Майя (СИ)

»Доченька, присмотри за сестрой», а папа добавил:

»Эмма, спрячьтесь за забором на спуске к реке и не высовывайтесь, чтобы здесь не происходило! В случае чего пробирайтесь к тёте Гене в Киев, поторопитесь!»

Ворвавшийся в дом красноармеец, размахивая саблей, стал требовать от дрожащих в страхе хозяев золото и украшения, на что они отвечали грабителю, что всё ценное забрали его предшественники, тогда разозлившись, он избил отца и схватив маму за волосы поволок на кровать в спальню. Её крики до сих пор стоят у меня в ушах! Право не знаю, как папа встал и, схватив кочергу, ударил мерзавца по голове. Вместе с мамой они успели выбежать на крыльцо, где их догнал разгневанный бандит и зарубил!

-Коркуленко, что ты с ними столько возишься?- услышали мы с Диной окрик ещё одного погромщика.

–Кто это тебя так огрел? – продолжал он- неужто этот худосочный жид?

-Не спрашивай, тут чистый облом получился, ...твою мать. Мало того, что в доме кроме ихних жидовских книг и поживиться нечем, так этот дохляк меня ещё кочергой навернул!

-Книг говоришь много, сейчас мы этот лейбовский рассадник ереси с лица земли сотрём, чтоб другим жидам мудрить повадно не было. Давай неси с сарая керосин.»

Охваченный огнём дом, полыхал, как огромный костёр, подымая вверх снопы искр. Тушить пожар было некому и пламя вмиг перебросилось на сарай и забор, вынудив спрятавшихся за ним девочек спуститься к самой воде. Мёртвые хозяева остались охранять вход, в ещё извергающее жар, пепелище своего дома.

Сидя у Случа, мы с сестрой оплакивали погибших родителей, затем стали пробираться к дороге ведущей на железнодорожную станцию Печановку. От Любара к ней было километров 25, такая нагрузка бесспорно была не для сердечка Дины, поэтому увидев телегу, груженую фуражом с восседавшим на ней мужиком, я и сестра, напросились к нему в попутчицы. Может быть он и догадался кого везёт, но виду не подал и молча доставил нас к станции, где забившись в переполненную вонючую теплушку, мы доехали до города Житомира. Поезда в те времена ходили редко и, в ожидании очередного, уставшие и голодные сестры заснули на скамье в привокзальном сквере.

-Мамочка, прости меня, я только сейчас понимаю, как трудно было тебе решиться рассказать мне такое- обняв мать, сказала Майя.

-Да, девочка моя, бередить незаживающие раны всегда не просто. Говорят, что время лечит, но это неправда. Со временем ты просто привыкаешь к боли, а горечь утраты остаётся с тобой навсегда.

Проснувшись первой, я нежно гладила голову сестры, спящей на моих коленях. Когда всё это случилось, мне было без месяца шестнадцать, твоя ровесница, дорогая, а Дине почти десять лет, груз ответственности за неё теперь лежал на мне. Сидя на задрипанной скамейке, у переполненного людьми, загаженного плевками и брошенными окурками вокзала, я мысленно возвращалась к пережитому и ужас произошедшего не укладывался в моей голове. В один момент мы с Диной потеряли родителей, родной дом и оказались совершенно беззащитными в этом враждебном, поглощающем всё живое, царстве тьмы.

Двое, одетых по светски мужчин, стоявших неподалёку, тихо разговаривали между собой. Из долетевших ко мне обрывков беседы, я поняла, что они тоже евреи:

-Никому нельзя доверять ни белым, ни красным. В прошлом году мы с кузеном еле унесли ноги от погромщиков Богунского и Таращанского полков, а вчера, вы слышали, что опять красноармейцы Первой Конной натворили в Любаре? Убили 50 евреев и ранили около 180. Они громят местечки Волыни и ведут себя, как самые настоящие бандиты- говорил полный мужчина худому.

- А кто вы думаете в этой армии служит?- отвечал худой- переметнувшиеся деникинцы, донские и кавказские казаки, некоторые из них отпетые подонки, которые умеют только убивать, насиловать и грабить. Если бы они хотя бы изредка думали, от них не было бы столько бед. А все эти десятки банд с их невменяемыми атаманами, оставившие после налётов сотни евреев, убитых в лесу, в поезде, на пороге родного дома. Боже мой, страшно подумать сколько погибших, 100-200 тысяч, кто может ответить на этот вопрос?!

-Вы правы, такого разгула бесчинств и погромов не имели места со времён резни Хмельницкого, тысячи детей остались сиротами.

Услышав этих двоих, меня обожгла мысль, что теперь и мы с Диной пополнили сиротские ряды. Мужчины постояли ещё некоторое время, горестно поддакивая друг другу, затем, распрощавшись, расстались.

-Эмма, а тётя Геня жива?- спросила, проснувшись, Дина.

-Конечно жива и очень надеюсь, что она не покинула Киев-отвечала я ей, призадумавшись.

Возле нас на скамейку сел тучный, интеллигентного вида мужчина, средних лет. Посидев немного, он занялся протиранием своих очков и неожиданно спросил:

«А вы куда направляетесь, юные дамы? «

-В Киев, к тёте- отвечали мы ему.

-Я за вами давно наблюдаю, почему вы одни?- продолжал он- В наше время маленьким девочкам опасно одним путешествовать без родителей, вы, что потерялись?

-Нет не потерялись.

-Тогда, где же ваши родные?

-Они погибли. Их убили- тяжело вздохнув, добавила Дина.

-Примите мои соболезнования- отвечал мужчина, внимательно поглядывая на нас заключил:» Девочки, вам в Киеве крайне не желательно сейчас появляться. Город в руках поляков и погромы не прекращаются ни днём, ни ночью. Ах да, я не представился, меня зовут Сергей Константинович, директор детского приюта. Полагаю вам следует переждать это смутное время у нас. Обещаю вам свою помощь в розыске тёти, когда всё успокоится.»

Так мы с Диной оказались в детском доме, где было голодно и холодно, но была крыша над головой и относительная безопасность.

Первая Конная, то отступая, то наступая на поляков, продолжала громить Волынь. Осенние погромы 1920 года в Барановке, Чуднове, Рогачеве и снова в моём Любаре унесли несколько сотен человеческих жизней и вынудили Советскую власть принять жёсткие меры к погромщикам. Решением Реввоенсовета Первой Конной была расформирована за погромы шестая кавалерийская дивизия, 153 бандитских зачинщиков были расстреляны. Об этом даже писалось в газете «Красный кавалерист» от 7 октября того же года.

После окончания Гражданской войны, Сергей Константинович, сдержав своё слово, разыскал нашу тетю и она забрала нас к себе.

Через два года, Дина заболела «испанкой» и её больное сердечко не выдержало…

Глава 7 Карточный притон.

-Девочки, что это вы, как две заговорщицы, второй секретничаете? При этом заметьте, что зная мою неодолимую страсть быть вкурсе всех дел, вы сильно рискуете, игнорируя меня, я ведь могу умереть от любопытства – заявила полушутливо, полувсерьёз, вернувшаяся домой Ида Соломоновна.