Синсэнгуми последний самурайский отряд сёгуна (СИ)

Румулус Хиллсборо

От автора.

Для достоверности я поместил японские фамилии перед именами (за исключением имен поэтов XII века, чьи произведения цитируются в тексте) и использовал китайский календарь вместо григорианского, чтобы сохранить атмосферу Японии середины девятнадцатого века. Для ясности японские даты и названия эпох сопровождаются соответствующими датами по западному летосчислению. Для справки я поместил после приложений краткую таблицу наименований эпох и соответствующие им даты по западному счету. В тех случаях, когда мне казалось, что перевод может быть синтаксически неудобоваримым или семантически неточным, японские термины переданы латиницей. В первом своем появлении они выделены курсивом — за исключением слов вроде «самурай» и «гейша», которые вошли в современный английский язык. Имена и названия, включая имена собственные, я переводил, если мог придать им нормальное английское звучание, но не старался следовать переводам, использованным другими писателями. Японские слова не ставились во множественное число, все определяет контекст: например, a samurai — единственное, many samurai — множественное. Чтобы помочь читателям лучше понять эту запутанную историю, я написал краткую историческую справку, которая идет перед первой главой («Верный и патриотичный отряд»). В эту свою книгу, в отличие от предыдущих, я включил библиографию и список источников, однако большая часть последних — на японском языке. Все цитаты из японских исторических документов, включая стихи, письма, дневники, мемуары и воспоминания, приведены в моем собственном переводе. Для тех читателей, кто интересуется японскими именами и терминологией, после таблицы названий эпох я поместил глоссарий. Я выражаю свою искреннейшую благодарность г-ну Джорджу Л. Коэну за неоценимую и трудоемкую работу по редактированию рукописи; г-ну Масатаке Кодзиме, прямому потомку Кодзимы Сиканосукэ и куратору музея Кодзима, за любезное разрешение использовать фотографию тренировочной формы Кондо Исами и за то, что он дал мне возможность глубже проникнуть в эту историю, что было бы невозможно, пользуйся я лишь письменными источниками; г-же Тиэ Кимура, прямому потомку старшего брата Хидзикаты Тосидзо, за разрешение использовать фото настоящего малого знамени Синсэнгуми и за помощь в фотографировании точной копии знамени Синсэнгуми для использования в книге; г-же Фукуко Сато, прямому потомку Сато Хикогоро, за то, что поделилась со мной рассказом о последних днях Хидзикаты Тосидзо, и за любезное разрешение использовать фотографии Кондо Исами и Хидзикаты Тосидзо; г-же Марико Нодзаки за помощь в переводах со старояпонского. И наконец, я хотел бы выразить особую благодарность г-же Таэ Морияма, моей преподавательнице японского, без чьей самоотверженной помощи почти четверть века назад я никогда не смог бы постичь японский язык в степени, достаточной для того, чтобы разобраться в этой сложной истории, и г-ну Цутому Осиме, главному инструктору Сётокан Каратэ Америки, чьи бесценные уроки в течение последних трех десятилетий дали мне возможность проникнуть в сердца и умы описываемых мной самураев.

Предисловие Это книга о кровопролитии, смерти и жестокости. И еще — об отваге, чести и верности. В ней исследуются самые темные стороны человеческой души и некоторые из самых благородных ее сторон. В этом историческом повествовании о Синсэнгуми рассматриваются по преимуществу редкостная воля к власти и самомнение предводителей самого смертоносного из самурайских отрядов, а также беспримерная тяга к убийству, внушаемая ими рядовым. Предводители Синсэнгуми, Кондо Исами и Хидзиката Тосидзо, входят в число наиболее почитаемых в японской истории личностей. О у Синсэнгуми написано много — как известными японскими историками, так и бывшими членами отряда. Кроме того, они неоднократно описывались, в том числе в романтическом ключе, в многочисленных романах, сериалах и, позднее, в комиксах и анимации. Как создатель этой первой англоязычной повести о Синсэнгуми я предпочел уловить саму их суть и основные события их истории, а не просто переписывать нудные факты. Я сосредоточился на духе Синсэнгуми и их месте в истории, а не на мелких деталях, — особенно когда мои многочисленные источники противоречат друг другу с обескураживающей частотой. Возникновение подобных противоречий неизбежно. Большинство доступной информации о Синсэнгуми фрагментарно. Многие факты канули в Лету. Например, по разным источникам, в ночь убийства