Падение Келвина Уокера

Джил отбивалась, прыская со смеху:

— Перестань, глупыш, отпусти! Лежать, Фидо, лежать, паршивый пес! Лежать, псина…

С мешком под мышкой и конвертом в руке вошел Джек. Джил и Келвин отпрянули друг от друга: Келвин отвалился на локоть, Джил отошла к камину и стала расчесывать волосы.

— Еще не кончили? — неприязненно сказал Джек.

Он закрыл дверь и направился к дивану, по пути бросив конверт на грудь Келвину. Там он рухнул навзничь, разбросав руки и ноги и запрокинув бледное как смерть лицо.

— С какой ноги нынче встала Флоренс Найтингейл [8]? — спросил он Джил.

— Ты с похмелья, что ли?

Он сдавил рукой лоб и сказал:

— Ох, да.

— Это из Би-би-си письмо! — громко объявил Келвин.

Те вперили в него глаза. Он стал читать.

«Глубокоуважаемый мистер Уокер!

Мой друг Сэнди Браун рекомендовал мне вас, полагая, что наша встреча может быть взаимовыгодной. Соблаговолите связаться с моим секретарем по указанному выше телефону и договоритесь о времени.

Искренне Ваш, Гектор Маккеллар.

Продюсер телепрограммы „На острие Власти“».

Джил сказала:

— Он узнал, что ты использовал его имя. Не реагируй, Келвин. Это ловушка.

Джек сказал:

— Если он в самом деле злится, то позвонил бы в полицию.

Келвин завернулся в одеяло, соскочил со стола, подобрал с пола свои вещи и за ширмой оделся.

— У меня такое ощущение, — сказал он, — что ветер меняется. Лишней монетки у вас нет?

Он спустился к телефону и позвонил на Би-би-си. Секретарша сказала, что мистер Маккеллар ждет его завтра в 10.30 утра. Потом, назвавшись инспектором Маклином из отряда по борьбе с мошенничеством, он обзвонил все адреса, где его ждали на собеседование, и объявил, что только что задержан самозванец, выдававший себя за Гектора Маккеллара, и что ждать его уже не надо. Потом он поднялся наверх и отчитался в своих действиях. Все еще распятый на диване Джек сказал, не открывая глаз:

— По-моему, это неправильно.

— Да нет, у меня интуиция, я предчувствую, я убежден, что ветер меняется.

Джил жарила яичницу на примусе. Она сказала:

— Все правильно. Келвин, как приехал, крутится без передышки. Пора ему что-нибудь повидать. Куда мы его сводим, Джек? Что бы ты хотел увидеть, Келвин?

Подумав, Келвин сказал:

— Что-нибудь представляющее культурную ценность.

— Можно сходить в Тейт, — сказал Джек. — Хотя нет, ты же приверженец традиционного искусства. Тогда лучше в Национальную галерею.

Они позавтракали и отправились в Национальную галерею, причем Джил, взяв Джека под руку, уже не отцеплялась от него. Из всей компании только она была живчик: Джек еще не вышел из своего мрака, а Келвин, хоть и бодрился, но смотреть на эту пару избегал. Он бродил с ними по залам, и выражение вежливого интереса на его лице порою сменялось болезненной гримасой, потому что все обнаженные натуры мучили его сходством с Джил. Перед «Рождением Млечного Пути» Тинторетто выдержка покинула его, и он сказал:

— Я не против искусства, не думайте. Но я не могу уразуметь, зачем общественное место нужно превращать в спальню или бордель.

Джек вздохнул и сказал Джил:

— Сведем его в Музей естественной истории.

В музее Келвин ожил и воспрянул, он в одиночку наведывался во все закоулки и возвращался с победной улыбкой первооткрывателя. Он восторженно озирал реконструкцию тираннозавра, когда Джек и Джил набрели на него в доисторическом отделе музея.

— Научные находки, — сказал он, — несомненно, превосходят произведения искусства. Какая из ваших хваленых картин поспорит красотой с кораллами и раковинами, с бабочками и колибри? А если красота нынче не в моде, то в какой скульптуре столько мощи, гротеска и ярости, как в этом молодчике? Причем это не плод больного воображения. Он реально существовал.

