Семь тысяч с хвостиком

Все прискакавшие всадники кроме Никифора вошли в избу, а последний остался вытирать вспотевших скакунов соломой, что взял недалече от дома. В тереме уже горели лучины, и дворовые людишки суетились, встречая панов и сына боярского. Казачий атаман, видимо еще почивал. Господа прошли в залу, где топилась печь, украшенная красивыми и дорогими изразцами. Дрова тихонько потрескивали, отдавая зараз солнечное тепло, полученное за свою жизнь. Адам Кисель отстегнул саблю и положил ее вместе с пистолем на дубовый стол. Акиня не стал повторять за ляхом, а просто тяжело опустился на лавку, бряцая своей саблей по лавке, он зевнул, согнулся и положил голову на руки. Он устал и сильно жаждал спать. Напротив него сел Семен Капуста. Адам Кисель же не садился, а стал ходить по комнате о чем-то размышляя, он был неутомим и, казалось, выкован из стали. Подойдя к печи, он приложил руки к ней и стал греться. Через непродолжительное время в комнате появился встретивший их гусар.

- Что с отрядом Шишкевича? – спросил Адам у него по-русски с явным польским акцентом. Он старался при Акине пользоваться этим языком, подчеркивая тем самым и уважение, и показывая, что тайн у него от боярского сына немае.

- Покуда нет вестей…

- Сразу мне доложи, как объявятся!

- Слухаюсь!

Вскоре на столе появились яства, которые дворовые люди снесли откушать всадникам с дороги. Акиня поднял голову отломил ломоть хлеба и налил себе парного молока. К другим кушаньям он не притронулся. Выпив молоко и съев хлеб, боярский сын откланялся и удалился к себе, чтоб «соснуть маленько». Его примеру последовал и Семен Капуста. Только Адам Кисель еще долго сидел за столом, но он тоже не ел. Он был полон тревожных дум. Шишкевич должен был объявиться в слободе раньше, чем вернулись они. Но вестей от его отряда покамест не было. Потом он подумал о Шеине. Этот беспечный русский дворянин делал все словно не желал уберечься. Что это? Простая глупость или самоуверенность, доведенная до абсурда? Адам, правда, давно заметил, что русские у себя в Московии становились какими-то самонадеянными и неосторожными. Наверное, родные просторы на них так влияли. Казалось бы, все должно быть наоборот, в их варварской стране нужно сосредоточиваться и смотреть в оба, а там в Европе, можно немного расслабиться, но русские ведут себя наоборот. Они скрыты и сосредоточены где-нибудь в Речи Посполитой или Немецком государстве, но совершенно расслаблены у себя на родине. Ведь Шеин был в Польше совсем другим. Адам и предположить себе не мог, что человек может так измениться, поменяв страну.

Еще посидев немного, шляхтич тоже почувствовал страшную усталость и тоже отправился спать. Дворовые казачьего атамана быстро прибрали остатки еды и разошлись по своим углам.

Ночь окончательно растворилась в наступившем дне. Лучины в доме догорели и их никто больше не менял. Слобода ожила, появились люди в своих дворах, залаяли собаки, загоготали гуси и утки, раскудахтались куры, коровы нет-нет, а извещали своим мычанием о том, что их пора бы уже покормить и только ночные путешественники спали в своих комнатах на втором этаже терема казачьего атамана Степки Пантелеева.

День наступил странный, переменный, тучи то разрывались и солнце золотило окрест пролески, поля, уже убранные, голые деревья, листья, еще не опавшие с деревьев, моментально окрашивались в золото или приобретали живые краски, не те, что в серых тонах, скучные и печальные, а сочные и еще очень даже живые. Куры, бродившие по дворам в поисках дополнительного пропитания, поднимали головы и с недоверием смотрели на голубое небо. Но потом все стремительно менялось. Тучи вновь устремлялись навстречу друг к другу, средь них образовывался крепкий союз и на землю проливала небесная вода вперемежку с белыми хлопьями снега. Становилось грустно и тоскливо. Оставалось только ждать, когда зима окончательно придет и осень, поздняя и умирающая окрасится в белый цвет зимы со своими миллионами оттенков.