Сэридзавы Камо дождь то ли шел, то ли нет. Хотя шелест дождя добавляет сцене мелодраматизма, гораздо важнее не погода, а причины, по которым был убит Сэридзава, обстоятельства убийства и его исторические последствия. Другой пример — обморок Окиты Содзи во время яростного и кровопролитного сражения в гостинице Икэда-я. Был ли то приступ туберкулеза, или виновата духота в помещении в жаркую летнюю ночь 1864 года, не имеет особого значения в сравнении с тем фактом, что одаренный фехтовальщик, прежде чем свалиться без чувств, убил многих людей, и с глубоким следом, который его меч оставил в японской истории. Должен отметить, что повествование целиком основано на исторических документах и записях, хрониках и биографиях (включая полную историю Синсэнгуми и биографии его членов и их современников), письмах, дневниках, мемуарах, воспоминаниях (включая устные описания и интервью из первых и вторых рук) и других общепринятых источниках. Однако на вопрос, является ли оно полностью документальным, мой тщательно взвешенный ответ будет — нет. Нет — поскольку я не верю, что мои источники абсолютно достоверны, хотя, насколько мне известно, это лучшие и самые надежные из доступных источников по теме. Все документы и описания людей и событий, написанные по прошествии некоторого времени, могут быть неточны. Даже показания очевидцев обычно искажены предубеждениями, предрассудками, мириадами точек зрения, а акценты смещены из-за неисчислимого разнообразия мнений. Томас Карлейль, талантливый историк-эссеист, описал это неизбежное явление просто, но верно: «Старая история об уличной суматохе, которую трое очевидцев позднее описали в трех различных вариациях, тогда как рассказ сэра Уолтера Рэли, наблюдавшего ее из окошка своей камеры, отличался от всех трех, — по-прежнему урок для нас». В свете этого я спрашиваю: найдется ли даже в наше время передовых технологий газетное описание текущих событий, полностью достоверное и лишенное предвзятости или фактических ошибок? Как можно не ответить «нет» в начале XXI века, когда в высших эшелонах власти царят обман и ложь — как это было в Японии в 1860-е годы, как это было всегда и во всех человеческих организациях с начала времен? Скажу так: эта историческая повесть достоверна постольку поскольку я старался по мере своих сил связно и точно рассказать о событиях и людях, связанных с Синсэнгуми. «Неумолимая Точность в исследованиях, богатое Воображение в изложении <...> это два крыла, на которых парит история», — пишет Карлейль . Суть высказывания этого дальновидного историка в том, что, поскольку мы не знаем истины о событиях и деяниях, непосредственными свидетелями которых не являлись, мы можем, тщательно изучив все свидетельства, создать из путаницы исторических фактов простую и четкую заготовку, а затем расцветить ее легкими вольными мазками «богатого Воображения», чтобы получилась картина, отражающая душу и суть великих событий и деяний человеческих. Именно это я пытался сделать здесь, на этих страницах. Преуспел ли я — судить читателю. Ромулус Хиллсборо, январь 2005 года

Пролог.

К концу 1862 года ситуация в стране вышла из-под контроля. Толпы самураев-отступников оставили свои кланы, чтобы сражаться под лозунгом верности императору. Эти воины, презрительно именуемые властями ронинами, залили кровью прежде спокойные улицы императорской столицы. Ронины решили свергнуть сёгунат, правивший Японией последние двести пятьдесят лет. С кличем «Кара небес!» и мечами в руках они яростно обрушивались на врага. Воцарился террор. Каждую ночь кого-то убивали. Убийцы насаживали головы своих жертв на бамбуковые шесты и втыкали эти шесты в мягкую грязь вдоль берега реки. На рассвете глазам представало ужасное зрелище. Власти, полные решимости обуздать этот хаос и террор, сформировали отряд мечников. Ему дали название «Синсэнгуми» — Новое ополчение — и поручили восстановить закон и порядок в столице. Членов отряда поносили и почитали одновременно; их называли охотниками на ронинов, волками, головорезами, бандой убийц и, в конечном счете, самой грозной службой безопасности в истории Японии. Формально они призваны были защищать сёгуна, но де-факто их цель была простой и ясной — уничтожать ронинов, угрожавших сёгунату. Имевшие официальное разрешение убивать и беспримерную тягу к этому, члены Синсэнгуми расхаживали по улицам древнего города. Их прославленное знамя с «макото» (верность), их присутствие и само их название сеяли страх среди мятежников, и весь народ расступался перед ними. Историческая