и все-все потаенные мысли и проблемы, оказавшиеся такими пустыми и никчемными. Это был самый настоящий калейдоскоп. Кто-то повернул трубочку, и все стеклышки смешались. Все смешалось. И я успел сообразить, что хаос — это не беспорядок, нет. Хаос и есть порядок. Порядок между двумя порядками — прошлым и будущим. Порядок на все грядущие века. Истинный порядок. Та самая клубящаяся Пустота, из которой все и рождается. И для того, чтобы возникла новая гармония, нужно было только слегка повернуть трубочку калейдоскопа. Но я не мог этого сделать. Я был внутри. Я был стеклышком. И у меня не было выбора.

Хотя, конечно, о Пустоте я догадывался давно. Мы с моим другом Эрихом Канном, тем самым, что столь опрометчиво поставил в своем немецком дворе монгольскую юрту, догадывались, что все рождается только из хаоса, из Пустоты. И даже пришли в какой-то момент к мысли, что ее, Пустоту, надо бы получше изучить. И решили открыть институт. Виртуальный такой институт Пустоты, если говорить по-современному. Институт идей и прозрений.

Первым откликнулся один литературовед, в прошлом занимавшийся исключительно творчеством Достоевского в его социально-историческом разрезе. Он сразу предложил преобразовать институт в политическую партию и даже представил предвыборную программу под лозунгом “Пустота спасет мир”.

Следующий доброволец, бывший преподаватель педагогического техникума, выдвинул свои предложения по структуре. По его мнению, в институте должно было быть как минимум пять факультетов. Потому что институт, где меньше пяти факультетов — это не институт. И предложил свои варианты названий, среди которых были весьма любопытные. А именно: факультет “пустых пород”, факультет “торричеллиевой пустоты”, факультет “пустого времяпрепровождения”, факультет “пустых стаканов” и даже факультет “из пустого в порожнее”.

Приходили и другие желающие. Но первым делом требовали должность не ниже заведующего кафедрой и зарплату не хуже, чем в Сорбонне или, на худой конец, в Кембридже.

В общем, пришлось от идеи отказаться.

Выбора у меня не было, потому что я был внутри, я был стеклышком и никак не мог повлиять на события. А тем временем трубочку уже кто-то повернул, и все завертелось именно с калейдоскопической быстротой, окончательно смешав события, времена года и само время.

Из отпуска я вернулся усталым, подавленным и каким-то напряженным. Словно предчувствовал недоброе. В воздухе что-то витало. Что именно — понять мне было не дано. Но что-то определенно витало.

По Москве блуждали слухи один другого невероятнее. И ладно бы только слухи. А то ведь и реальность была почище слухов. Ни с того ни с сего падали вековые здания. Исчезали с лица земли кладбища, на месте которых возникали современные коттеджи и гостиницы. Потом и они проваливались под землю. Пропадали люди. Родители продавали детей. Взрывались самолеты и поезда метрополитена. Город окутывал дым от пожаров. Священники заклинали. Церковные праздники заканчивались бесконечным и поголовным пьянством. Дети, рискуя быть сбитыми насмерть, мыли окна машин прямо на проезжей части. За деньги. Новая религия окончательно захватила умы — религия денег и потребления. Потребляли все, что можно потребить. А то, что потребить не могли, не умели или не хотели, выбрасывали на помойку истории.

На очередном сборище пророков, адептов и апостолов новой религии, проходившем в зале Манежа, было оглашено то, что давно уже должно было быть оглашено. На импровизированную сцену вальяжно вышел высокий человек в сверкающем сером костюме, числящийся главным пророком. Хищно улыбаясь, он поднял руку, и зал затих.

— Деньги вывели тебя из нищеты и сделали властителем жизни! — заявил человек. — Да не будет у тебя других богов, кроме денег!

Зал взорвался овацией.

А дальше он продолжил по пунктам:

обогащайся;

бери столько, сколько сможешь;

помни, что собственность — это святое;

чти собственность, как отца и мать;

деньги решают все;

надо убить — убей;

надо украсть — укради;

желай иметь все, что есть у ближнего твоего;

время — деньги;

деньги делают свободным.

Заповедей, таким образом, оказалось даже не десять, а целых одиннадцать. Присутствующие в зале на несколько секунд замерли и склонили головы. После чего снова разразились бурной овацией. Откуда-то появились музыканты. Столы ломились.