Десятка ляхов, откараулив свое время, ожидала смены, когда один из гусар заметил бредущего по дороге человека. Он шел тяжело и качался то ли от усталости, то ли от болезни какой. Издалека по его одежде караул принял этого человека за посадского, но вскоре они разглядели в нем своего земляка, что участвовал в отряде Шишкевича. Подскакав к путнику, они убедились в том, что это был их гусар, израненный и истекающий кровью. Его голова была в грязи и запекшейся крови, а лицо измазано, но счастливое.

- Де твій загін? Де Шишкевич? – спросили его караульные.

- Всі загинули! Я залишився один.

Вскоре в комнату к Адаму Киселю стучался гусарский поручник, что встречал своего командира под утро. Шляхтич не сразу понял, что стук исходил из-за закрытой двери. Он уснул не сразу, находясь долгое время в раздумьях, но в конце концов уснул и так крепко, что сейчас потерял ориентацию во времени и пространстве.

- Хто там? – спросил громко Адам, усевшись на постели и тряся головой.

- Пан командир, прийшла людина з загону Шишкевича, - ответил поручик.

- А де сам Шишкевич? Чому він не повернувся? – все еще никак не мог проснуться Адам Кисель.

- Всі полягли, Він один залишився в живих …

Адам окончательно проснулся, до него наконец дошел смысл услышанного, он встал и начал быстро одеваться.

- Іди вниз, зараз прийду! – приказал он.

- Слухаюсь, - ответил поручник.

Адам оделся, подошел к окну, на котором по его просьбе стоял кувшин с колодезной холодной водой и медный таз. Налив на левую руку воды, Адам постарался умыться, смыть с себя хотя бы вчерашнюю грязь, если не остатки тяжелого сна. Отфыркиваясь и отплевываясь, он мочил лицо холодной водой, это на время его отвлекло от вновь было нахлынувших тяжелых мыслей, но обтеревшись, он опять напрягся. Все чем была занята его голова до сна вновь в нее вернулось. Что-то внутри него трескалось и трещало. Надежды на благополучный исход задания понемногу начинали таять и улетучиваться. От москалей он уже давно не ожидал ничего хорошего, но теперь и его подчиненные, поляки, шляхтичи, гусары, сливки его военных сил стали преподносить неприятные подарки. Шишкевичу была поставлена задача не ввязываться ни в какие сражения. Подпалить склады и незамеченными скрыться. Но он ослушался и вступил в бой, из которого никто не вернулся. И если все погибли это не самый худой исход. А ежели есть плененные? То москали узнают все и все планы полетят к чертям! Силы Адама Киселя иссякали. Из отряда, прибывшего в Московию, дюжины уже больше нет. И это не просто воины, это элита польского войска – гусары.

В мрачном, злом настроении он спустился на первый этаж. Там его ждал поручник и вернувшийся гусар отряда Андрея Шишкевича. При его появлении они встали, но Адам подошел к израненному гусару и положив руку на его плечо тихо сказал:

- Сідай герой, твої рани заслуговують на повагу.

Потом он сам сел напротив гусара и молча осмотрел того с ног до головы. Грязь, глина, кровь, запах пороха, - все смешалось в этом израненном и, видимо, страшно страдающем человеке.

- Розкажи, як все сталося?

С трудом переводя дыхание, постанывая и кривясь лицом от ноющих ран, гусар рассказал, как они старались выполнить приказ Адама Киселя, как все прошло гладко вначале, как они пробрались на склады и заложив бомбы, взорвали москальские товары. Но вот потом пошло все не так, как они хотели. Отходя от складов, они наткнулись на стрелецкий дозор и им пришлось уносить ноги, а стрельцы, бросившись в погоню, вызвали подкрепление и им пришлось укрыться в овраге, но их окружили превосходящие многократно силы москалей. Как Андрей Шишкевич, решил прорываться, а его и еще одного гусара оставил прикрывать их прорыв и как все погибли и только ему удалось спастись.

- Ти впевнений, що всі загинули? – спросил гусара Адам Кисель, когда тот замолчал.

- А як же, пане! Всі вбиті! – покачала головой гусар.

- І Андрій Шишкевич загинув?

- Так, сам не бачив, але чув, що козаки говорили.

- Гаразд, іди до лікаря, нехай перев’яже твої рани, - мягко, как только мог, сказал Адам, а когда тот ушел, приказал поручнику разбудить Акиню Шеина и позвать его вниз.