справка Падение правительства Токугава в 1868 году стало одним из величайших событий в азиатской, да и в мировой истории. Образование сёгуната более двухсот пятидесяти лет назад было ключевым моментом в истории Японии. В 1600 году Токугава Иэясу, глава дома Токугава, разбил своих врагов в решающей битве при Сэкигахаре, историческом и географическом центре Японии. После Сэкигахары Иэясу стал самым могущественным феодальным правителем в стране. В 1603 году император пожаловал ему титул сэй-и-тайсёгун — «великий полководец, покоритель варваров», или, в просторечии, — сёгун. Новый сёгун учредил свое военное правительство на востоке, в Эдо (совр. Токио). Он и его потомки правили из замка Эдо, который во времена третьего сёгуна из династии Токугава (3) стал крупнейшей крепостью Японии. Император меж тем сделался безвластной фигурой в своем дворце в Киото, древней императорской столице на западе. В эпоху Токугава (1603—1868) Япония состояла из сотен феодальных владений, называемых ханами. Количество ханов менялось со временем, но к концу эпохи Токугава их насчитывалось около двухсот шестидесяти. Во главе каждого хана стоял князь, или даймё. Самураи-вассалы даймё вели дела в хане своего господина, за что получали годовое жалование, исчислявшееся в коку — мерах риса (4). Рис производили крестьяне, находившиеся на следующей после самураев ступени общественной иерархии. Ниже крестьян стояли ремесленники и торговцы. Правительство Токугава, известное как Токугава бакуфу, Эдо бакуфу или просто бакуфу, подчинило себе все ханы. Сёгун Токугава Иэясу завещал своим любимым сыновьям огромные области Овари, Кии и Мито. Так образовались три ветви дома Токугава. Главы этих трех ветвей были феодалами высшего ранга, подчинявшимися сёгуну. По указу Иэясу, если у сёгуна не было наследника, преемника избирали среди членов этих трех родов (5). Ниже в иерархии стояли двадцать родственных домов, происходящих от младших сыновей Иэясу. Еще ниже находились наследственные князья, чьи потомки помогали Иэясу при Сэкигахаре. Наследственные князья были прямыми вассалами Токугава и обычно занимали важнейшие государственные посты, включая должности регента и старшего советника. В последние годы правления Токугава существовало сто сорок пять наследственных князей. Потомки тех, кто либо был побежден Иэясу, либо не пожелал встать на его сторону, назывались «внешними князьями», и к концу эпохи Токугава их насчитывалось девяносто восемь. В число наиболее могущественных «внешних» фамилий входили Яманоути из Тоса, Симадзу из клана Сацума и Мори из Тёсю. Из этих трех ханов вышли предводители революции, целью которой было свергнуть бакуфу и восстановить древнюю императорскую власть. Этой революцией была Реставрация Мэйдзи. В 1635 году бакуфу учредило систему санкин-котай [1], по которой от всех даймё требовалось иметь официальные резиденции в Эдо и жить в них каждый второй год. Тем самым бакуфу добилось того, что одна половина князей постоянно находилась в Эдо, а другая — в своих владениях. Огромные траты на содержание резиденций в Эдо и путешествия в столицу сёгуната и обратно неизбежно сокращали средства на военные расходы. Вдобавок каждый даймё в свое отсутствие в столице должен был держать жену и наследника в Эдо как действительных заложников — еще одна мера предосторожности против восстаний в провинциях. Токугава более или менее мирно правили в течение двух с половиной столетий. Чтобы поддерживать этот мир, с 1635 года бакуфу ввело политику государственной изоляции. Но конец этой безмятежной эпохи замаячил впереди, когда социальные, политические и экономические структуры внешнего мира претерпели значительные изменения. В 1776 году британские колонии в Северной Америке объявили о своей независимости. Остатки феодализма в Европе смели революция 1789 года во Франции и наполеоновские войны. XIX век ознаменовал начало эры европейского и североамериканского капитализма и, вместе с тем, скорые успехи в науке, промышленности и технике. Развитие пароходства в начале XIX века послужило захватническим целям западных народов. Нарастала волна колонизации стран Азии европейскими государствами. В 1818 году Великобритания покорила большую часть Индии, а по Нанкинскому договору, положившему конец первой опиумной войне 1842 года, британцы заполучили Гонконг. Иностранная угроза докатилась до Японии 3 июня шестого года эпохи Каэй — 8 июля 1853 года по григорианскому календарю (6). В этот день коммодор военно-морского флота США Мэтью Перри ввел эскадру тяжело