Ассистент клоуна

И подпись: “Береза”. То ли человек, то ли дерево.

— Забавно. Ну, а ты-то при чем?

— Как это при чем? — возмутился Вася. — Так это и есть мой предок. Береза. Можно сказать, кровь моя. Фамилия у нас такая — Береза. Мы все Березы. Мне эту историю еще бабка покойная рассказывала. Для острастки. Чтобы всегда начеку был. А то вот так-то сговоришься с клиентом, сунешься за деньгами, а он тебя — бритвой. И что тогда? Нет, бабка правильная была. Понимала нашу профессию. Но я, конечно, характером в этого предка. По наследству передалось. Рисковый я. Иной раз на такое нарвешься — и ничего, бог пока бережет. Так что, сам понимаешь: где наша только не пропадала.

Не знаю, что там не пропадало у Васи, но в Одессе напрочь исчезли два вида людей: евреи и матросы. О чем мне сразу же по приезде в город сообщил знакомый журналист Петя из местной “Вечерки”. Вроде как они всей редакцией искали, но ни матросов, ни евреев не нашли. Правда, на бывшей Итальянской, а ныне Пушкинской улице обнаружился обыкновенный дорожный указатель, на котором белым по синему было указано буквально следующее: “Кишинев — 170 км, Тирасполь — 100 км, порт — два квартала ниже, хоральная синагога — 300 м направо”. Первые два пункта вопросов не вызвали. Но зачем нужен порт, если нет матросов? И зачем нужна синагога без евреев?

Свернув направо и проехав ровно триста метров, мы действительно обнаружили синагогу, добрую часть которой занимал вполне уютный ресторан.

— Чтоб ты таки знал, что Петя, то есть я, знает в Одессе всех, включая раввина и главного священника с Преображенской улицы. И если мне надо посоветоваться по вопросам религиозной политики в газете, я могу пойти к обоим.

Оглядев зал, Петя показал на угловой столик и радостно сообщил:

— А вот и они! Причем оба сразу.

В углу, действительно, смачно обедали двое. Один — бородатый, в черной рясе и с тщательно завязанным узелком волос на затылке — сосредоточенно обсасывал куриную кость, бросая презрительный взгляд на собеседника. Другой — тоже бородатый, в строгом черном лапсердаке без галстука, — все время гневно вскидывал лысую голову, на которой красовалась круглая ермолка, и, роняя крошки, что-то страстно втолковывал своему визави.

— Как вам понравится? — переключился на нас раввин, приглашая в свидетели своей правды. — Я ему говорю, что Мессия уже скоро придет. Потому что, если не придет, так уже дальше терпеть невозможно. А он мне что говорит?

— И я говорю, что придет, — откликнулся батюшка. — Волк в овечьей шкуре придет. Потому что Мессия может быть только один. И он уже приходил. Все остальные и ныне, и присно, и во веки веков — самозванцы.

— Если он уже приходил, — не сдавался раввин, — так почему кругом такой бардак? Почему, я спрашиваю? Написано, что Мессия принесет мир и порядок. И где мир? И где порядок? Это уже конец света, а не порядок. Поэтому Мессия придет, всех накажет и спасет.

— Ваш порядок нам не нужен! — страстно заявил батюшка. — Кого хотят, того спасают. А кто неугоден — вечно гори в геенне огненной? Это ваш порядок?

— А у вас один воскрес, а про остальных что-то не слышно. И то, между нами говоря, не у вас, а у нас. И что это за спасение такое? Уже конец света скоро, а вы ничего не делаете.

— А я сызнова втолковываю: кто придет перед концом света и скажет, что он Мессия — тот антихрист! От него только горе и разорение будет. Приходили уже такие.

— Смотри! — всплеснул руками раввин, адресуясь к Пете. — Они уже придумали себе отговорку на все времена. Они уже себе спаслись. Как тебе понравится?

Петя явно не чувствовал необходимости спасаться, потому что, во-первых, не знал от чего спасаться, а, во-вторых, был закоренелым атеистом, хотя и вел в газете религиозную рубрику “За Бога единого”. Поэтому он резко сменил тему дискуссии, пытаясь выяснить, куда подевались евреи.

— Ну, что вам сказать? — вопросом на вопрос ответил раввин, поправляя ермолку. — Евреев всегда нет. И они всегда есть. Ну, что вам сказать?

— Истинно! — поддержал батюшка, обглодав, наконец, косточку. — Никуда не деваются.

— То есть как это нет? Или есть?

— Формально — да, — последовал ответ, — а неформально — нет.

— А матросы?

— Посмотрите на меня внимательно, молодой человек. Разве я похож на капитана дальнего плавания или начальника порта? Когда я буду начальник порта, я вам скажу. Но я не начальник порта. И не капитан дальнего плавания. И уже никогда не буду капитаном дальнего плавания. А знаете почему?

— Почему? — спросил я, уже сообразив, что вразумительного ответа на поставленные вопросы не дождаться.

— Он еще спрашивает, почему? — усмехнулся раввин в густую бороду, призывая одновременно Петю в свидетели моей глупости. — Потому что я уже приплыл. Если меня назначают раввином в город, откуда исчезли евреи, значит, я приплыл.

— Что значит — приплыл? Синагога же есть? Есть. Даже с рестораном. Значит, должны быть евреи.

— Молодой человек, не морочьте мне голову. Теперь в Одессе больше китайцев, чем евреев. В Одессе столько китайцев, сколько нет даже в Китае. И что я должен делать с китайцами? Заставить их ходить в синагогу? У них в Одессе своя религия. Слышали? Называется “бизнес”.

— Истинно глаголите! — опять включился батюшка. — Это и есть дети антихристовы.

— Конечно, если я буду им платить по десять гривен за каждую субботу, — продолжил раввин, — они и в синагогу, может быть, пойдут. Но у меня есть конкуренты.

— Какие конкуренты?

Раввин опять посмотрел на меня как на полного идиота.

— Что значит, какие конкуренты? А костел? А православный собор на Преображенской? — кивнул он на своего оппонента. — Кому не нужен лишний китаец на пасху? И даже матрос им не лишний. Но матросы тоже пропали.

— Понятно, — почесал я в затылке. — Значит, евреи все-таки исчезли?

— И да, и нет, — последовал исчерпывающий ответ. — Часть, конечно, исчезла. А те, что не исчезли, живут, как форменные китайцы: без денег их даже на ланжероновский пляж не заманишь, не то что в синагогу. Но, с другой стороны, может быть, они еще найдутся. Или не найдутся. Все бывает.

Тут батюшка перебил раввина и, видимо, надеясь получить поддержку, обратился ко мне:

— А вы, молодой человек, что думаете по вопросу пророков?

Пророк от лжепророка отличается тем, что не ищет власти на земле.

Пророк, достающий меч из ножен, в ту же секунду перестает быть пророком, даже если он был им. Или хотел им казаться.