— Реальные вещи, — сказал Джек, — в большинстве своем отвратительны. В целом реальность мне чужда.

Келвин остро взглянул на него и сказал:

— Она тебе не нравится?

— Да. Она меня угнетает.

— Меня она тоже угнетает, но только потому, что сейчас я такой же слабак, как ты. Если когда-нибудь мы станем по-настоящему сильными, мы отхватим от этой реальности очень аппетитные куски. А раз мы бессильны пока это сделать, то хаять реальность можно только от лютой зависти.

— А как насчет миллионов других слабаков, которым не удастся поладить с реальностью твоим очаровательным способом?

Склонив голову набок, Келвин заглянул чудовищу в пасть и мягко молвил:

— Удивительно слышать, что тебе не по душе способ, каким сильные используют слабых.

В следующую секунду Джек густо побагровел. Джил, успокаивая, обняла его за талию.

— Ой, Келвин, — простонал он, — скажи спасибо, что у меня голова разламывается.

Когда они вышли из музея, Джек заторопился в свое отделение государственной помощи — был выплатной день, — а Джил и Келвин отправились ждать его в Кенсингтон-Гарденз. Когда они огибали пруд, Джил сказала:

— Пожалуйста, перестань дразнить Джека.

— Я его дразню?

— Практически все, что ты говоришь, его бесит. Скажешь, это не намеренно?

— Можно я возьму тебя за руку?

— Можно, если будешь держаться в рамках.

Келвин вздрогнул и отпустил ее руку. Он смотрел на воду и гадал, будет ли ей грустно, если он утопится. Прямо по траве к ним шел с ликующей улыбкой Джек. Он схватил Джил за руки и завертел ее, как на карусели, потом, хохочущие и с дурными головами, оба повалились на землю. Он сказал:

— Потрясающе, каким полноценным мужчиной делает меня денежное вливание. Пошли, ребята, надо поесть.

По мере того как день клонился к вечеру, Келвин с грустью убеждался в том, что у Джека даже в мыслях нет возвращать квартирный долг, хотя он кормил их обедом и потом еще повел в пивную. Там Джил и Джек встретили множество друзей и перезнакомили их с Келвином, который пил кружку за кружкой, все более замыкаясь в себе. Из пивной поехали к кому-то на машине и в шумной переполненной комнате опять много пили. Джек и Джил уселись в углу на пол, поставив между собой бутылку мартини и два стакана. Джек что-то негромко говорил ей, а Джил улыбалась, смеялась и ерошила ему волосы. Девица в черном платье, до крайности открывавшем плечи и ноги, сказала Келвину:

— Привет! Это вы — шотландец нашей Джил?

— Она мой друг.

— Вы тоже художник?

Смиряя душевную муку, он прижал кулаки к груди и сказал:

— Я не верю в искусство, я презираю пьянки, я ненавижу женщин.

— Обалдеть. Вы не гомик? Тут есть ваши, могу познакомить.

Келвин вышел из комнаты, прошел через прихожую и ступил в лунную ночную прохладу. Достав карту, он определил свое местоположение и пошел в студию. Он добирался два с половиной часа и всю дорогу сосредоточенно думал о завтрашней встрече с Маккелларом, как недавно так же сосредоточенно чувствовал руку Джил в своей руке.

Восхождение

В ту пору штаб-квартира самой скучной программы Би-би-си располагалась в помещении перестроенного кинотеатра в Илинге. Узкими полутемными коридорами Келвина провели в канцелярию самого затрапезного вида. Маккеллар обладал медлительной речью и водянисто-голубоватыми глазами за толстыми стеклами очков. В его манере сквозило утомительное для него сочувствие. Он сказал:

— Заходите, мистер Уокер. Садитесь. Как там в Глейке?

— Как и следует быть, мистер Маккеллар, учитывая интеллектуальный уровень его горожан.

— Понятно. А как поживает ваш батюшка-регент?

— Уже не регент. Он старейшина.

— Да, в честолюбии Рамзею Уокеру не откажешь. Он по-прежнему в муниципалитете?

— Нет, уже два года как ушел. Мирские проблемы, он считает, быстрее утрясут подручные дьявола.