вооруженных военных кораблей в залив Эдо, рядом со столицей сёгуната, чем положил конец изоляции Японии и начало — пятнадцатилетней кровавой сумятице. Перри привез письмо от президента Милларда Филлмора с требованием договора между США и Японией. После месяцев беспримерных бурных дебатов среди самураев и даймё (как сторонников Токугава, так и их противников) и даже среди обычного населения власти наконец уступили «пушечной дипломатии» Перри. В марте 1854 года, первого года эпохи Ансэй, Япония отказалась от изоляционизма и подписала так называемый Договор мира и дружбы с американцами (7). За ним последовали подобные договора с Англией, Голландией, Францией и Россией. Были открыты два порта, один в Симоде, рядом с Эдо, другой в Хакодатэ, на острове Эцу, далеко на севере. Самураи по всей Японии были разгневаны унижениями со стороны иностранцев. Ситуацию сжато разъяснил человек, который превозмог гнев, чтобы разобраться с угрожавшей Японии беспримерной опасностью. «С тех пор как американские военные корабли в 1853 году прибыли в Урагу (8), общественность разделилась на сторонников войны и сторонников мира, что исключало оба пути решения проблемы, — писал сорок лет спустя Кацу Кайсю в краткой хронике происхождения и падения Токугава бакуфу. Кайсю был мастером меча, никогда не обнажавшим оружие против врага, а также философом и государственным деятелем, основателем японского военного флота и в те опасные времена, возможно, ценнейшим человеком во всем правительстве Эдо. — Тогда бакуфу решило открыть страну и постепенно открыло. Многих — среди них были и даймё — это возмутило. Они заявили, что бакуфу из слабости и трусости уступило требованиям варваров открыть страну и тем унизило себя. Они больше не верили в бакуфу. Повсюду разгорались жаркие споры. Люди убивали иностранцев и государственных чиновников». Появились две доктрины. Кайкоку (открытие страны) было официальной политикой Эдо. За дзёи (изгнание варваров) ратовало большинство самураев по всей Японии. В авангарде движения против иностранцев находились четыре провинции: Мито, Сацума, Тёсю и Тоса. Близкие родственники Токугава, правители Мито никогда не пошли бы против бакуфу (Хитоцубаси Ёсинобу, сын князя Мито, в 1866 году стал последним сёгуном). Между тем движение против иностранцев, под знамена которого встали роялисты Тёсю, Сацума и Тоса, преобразовалось в националистическое, направленное против Токугава. Сперва они провозглашали сонно-дзёи, «почитание императора и изгнание варваров», но затем приняли более радикальное кинно-тобаку — «верность императору, долой бакуфу». Тёсю, Сацума и Тоса входили в число самых могущественных ханов Японии. Семьи Мори из Тёсю и Симадзу из клана Сацума яростно соперничали между собой, но все два с половиной столетия точили зуб на Токугава. Оба семейства после Сэкигахары оказались среди побежденных, но с правителями Тёсю сёгун обошелся куда суровее, чем с их соперниками из клана Сацума. Огромные владения Мори уменьшили на две трети, тогда как Симадзу позволили сохранить свои целиком. Поскольку доход самураев зависел от урожая риса в их владениях, Тёсю страдало от санкций Иэясу все последующие двести пятьдесят лет. Вероятно, именно поэтому после падения бакуфу клан Сацума склонялся к более мягкому обращению с Токугава, нежели Тёсю. А вот даймё Тоса, Яманоути Ёдо, очутился в исключительной, чтобы не сказать — крайне завидной ситуации. Своим положением князя Тоса он был обязан первому сёгуну Токугава. Пятнадцать поколений назад Иэясу пожаловал предку Ёдо обширную провинцию Тоса, причем не за помощь, а скорее за невмешательство. Соответственно, хотя князь Ёдо не мог открыто пойти против режима Токугава, многие самураи Тоса очень даже могли (9). Большинство настроенных против иностранцев самураев в Киото происходило из Тёсю, Тоса и клана Сацума. Эти люди завязывали тесные отношения с радикальной частью придворной знати. Они проповедовали «верность императору, долой бакуфу». Они сплотились вокруг Сына Неба, неисправимого ксенофоба. Они убивали как представителей Токугава, так и сочувствующих им, с равной мстительностью. С криком «Тэнтю (кара небес)!» они сносили своим жертвам головы, насаживали на бамбуковые шесты и выставляли на всеобщее обозрение и милость стихий вдоль реки Камогава неподалеку от моста Сандзё. Страх императора Комэя и его придворных перед всем иностранным основывался на неведении. Они никогда не выезжали из Киото, а сам император вообще редко покидал идиллические пределы дворца. Никто из них даже не видел океан и уж тем более — большие корабли, привезшие «варваров» в Японию. До них доходили слухи об иностранцах — нелепых и отвратительных созданиях. В их представлении те были чудовищами — длинноносыми, круглоглазыми, с красными или желтыми волосами; чудовищами, которые питались человеческим мясом и вынашивали нечестивые планы относительно священной империи Ямато. Невзирая на свое невежество, о Нанкинском договоре император и его двор были прекрасно осведомлены. Ни они, ни почитавшие императора самураи-роялисты не верили, что западные народы ограничатся захватом Китая. Если британские военные корабли сумели поставить на колени великое Срединное царство, с древних времен бывшее авангардом цивилизации и культуры, то подобная опасность угрожает и Японии. Многие роялисты были ронинами — самураями, оставившими службу у своего господина. Они объявили императора Комэя истинным и полноправным правителем Японии, хотя предки того уже тысячу лет не имели реальной власти. Роялисты, называвшие себя Сиси — «люди благородной цели» (10), — открыто заявляли, что сёгун Токугава всего лишь доверенное лицо, чьему предку император поручил защищать Японию от иностранного вторжения. Но нынешний сёгун и его советники расстроили императора своей неспособностью проявить твердость в переговорах с иностранцами. Если бакуфу не в состоянии выдворить «варваров», то, чтобы спасти страну, вся полнота власти должна быть возвращена императору и его двору. Постепенно образовалась двойственная структура: бакуфу в Эдо правило по-прежнему, но и императорский двор в Киото возрождался как политическая сила. Полыхнуло в июне 1858-го — на пятом году эпохи Ансэй, когда в Эдо без санкции императора был подписан торговый договор. Роялисты завопили про оскорбление величества и государственную измену и клялись покарать ответственных за подписание соглашения злонамеренных чиновников Токугавы. Больше всего ненавидели регента Ии Наосукэ, князя Хиконэ, узурпировавшего [2] власть двумя месяцами раньше. Незадолго до смерти слабоумного сёгуна Токугавы Иэсады регент назначил его преемником двенадцатилетнего князя Кии, Токугаву Иэмоти. При малолетнем сёгуне регент-диктатор правил железной рукой. Регент Ии решил, что враги не должны помешать его планам, и начал свою печально известную Чистку Ансэй, беспрецедентную по масштабам и суровости. Почти сотня Сиси была арестована. Многих либо казнили, либо сгноили в тюрьмах [3]. Но регент вовсе не был демоном во плоти, как считали его враги, — что и показывает документ, обнародованный семьей Ии. «Борьба [с иностранцами], поражение и [как результат] развал страны навлекли бы на нашу нацию наихудшее из бесчестий. Что хуже — отказаться [от договора] и навеки опозорить себя или заключить договор без разрешения императора и тем самым уберечь нацию от вечного позора? В настоящее время ни наших береговых укреплений, ни нашего вооружения недостаточно. Единственное, что нам пока остается, — согласиться [на договор], выбрав меньшее из двух зол. Цель императорского двора — избежать национального позора. Бакуфу поручено управление страной. Те, кто занимается делами государства, порой должны поступать в соответствии с обстоятельствами. Однако Наосукэ полон решимости взять на себя ответственность за серьезное преступление — действовать, не получив одобрения императора». За свое «серьезное преступление» регент Ии заплатил следующей весной. Не по сезону снежным утром 3 марта 1860 года (первого и единственного года эпохи Манъэн [4]) регент был убит группой мечников — семнадцать из Мито, один из Сацума, — когда его паланкин приближался к воротам Сакурада, ведущим к замку Эдо. Власть Токугава, правивших Японией два с половиной века, как в воду канула, когда горячая кровь регента растопила свежевыпавший снег перед замковыми воротами и весть об инциденте у ворот Сакурада потрясла страну. Если уж самого могущественного человека в Эдо сумела зарубить кучка головорезов, то сотни или даже тысячи ронинов погрузят всю Японию в беспредельный хаос. ****************************************************** [1] Букв. «попеременного присутствия». (Прим. ред.) [2] Прямых указаний на то, что Наосукэ власть именно узурпировал, не нашлось. Более вероятно, что этот пост он получил благодаря тому, что выступал за сохранение власти бакуфу. (Прим. ред.) [3] NHK дает следующие цифры: восемьдесят арестовано, восьмеро казнено. (Прим. ред.) [4] NHK называет дату — 3 марта седьмого года Ансэй. (Прим. ред.) Часть 1. Верный и патриотичный отряд  Положение дел в императорской столице продолжало ухудшаться. Неуправляемые ронины толпами стекались в Киото. Большинство были роялистами, жаждущими отомстить бакуфу, и все без исключения — «людьми благородной цели». На поясе слева они носили два смертоносных меча. С помощью этих мечей они мечтали изгнать варваров и покарать сёгунат за то, что тот пустил их в страну. Весной 1863 года, когда в Киото лилась кровь и царил хаос, сёгун вынужден был отправиться туда, чтобы лично принести императору клятву изгнать варваров. Бакуфу учредило новый пост — протектора Киото. Официально протектор обязывался обеспечить порядок в императорской столице при подготовке к визиту сёгуна, но истинной его целью было сокрушить врагов Токугава. Под лозунгом «верность и патриотизм» бакуфу вербовало ронинов на востоке, чтобы усмирить ронинов на западе. Напрасно сёгунат неуклюже пытался завоевать преданность членов «верного и патриотичного» отряда с помощью денежных подачек. Когда оказалось, что противников Токугава среди них никак не меньше, чем среди тех, кого им полагалось усмирить, протектор Киото и его сбитые с толку союзники в Эдо в замешательстве остановились. Сёгун Токугава Иэмоти был не в состоянии изгнать иностранцев — его правительству, да и Японии в целом, недоставало для этого военной мощи. Горькую правду о том, как уязвима Япония перед иностранной угрозой, давным-давно озвучил не кто иной, как знаток западной военной силы Кацу Кайсю (11). Десять лет назад, перед лицом «пушечной дипломатии» Перри, когда большинство японцев слепо противилось открытию страны, Кайсю, в то время безвестный вассал Токугава, написал письмо в правительство. В этом знаменитом документе он заявил, что Эдо необходимо как можно скорее снять многовековой запрет на строительство больших океанских судов и создать современный военный флот. И для этого — чтобы добыть средства на постройку военных кораблей и производство ружей западного образца, — необходима международная торговля. Хотя и это, и другие предложения Кайсю бакуфу в 1850-х годах приняло, весной 1863-го и в последующие годы Япония по-прежнему оставалась технологически отсталой страной. В то время как большая часть его соотечественников пафосно твердила об изгнании иностранцев силой «самурайского духа», Кацу Кайсю, опередивший свое время, открыто признавал, что без помощи извне — иными словами, без современных военных технологий — у Японии нет шансов выстоять против Великобритании, Франции, России или США. Если она не подготовится к будущему, то, как Китай и Индия, окажется под иностранным гнетом. Кайсю, наряду с горсткой других дальновидных людей, среди которых были как сторонники, так и противники Токугава, знал, что Эдо дало обещание изгнать иностранцев в лучшем случае чтобы успокоить, в худшем — чтобы обмануть императорский двор. Князя Мацудайру Катамори более заботила защита сёгуна, нежели горькая правда о слабости Японии. Клан Мацудайра из хана Айдзу был вернейшим союзником Токугава, а кроме того, одним из «родственных домов» — на их гербе красовались три мальвовых листа рода Токугава. В возрасте двадцати семи лет уроженец Эдо князь Катамори, глава дома Мацудайра и даймё Айдзу, был назначен протектором Киото. Первое, что ему поручили после назначения, — обезопасить улицы города при подготовке к визиту Иэмоти. В конце 1862 года, второго года эпохи Бункю, руководство бакуфу разработало план, чтобы помочь протектору. В прежние времена они бы усмирили изменников в Киото с помощью самураев из лагеря Эдо, но сейчас у них возникла необычная идея. Токугава бакуфу впервые в истории официально вербовало ронинов — более уважительно именуя их роси, — чтобы подавить мятеж (12). С этой целью правительство объявило всеобщую амнистию, на основании которой даже заключенные, которых сочли подходящими кандидатами для вербовки, получили свободу и были внесены в списки. К февралю сотни людей, в большинстве своем с востока, были завербованы в Ополчение роси, чтобы служить сёгуну на беспокойном западе. В апреле предыдущего года Симадзу Хисамицу, отец даймё Сацумы и фактический правитель этого могущественного клана, ввел в Киото тысячную армию, что стало беспрецедентной демонстрацией военной мощи со стороны «внешнего» князя. Хисамицу, время от времени принимавший сторону Токугава, понуждал императорский двор поддержать хваленый призыв Эдо к союзу Двора и Военного лагеря. Объединившись с Киото, чтобы укрепить мощь страны перед лицом иностранной угрозы, бакуфу надеялось вернуть себе прежнюю неоспоримую власть. Руководствовались они следующим соображением: если союз будет заключен, роялисты больше не смогут выступать против бакуфу, поскольку это равносильно выступлению против императорского двора. У князя Хисамицу между тем имелись свои скрытые мотивы: став посредником, он укрепил бы свое влияние в Эдо и завоевал авторитет в Киото за счет своих соперников из Тёсю. По прибытии в императорскую столицу князь Хисамицу, как и ожидал, получил приказ восстановить порядок в городе — что, безусловно, было первостепенным желанием императора Комэя. Тем больше была досада князя, когда он узнал, что радикально настроенные самураи, включая два десятка его собственных вассалов, собираются поднять бунт. Мятежники намеревались проникнуть в императорский дворец и убить сторонников Токугава, которые, как они утверждали, «наводнили» двор. Они ждали появления хозяина Сацумы, рассчитывая на его поддержку, поскольку, по их мнению, Хисамицу прибыл, чтобы объявить войну бакуфу. Поняв, что неправильно оценили намерения Хисамицу, бунтовщики собрались в гостинице Тэрада города Фусими, что к югу от Киото, дабы окончательно утрясти планы военных действий. Хисамицу послал в Тэрадая девятерых самураев (все до единого — мастера меча), чтобы те привели двадцать своих блудных собратьев обратно в ставку клана в Киото. Результатом стала пресловутая братоубийственная резня в гостинице Тэрада — первая, пусть и безуспешная, попытка восстания против Токугава бакуфу (13). Среди организаторов провалившегося мятежа был ронин по имени Киёкава Хатиро, старший сын в семье зажиточных производителей сакэ из хана Сёнай на севере Японии. Киёкава питал отвращение к семейному бизнесу, отдавая предпочтение воинским искусствам и литературе. Он учился в знаменитом додзё Тиба, одной из трех крупнейших фехтовальных школ в Эдо (14), и стал прославленным бойцом, имевшим право обучать стилю Хокусин Итто. Будучи вдобавок известным ученым-конфуцианцем, он преподавал это учение в собственной частной школе в Эдо. Он был харизматичным оратором, высоким, изящно сложенным, со сверкающими глазами. Политически активный и амбициозный, он как и многие из его сословия, осуждал бакуфу за проявленную в отношениях с иностранцами слабость. Киёкава прямо и открыто выступал против Токугава. Он был человеком твердых убеждений и, похоже, вспыльчивым. Однажды вечером, возвращаясь после обильной попойки, он едва не столкнулся на одной из центральных улиц Эдо с человеком, шедшим ему навстречу. Тот попытался ударить его дорожным посохом. Самурай вышел из себя. В следующее мгновение он выхватил меч и ловким ударом снес человеку с посохом голову. Магистрат Токугава в Эдо пристально следил за Киёкавой, зная о его открытых антиправительственных взглядах, и воспользовался вышеупомянутым убийством, чтобы выписать ордер на арест. Но Киёкаву не арестовали. Он отправился на запад Японии, вербовать Сиси в ряды роялистов, и пользовался значительным влиянием среди радикалов Тёсю, Сацумы и Тоса. Хотя мятеж в Фусими с треском провалился, Киёкава не отринул свой девиз — «верность императору, долой бакуфу». План создания Ополчения роси номинально был предложен неким Мацудайрой Тикараносукэ (15), главным учителем фехтования в Военной академии бакуфу в Эдо и близким родственником сёгуна. В намерения Мацудайры входило обуздать угрожавших правительству ронинов-радикалов в Эдо и его окрестностях. Если бы эти ронины приняли сторону Токугава, бакуфу стало бы проще осуществить союз Двора и Военного лагеря. Однако настоящие организаторы отряда планировали другое. Одним из них был Киёкава, другим — Ямаока Тэцутаро (16), самурай низкого ранга из клана Токугава. Киёкава и Ямаока были близкими друзьями. Оба изучали кендзюцу (буквально — искусство владения мечом) в додзё Тиба. Вскоре после заключения торговых договоров они создали антиправительственную партию, проповедовавшую доктрину «почитание императора и изгнание варваров». Ямаока был помощником учителя кендзюцу в Военной академии бакуфу. Его верность Токугава была несомненной, но, как и Киёкава, он почитал императора и мечтал изгнать иностранцев. Примерно тогда же, когда Ямаока получил от бакуфу приказ надзирать за Ополчением роси, Мацудайра счел Киёкаву идеальной кандидатурой для вербовки других ронинов. Во время всеобщей амнистии ему простили его преступление. Киёкава как предводитель, а также лозунг «верность и патриотизм» стали символом отряда и синонимом «почитания императора и изгнания варваров». Киёкава вербовал и других «верных и патриотичных» людей. Вскоре ополченцев стало уже двести пятьдесят, и по численности отряд сравнялся с армиями многих феодальных владений. Первый за более чем двести лет визит сёгуна в Киото показал, что Эдо уже не так крепко держит бразды правления, как прежде. Он способствовал дальнейшему росту влияния радикалов при императорском дворе и подстегнул роялистов. 8 февраля 1863 года, третьего года эры Бункю, Ополчение роси отправилось из Эдо в Киото как авангард свиты сёгуна. До поры до времени члены отряда Киёкавы делали вид, что выполняют приказ бакуфу защищать сёгуна. Они собрались в храме Дэндзуин в Эдо, начальной точке своего трехсотмильного путешествия. Две недели спустя, на девять дней опередив сёгуна, они пересекли деревянный мост Сандзё через Камогаву, текущую по восточной части Киото. Большинство этих воинов с востока до того в глаза не видело древнюю западную императорскую столицу. Был разгар весны (17). На зеленых холмах к востоку от города вовсю цвели вишни. Облетевшие цветы окутывали нижнюю часть Киото бело-розовой дымкой. Вдали, на другом конце города, ополченцы увидели пятиярусную пагоду храма Тодзи — черный монолит, возвышающийся на юго-западе. Рассказывают, что в ночь перед прибытием отряда в Киото головы трех деревянных статуй из местного буддистского храма были отделены и выставлены вдоль берега реки. Это были изображения трех сёгунов из рода Асикага (18), чье слабое правление длилось пятнадцать поколений. Этот символический акт «кары небес» свершился буквально за несколько дней до прибытия Иэмоти в Киото как недвусмысленная угроза Токугава бакуфу. Ополченцы разместились в западном предместье города, к северу от Тодзи и в двух милях к западу от Камогавы. Ставкой их сделался храм Синтокудзи в деревне Мибу, окруженной сельскохозяйственными угодьями. Они заселили Синтокудзи и другие близлежащие храмы и частные дома. Большинство роси было одето бедно и убого. У некоторых на одежде не было семейных гербов, и они носили полосатые хлопковые крестьянские куртки. Кроме двух мечей на левом боку, ничто не указывало на их статус самураев. Местные жители, опасаясь такого «пестрого» войска, дали им нелестное прозвище «Мибу роси». Когда же некоторые из солдат принялись вымогать деньги у состоятельных торговцев, запугивать и притеснять местное население, к ним пристала уничижительная кличка «Волки Мибу». По прибытии в Мибу Киёкава собрал все двести пятьдесят человек в тесном главном здании храма Синтокудзи. Они уселись на застеленный татами пол перед буддистским алтарем, положив мечи рядом с собой. Киёкава встал у алтаря, лицом к собравшимся. Внезапно он без обиняков заявил, сверкая глазами, что верность «людей благородной цели» должна без остатка принадлежать императору, а не Токугава. Ополченцы были завербованы за свою верность и патриотизм, напомнил он. Настоящая цель их прихода в Киото — не защищать сёгуна, а помочь Иэмоти выполнить его обещание изгнать иностранцев. Киёкава предъявил своим людям адресованное императорскому двору письмо, в котором излагались эти соображения и предложено было сделать «верный и патриотичный» отряд войском сонно-дзёи. Письмо подписали все до единого, поскольку никто не хотел выступать против самопровозглашенного предводителя отряда. На следующий день Киёкава направил письмо во дворец. Радикально настроенное окружение императора приняло его с одобрением. Чиновники Токугава были, мягко говоря, встревожены. Кое-кто предложил убить Киёкаву. Но возможный резонанс среди придворных, отступников-роялистов и даже Ополчения роси склонил власти к тому, чтобы подыскать менее опасное решение проблемы. «Менее опасное» решение подвернулось в связи с последними событиями в Эдо. В прошлом августе самурай из клана Сацума хладнокровно зарубил британского подданного. Тот вместе с тремя соотечественниками ненароком преградил путь свите князя Сацумы в деревеньке Намамуги возле Эдо (19). Англичане потребовали от Эдо репараций. Британский флот стоял в Иокогаме в ожидании исхода переговоров между двумя правительствами. В случае провала переговоров британцы угрожали нападением. Киёкава предложил, чтобы его Ополчению роси позволили незамедлительно вернуться в Эдо и помочь изгнать иностранцев. Бакуфу приняло это предложение, но с тайным умыслом. Сёгун намеренно дал туманное обещание дзёи, чтобы не связывать себя императорским указом, которому, как он знал, не получится следовать. Но правительство Эдо не чуралось обмана. Бакуфу устроило так, что императорский советник отдал ополчению приказ возвращаться в Эдо, — под